Если тут и хранилась какая-то тайна, едва ли у неё был шанс дождаться прихода Карася. Он вздохнул, признавая своё поражение в не начавшемся толком бою, и тут же увидел саламандру.

Моргнул раз, другой. Потер пересохшее горло. Саламандра была прямо напротив книжных полок, над бесполезным с виду круглым столиком, где валялись вскрытые конверты, тряпочки для очистки чернильных перьев и смятые листки «Вестей Бризоли». Саламандра оказалась небольшим невзрачным панно — серая выпуклая ящерка с ладонь величиной, выбитая на гладкой металлической пластине.

Понимая, что медлить нельзя, Карась шагнул к панно, завис над ним, скрючившись над столиком в неудобной позе. Ощупал фигурку саламандры, ее хвост и когти — всё оказалось монолитным, никаких скрытых кнопок и пластин. Нажал на панно — безрезультатно. Обстучал стену вокруг, но не смог ничего понять: все звуки заглушал стук его собственного сердца, которое колотилось в горле и отдавало в уши прибойным грохотом. Потом Карась, кажется, вечность стоял в раздумье, глядя на саламандру нетерпеливо, сердито, взволнованно, а потом бросился отодвигать нелепый столик и поднимать пыльный ковер под ним.

Одна из досок пола щелкнула под его руками и «клюнула» пустое пространство под собой, застыла качелькой. Панно откинулось, открыв нишу в стене и её небогатое содержимое — небольшую пухлую тетрадь. Карась схватил ее только с третьего раза, так сильно тряслись руки. Открыл, пролистал, увидел сплошь непонятные рукописные закорючки. Карась не умел читать, но это точно не было похоже на обычное письмо — знаки сложные, закрученные, и каждый писан отдельно. Какое-то время Карась стоял, не в силах пошевелиться, и смотрел на свою добычу, а чернила под его вспотевшими пальцами слегка расплывались и пахли конторскими крысами.

А потом, очнувшись, Карась вернул на место доску и ковер, даже потопал по нему немного, чтобы разбросать пыль и скрыть след залома, поставил обратно столик и засунул за пояс тетрадь. Теперь, если его поймают на втором этаже, да с этой вот тетрадкой, точно сочтут сообщником убийцы профессора и повесят!

Уже выскользнув из коридора, Карась услышал, как кто-то поднимается по лестнице, и снова шмыгнул в тот первый коридор, где прятался по указке Деллы. К счастью, он был темным, и одна из дверей оказалась утоплена в стенной нише, так что Карась распластался по этой двери, сливаясь с тенями. Ему казалось, что шаги, которые он слышит — знакомые. Запах отсюда не услыхать.

Человек пошел от лестницы к тому коридору, который только что покинул Карась. Шагал уверенно, словно знал: в это время никого тут не встретит, а если и так — встреча его не очень-то страшит, но в то же время он явно старался ступать тихо, желая по возможности остаться незамеченным. Карась видел его лишь миг: большой хищный нос, выдающаяся вперед нижняя челюсть, словно у охранного пса диковинной породы, чуть сутулые плечи, широкий шаг человека, не привыкшего к суше.

Еще миг — и он пропал из виду, а Карась, крепко зажмурившись, сильнее вжался в дверь спиной. Он был уверен, что от этого человека пахнет кожей и солёным ветром.

***

Нанесенное сестре оскорбление Болтон считал слишком сильным, чтобы его мог искупить выбитый в трактире зуб Рауля. Делла кричала, топала ногами и запрещала Болтону рисковать своим местом в Академии, здоровьем и жизнью из-за «невежества, которое достойно лишь презрения, а вовсе не низменной драки», но дуэль была назначена и обязана состояться.

Для тайных встреч с оружием, как акваморы называли дуэли, которые хоть и были запрещены, но активно практиковались в их среде, использовался старый портовый пустырь. После страшных пожаров, случившихся четверть века назад, пустырь оказался заброшен, как и выгоревшие дотла доки. В том пожаре погибло много народу: портовые служащие, чернорабочие, торговцы и ремесленники, приехавшие за своими заказами, да несколько десятков пожарных, в течение суток боровшихся с огнем. С тех пор Жженая плешь пользовалась дурной репутацией, уличные мальчишки слагали легенды о призраках погорельцев, которые бродили по этим местам, и считалось особой удалью вечером забраться на территорию доков и провести там всю ночь.

