Теперь, по всему выходило, ему придется приблизиться к расследователю, потому как Марель дель Бриз держал его за руку своей умирающей рукой и просил найти саламандру, и Карась саламандру нашел, но что делать с ней дальше — это мог понять только кто-нибудь постарше и поумнее.

— Устраивать обыски в порту, Френ! Ты хоть понимаешь, как унижаешь мореходов, бросивших якорь в Бризоли?

Услыхав через открытое окно этот голос, Делла вздохнула и вышла на балкон. Так и есть: в саду с её отцом разговаривал капитан Хёлвер де Циклон.

Ох уж этот капитан! Лихой, как сказочный разбойник, и порывистый, как ветер, предвещающий шторм, он еще год назад без всякого на то намерения покорил сердце младшей дочери тана, Олы. Пока что Делла была единственной, кто догадался об этом, но сестра в последнее время стала такой буйной и непредсказуемой, что Делла отнюдь не поручилась бы за честь семьи, если нынешний приезд капитана Хёлвера в Бризоль затянется.

Как будто Делле мало было волнений из-за проделок Болтона, так еще и это!

— Так надо. Переживут, — пробасил тан, повернулся к Хёлверу боком, сложил руки за спиной и поправился: — Переживёте.

Хёлвер де Циклон вскинул голову, тряхнул гривой черных волос, и Делла против воли залюбовалась его осанкой и гордым профилем, потому даже не поняла, что именно он ответил отцу, и тут же на себя рассердилась. Следовало бы послушать, а не вести себя как эта безответственная Ола!

Хёлвер был почти так же властен, как верховный тан Френ дель Бриз, и уж точно никак не менее упрям. Именно поэтому их добрые отношения и взаимное уважение регулярно подвергались проверке на прочность и, кто знает, быть может, давно бы уже оказались разрушенными, если бы к уважению не примешивалась также ощутимая взаимная выгода.

Делла наблюдала с балкона за ожесточённым спором отца и капитана Хёлвера и в который раз думала, что извечные большие и малые противоречия, столкновения характеров и стремлений, которые сопровождают отношения Бриза и Циклона на протяжении столетий, происходят не от разности их сутей, а от схожести.

Мысль была колючей, противной, но Делла никуда не могла от неё подеваться.

— Меж тем, мой друг, — неспешно и веско продолжал тан дель Бриз, — я предлагаю тебе важное и трудное дело, если ты не побоишься сурового испытания… впрочем, я знаю: под светом Матушки нет ничего, способного тебя испугать.

На соседний балкон вылетела Ола — вихрь белокурых локонов, лихорадка сверкающих глаз, пожар на щеках, нервные тонкие руки в пышных оборках. Она вцепилась в балконные перила, почти легла на них, жадно ощупала Хёлвера взглядом, и было в её глазах такое бесстыдство, что у Деллы от негодования тоже вспыхнули щёки.

— Держи себя в руках! — строго велела она сестре.

Ола отшатнулась, только теперь обнаружив Деллу, и даже уши её запылали, отражаясь розовыми пятнышками в жемчужных серьгах.

— Дочери верховного тана не пристало… — начала Делла, но Ола не дослушала.

— Не твоё дело! — она стукнула кулачком по перилам. — Не смей вмешиваться, не смей, не смей, я всё равно…

— Ола! — шёпотом крикнула Делла.

Сестра развернулась и убежала обратно в дом.

***

Холодной называли полуподвальные помещения, расположенные в главном корпусе Академии. Несколько небольших комнат из серого камня с арочными окнами, забранными решетками, из удобств — дырка в полу да деревянные полки для сна и стол, который располагался на равном удалении от каждой из полок, так чтобы арестанты вынуждены были принимать пищу, толкаясь локтями друг с другом. По замыслу создателей, это должно было объединять особо горячих акваморов, показывая, что между ними нет особых различий, что кланы — это причудливая игра политиков, а люди… они остаются людьми, которые потом начинают играть свои роли, согласно интересам своих семей. Так Болтону рассказывал его отец Френ дель Бриз, которому в его бытность аквамором доводилось сидеть в холодной с хорошими учителями.

