— Мой долг, — ровным голосом продолжала Делла, — удержать тебя от поступков, которых ты будешь стыдиться позднее. Которые запятнают честь твоего клана, подобно чернилам каракатицы…

Крепче стиснув кулаки, Ола замотала головой.

— Ты сама знаешь: твоё тайное увлечение недостойно Олы дель Бриз, поэтому так прячешься ото всех, так страшишься, что кто-нибудь узнает, заметит. Самым разумным было бы отказаться от него в своих мыслях, но ты не пытаешься вести себя достойно, ты подпитываешь тление этого…

— Отстань от меня! — закричала Ола, и её ненавидящий взгляд полоснул Деллу по лицу. — Это не твоё дело! Не твоё!

— Моё дело, — Делла повысила голос, — всё, что касается чести клана и репутации моей семьи!

— Бризы вступали в браки с Циклонами! — понизив голос, горячечно зашептала Ола. — Ты знаешь, что вступали. Ничего в этом нет такого, позорного и недостойного, нечего мне стыдиться или…

— Разве Хёлвер де Циклон предлагал тебе брак? — подняла бровь Делла. — Он, кажется, вообще не помнит, что ты существуешь на свете. Не притворяйся, будто не понимаешь меня! Твои попытки обратить на себя его внимание — вот что позорно, твоя готовность… пойти на что угодно, потеря достоинства — вот что недостойно, вот что пристало лишь безродной островитянке, которая только и ждет, когда на горизонте покажется корабль!

— Отстань, — стиснув зубы, повторила Ола. — Ты мне надоела. Ходишь везде, лезешь во всё. Когда ты уже уедешь к дьяволу отсюда, к своим растениям, когда перестанешь во всё совать свой нос, когда, когда…

Делла не отвечала, молча и презрительно смотрела на Олу, пока та не умолкла, пока взгляд ее не начал метаться, словно ища, куда можно деться от молчания и осуждения сестры. Потом повернулась и вышла, затворила за собой дверь и прижалась к ней спиной, размышляя о чем-то.

Наконец лоб Деллы прорезала решительная морщинка, и танна отправилась в сад. Отец с Хёлвером сидели в беседке с самого полудня, неспешно пили что-то крепкое, ели томлёную над огнём рыбу, делились новостями и живо обсуждали планы каких-то исследований подле Барьера. Ола наверняка рассчитывала передать Хёлверу письмо, когда он будет уходить. Позорище.

Идя к беседке, Делла слышала, что капитан снова спорит с таном из-за обысков, которым теперь подвергают всех и всё, что поднимается на борт стоящих в порту кораблей, и по голосу Хёлвера было ясно, что его это очень сердит, а Френ, как и раньше, давал понять, что решение важное и не подлежит обсуждению.

Вежливо дождавшись паузы, Делла вышла из-за живой изгороди и произнесла:

— Отец, — почтительный кивок, на который тан ответил удивленным шевелением густых бровей.

— Хёлвер де Циклон, — менее почтительный кивок и короткий взгляд, однако и его было достаточно, чтобы Делла в который раз признала: увлечение её сестры более чем понятно. Капитан не только был молод и хорош собой, от него еще исходили невидимые глазу волны, в которых смешивались дух приключений, лихая сила и бесшабашная уверенность непонятно в чём, и всё это было… волнительно. Да, волнительно, и само это слово Делле не нравилось.

Хёлвер поднялся из-за стола, чуть склонил голову в ответ и тут же сел обратно, переключив свое внимание на рыбу.

— Так как время пребывания капитана в Бризоли подходит к концу, — Хёлвер недоуменно уставился на Деллу, но она смотрела на тана, — может быть, он согласится немножечко изменить свои планы и отвезти меня в земли Сирокко?

Де Циклон поперхнулся рыбкой, закашлялся и принялся колотить себя по груди.

— Я больше не в силах затягивать начало более глубокого изучения растений, — твёрдо проговорила Делла, глядя тану в глаза, — тем более, что недавно до меня дошли весьма удивительные слухи о талантах ткачей в обращении с ними. Может ли дочь верховного тана рассчитывать на доброту и содействие славного Хёлвера де Циклона?

***

— Иди! Оты! Маль! Чишки! — припечатывал Аэртон, сопровождая каждый возглас размашистым ударом кулака по воображаемой столешнице.