Акваморы давно присмотрели это место для решения своих разногласий. Подальше от зорких глаз преподавателей, поближе к воде. Вода позволяла привести себя в порядок и вернуться в Академию в более или менее достойном виде, так чтобы цепкий преподавательский взор не мог сразу определить правонарушителя. А то иначе не миновать холодной, да к тому же тяжелого разговора с ректором.

Акваморы сражались больше для того, чтобы выплеснуть накопившуюся злость, стравить пар и поставить на место обидчика. Поэтому дуэль шла до первой крови, хотя нередко дуэлянты входили в такой раж, что кровь проливалась нешуточная. В особенности если в поединке сходились Бризы и Циклоны — только за прошлый год на дуэли погибло двое Циклонов, один Бриз отправился в лекарню с тяжелыми колотыми ранениями, а их соперники были с позором изгнаны из Академии.

Впрочем, наказания не могли остановить забияк, которые постоянно задирали друг друга, кичась каждый своим кланом, достатком и положением в обществе их семей. И особым шиком среди акваморов считалось поставить на место выскочек из верховного клана Бриз. На это требовалась особая смелость.

Представителей Бриза в Академии было большинство. Так что основными задирами дель Бризов были Циклоны. Только они вели себя столь же раскованно и вызывающе. Верховный клан и этих морских разбойников связывали особые отношения. Семьи Бриза активно прибегали к услугам Циклона, поэтому отпрыски этих кланов, казалось, ничего не боялись, оттого дерзили всем, невзирая на положение в обществе, и нарывались на неприятности.

Болтон дель Бриз, будучи младшим сыном верховного тана, дуэлей и прежде не избегал, но нарывался. Чаще всего на Жженой плеши он выступал в качестве секунданта, следил за точностью соблюдения дуэльных правил, но дважды и самому ему доводилось драться с наглецами. Однажды с одним из Циклонов, в тот раз он пронзил руку обидчика, после чего поединок был остановлен. Второй раз Болтон фехтовал с выскочкой из Мистраля, после четверти часа танцев со шпагами они заключили перемирие.

Эта дуэль должна была стать третьей на его счету. Секундантом у него выступал Мистраль, тот самый, с которым он бился в прошлый раз. Через него Болтон передал вызов Раулю де Циклону. Встречу не стали откладывать на потом. Мало ли что случится завтра. К тому же дуэль любит горячие головы, и нельзя откладывать ее — мало ли гнев успеет остыть, а кровь охладеть. Мистраль договорился о встрече после последних лекций, когда башенные часы Академии пробьют четыре часа. В это время года еще было достаточно светло, и до закрытия казарм оставалось полно времени.

Болтон в сопровождении секунданта и двух старых друзей, Нирнуса и Дерена, выехал заранее в своем экипаже. Остальным сказали, что они отправляются в портовую таверну «Манар», в которой так любили зависать все акваморы, пользуясь свободным временем. Оставшиеся в стенах Академии акваморы нисколько не сомневались, куда отправились Болтон и компания. Слухи о предстоящей дуэли ходили все предыдущие дни.

По дороге пошел дождь. Капли барабанили по крыше экипажа. И у Болтона заныли зубы, так часто бывало в непогоду. Самое плохое, что дуэль не принято отменять или переносить. В непогоду или при недуге, но дуэлянты обязаны скрестить шпаги, иначе того, кто посмеет уклониться, прославят трусом на всю Академию. Но сражаться в слякоти и лужах — значит изрядно наследить. Ломай потом голову, как не попасться на глаза преподавателям или не вызвать новую волну слухов у акваморов.

Но несмотря на столь ранний выезд, к Жженой плеши они прибыли все равно вторыми. Первым из экипажа выбрался Януш пан Мистраль и отправился навстречу секунданту Рауля де Циклона. Некоторое время они разговаривали, после чего Мистраль вернулся, засунул голову в экипаж. С полей шляпы стекала вода, лицо его было мокрое и довольное, усы блестели от влаги.