На деле же это тесное соседство выливалось в новые противостояния, споры, конфликты, но все за пределами узилища. В холодной же акваморы мирились друг с другом, хотя и случались мордобои, которые чреваты были последствиями. Бузотеров переводили в одиночку, из которой лишь один путь — прочь из Академии. Такой исход родственники наказанного воспринимали очень агрессивно. Незавидна участь бывшего аквамора, который после одиночки вернулся в родной клан. Потраченные на его обучение деньги ложились тяжелым ярмом на его же плечи, и отныне он влачил жалкое существование, берясь за любую работу, чтобы погасить долг отчему клану. Обычно отщепенцы не заводили семей, потому что семью надо содержать, а большая часть заработка уходила на погашение долга. Но случалось, что родственники смирялись с убытком и возвращали такого изгоя в лоно семьи, но ничего толкового ему не поручали, да и на приличные должности рассчитывать он был не вправе. Таких людей называли дейджи. Они даже не могли отречься от клана, потому что в таком случае вынуждены были сначала полностью расплатиться по своим долгам, но мало кто из них готов был на это пойти.

Болтону дважды приходилось сидеть в холодной. В первый раз он провел здесь всего несколько часов. Невинная поначалу перепалка с Циклонами довела до рукоприкладства, после чего его как зачинщика препроводили в арестантскую. Второй раз он здесь был в качестве секунданта и тоже долго не задержался. Теперь же он не надеялся рано получить вольную. Валентайн грозился довести дело до ректора и можно было не сомневаться, что он это сделает.

Разорванная щека продолжала кровить и болела. Болтон сидел, прижавшись щекой к стене, мечтая заморозить рану: быть может, тогда боль уйдет и кровь остановится. Он старался не смотреть на своего соседа по арестантской. Рауль де Циклон лежал на деревянном настиле, подложив под голову скатанный в валик сюртук, и безмолвно смотрел в потолок. Он даже дышал так тихо, что закрадывалось подозрение, будто наглец давно испустил дух.

В соседней комнате царило веселье. Два секунданта травили акваморские байки, давно известные всем, но в то же время не успевающие надоесть. Януш пан Мистраль громко хохотал, но разобрать, что ему рассказывает Блеско фон Бора, секундант Циклона, Болтон не мог. Делить им нечего. Оставалось только позавидовать.

Ему с Циклоном тоже делить нечего. Если задуматься, то они в чем-то даже похожи. Решительные, целеустремленные, задиристые. Слепленные из одного теста, только разделенные интересами кланов.

От размышлений Болтона оторвал неожиданно прозвучавший голос:

— Я неправ был. Твоя сестра не свихнутая, а просто увлекающаяся. И это хорошо, — сказал Рауль и отвернулся к стене.

Больше он не сказал ни слова.

Болтон улыбнулся. Циклон извинился перед ним! Похоже, мир медленно сходит с ума.

До ужина оставалось еще часа полтора.

***

Делла вошла в комнату сестры без стука, и лицо ее выражало решимость. Ола сидела за столом и что-то писала, улыбаясь листу бумаги нежно и задумчиво, лучи Матушки через открытое окно заливали комнату, играли бликами в светлых, высоко заколотых волосах, поглаживали пальцы, подсвечивали линию длинной шеи и совсем еще детских щёк. Звук открывшейся двери выдернул Олу из мечтательной задумчивости, она вздрогнула и обернулась, сердито нахмурившись, но при виде Деллы залилась краской, быстро смяла недописанное письмо и почти отбросила перо.

Делла стояла и смотрела на сестру своим обычным выжидающим взглядом, от которого люди посмелее Олы впадали в нервическую тревожность, и глаза Олы бегали, пальцы терзали несчастный лист бумаги, щеки пламенели, как закат в ветреный день.

— Сестра, — наконец сказала Делла строго, — подобное поведение недостойно твоего клана и положения. Так пристало вести себя безграмотной островитянке без рода и герба.

Ола опустила голову, но было видно, как упрямо сжались ее губы. Грудь тяжко вздымалась от прерывистого дыхания.