Кортон внимал. Они только что вышли из Академии, и Аэртон находился в том редком состоянии, когда ему требовалось проговаривать факты перед слушателем, а не только вертеть их в голове так-сяк и бормотать себе под нос.

— Клуб Вис-сельников. Тьфу!

Редкие прохожие с удивлением посматривали на Аэртона, а тот целеустремленной бригантиной несся по улице, ни на кого не глядя.

— И что с ними делать? Сдать серым шапкам? Все вокруг с ума посходили. Все!

Аэртон рыкнул, возмущенный мировым несовершенством, и еще ускорил шаг. Кортон, отдуваясь, поспешал за ним. От самой Академии их догонял мальчишка, которого пока ни Аэртон, ни Кортон не заметили.

— Старик Жайкоб говорит, сам тан озаботился этим делом. Это значит, что мне нужно быть скорым и проницательным, как никогда, а я столько времени убил на ложный след и повесил себе на шею ту еще задачу! Что делать с мальчишками, как правильно, а? Забыть — не годится, нехорошие там р-разговорчики! Сдать их — поломать судьбы юным придуркам, большинство из которых безвредней головастика!

Дыхание Аэртона сбилось от быстрого шага, и он замедлился, а потом и вовсе остановился.

— А тут еще внимание к делу самого верховного тана!

— Жайкоб, возможно, преувеличивает это внимание, — наконец сумел вставить словечко Кортон. — Конечно, вопрос в том, что именно было в тех бумагах, но… У тана своих дел по горло, да теперь еще и Делла отправляется в плаванье, слыхали? А ведь на Деллу тан очень полагается во всяких мелких важностях, и что теперь? Через два дня на корабле Циклона Делла дель Бриз отправится в земли Сирокко и будет там…

Сзади раздалось удивленное восклицание, и Аэртон с Кортоном обернулись. Мальчишка, бежавший за ними от Академии, наконец догнал их, и что-то в словах Кортона его потрясло: он стоял, прижав ладонь ко рту, и даже не думал извиниться за хамское подслушивание чужой беседы или задать стрекача, пока не схлопотал подзатыльник за такое непочтение.

Мальчишка был самый обычный, из рабочих кварталов, наверное: босые ноги, одежда аккуратная, но много раз заштопанная, на штанах несколько чешуек, лицо закрывает большая, явно чужая шляпа, из-под которой видны только рот и подбородок.

— Чего тебе? — Аэртон шагнул к мальчишке, еще не понимая, что хочет сделать: выдать пинка под зад или сорвать шляпу с его головы.

— Я… вот! — паренек отступил на шаг и спешно принялся вытаскивать из-за пояса замызганную тетрадь. — Это просили передать расследователю! Человек, которого я не знаю, просил!

Он протянул было тетрадь обалдевшему Аэртону, потом быстро отдернул руку, отступил еще немного и положил тетрадь наземь. А потом сделал еще пару шажочков назад.

Аэртон подался вперед, мальчишка снова отбежал. Отчего-то он не уходил, хотя видно было: ему очень хочется оказаться как можно дальше отсюда, и Аэртон с Кортоном думали, что он расскажет про человека, от которого получил тетрадь, но вместо этого мальчишка задал совершенно неожиданный и дикий вопрос:

— А на каком корабле поплывёт Делла дель Бриз?

***

Кто этот странный мальчишка? И откуда у него взялась записная книжка профессора Мареля? Поверить в его невнятную историю о каком-то незнакомце, что попросил передать тетрадку, невозможно. Наигранно и неубедительно. К тому же мальчишка явно сильно храбрился, прежде чем с ним заговорить. И откуда он знает Деллу дель Бриз? Малёк явно знает и что-то еще. С ним надо будет потом поговорить по душам. Кажется, Аэртон видел его где-то в Академии, но вот только не помнил где. Паренек мал для аквамора, стало быть, кто-то из прислуги. Найти его при желании будет нетрудно.

Но это сейчас не самое главное. Главное — это тетрадочка, в которую старательный Марель записывал свои заметки по работе с акваморами. Аккуратные списки имен с датировками и закорючки, значки напротив, которые несли в себе какой-то смысл, пока ему не доступный. Но с этим в Тайной канцелярии разберутся. Там сидят хорошие крючкотворы, шифровальщики. Да и вряд ли Марель изобретал свой шифр. Скорее воспользовался чем-то стандартным.