Можно было ожидать, что Делла ответит лишь своим особенным взглядом, долгим и выжидающим, под которым люди начинали метаться, как мыши при свете свечи, но танна добавила ко взгляду еще и слова:

— Растения поумнее некоторых из вас, сударики! Кроме того, вы просто вымрете без растений, тогда как они без вас отлично проживут!

В другое время все просто почтительно умолкли бы, но пирушка есть пирушка.

— Все знают, что ты увлекаешься растениями, — провозгласил Рауль, — вроде даже изучаешь их. Только никто в толк не может взять, зачем они тебе нужны. Что в них интересного?

Он просто спросил, без ухмылки на лице, без издёвки в голосе, и Делла, плохо знавшая Рауля, не удивилась, но Болтон нахмурился и отставил свою кружку.

Увлечение растениями — казалось бы, что может быть скучнее? Оно легко стало бы поводом для всеобщих открытых насмешек, не будь Делла дочерью тана и не держись она с таким бесконечным достоинством. Даже дома редко кто подтрунивал над ней, только тан иногда отпускал едкое замечание — дескать, такой ум и так глупо пропадает! — да Ола, младшая сестра, в запале могла выкрикнуть что-то о никчемности подобного увлечения.

Делла отвечала на эти выпады подчеркнутым равнодушием и долгим ледяным взглядом, и глаза её тогда казались не серо-голубыми, а просто серыми, как сталь.

Быть может, один Болтон понимал, что её задевает такое небрежение. Быть может, один Болтон видел, что точно таким же образом Делла реагирует на неискренние сожаления окружающих о недавно расстроившейся свадьбе с Рокком фон Бора. Болтон крепко подозревал, что самой Делле с высокой мачты наплевать было и на Рокка, и на Бора, околонаучные изыскания занимали её куда больше, а вот плохо скрытое злорадство в выражаемых сожалениях злило сестру. Она прекрасно понимала, что «доброхоты» на самом деле думают: «Врут эти Бора, никуда их Рокк не пропал, просто сбежал от такого счастьица, вот и всё».

Словом, когда Рауль, случайно или нет, наступил Делле на больную, тщательно скрываемую ото всех мозоль, Болтон подобрался.

— Растения были тут до нас, — ответила Делла. — Мы думаем, это мы самые умные и важные, потому что ходим на двух ногах и плаваем на кораблях, покорили все воды и склоняем природу к своей воле. Но правда в том, что мы зависим от растений и умрем, если они исчезнут, а если вдруг исчезнем мы — они едва ли это заметят.

Многие акваморы опустили головы, пряча улыбки. Некоторые смотрели на Деллу во все глаза и пытались сообразить: танна что, шутит? Кто бы подумал, что она это умеет!

— Я слышал нечто подобное, — вкрадчиво проговорил Рауль, — в землях Сирокко.

— Кому понимать растения, как не кланам Фён и Сирокко, — Делла кивнула, щеки её слегка порозовели, — но именно Сирокко, как я слышала, занимается не только разведением растений, но и изучением их природы, способов взаимодействия с ними…

Януш хрюкнул и уткнулся в свою кружку, скрывая смешок — понимал, что иначе Болтон тут же сделает из него мореходскую отбивную.

— Вза-имо-действия, — едва ли не по слогам повторил Катриэль и уставился на Деллу.

— Они живут в симбиозе со множеством насекомых, — чуть подавшись вперед, пояснила она, — у них есть способы подавать друг другу сигналы опасности, удаляться от неё, искать свет и питательные вещества! В целом их уровень организации не ниже, чем у животных, а некоторые растения достаточно умны, чтобы питаться животными! Раз они так умны, то с ними можно и взаимодействовать, не так ли?

К этому моменту уже все акваморы прятали лица, низко склонив головы или уткнувшись в еду и питье, только девушки да братья Циклон смотрели на Деллу, выпучив глаза и разинув рты.

— Да чтоб меня каракатица обняла, — выдохнул Рауль. — Ты же совершенно свихнутая!

И тут же, к отчаянью несчастного трактирщика, Болтон сиганул на него через стол.

***

В это самое время хозяин другого кабака под названием «Три офицера», папаша Лонг дель Бриз, тоже пребывал в большом волнении, оттого ронял бутылки, рявкал на разносчиков еды и даже едва не наорал на повара, что было бы уж совсем некстати. Повар его был настоящим мастером, способным состряпать обед-объедение для целой компании, имея под рукой буквально горстку крупы и обглоданный рыбий хвостик, но при душевных волнениях повар начинал еду пересаливать, недоваривать и сжигать, тем самым вызывая яростное возмущение гостей и отчаяние папаши Лонга.

Сейчас он, в который раз протирая стойку почти чистой тряпицей, с беспокойством поглядывал в угол зала, где за маленьким столом пили два капитана де Циклон: Натан по прозвищу Старый Пёс и Хёлвер с корабля под названием «Сель».

Натан Старый Пёс тащил за собой дурную репутацию, последствия нескольких серьезных ранений, груз множества приключений и душок смутных историй, в которые капитан попадал из-за своего буйного нрава и совершенной несгибаемости. Был он коренаст, чуть сутул и космат, обладал впечатляющим носом и выдающейся вперед челюстью. Никто не мог сказать наверняка, получил он своё прозвище благодаря внешности или характеру. Хёлвер де Циклон, тоже лихой и упёртый, был известен куда большей гибкостью, удачливостью и изрядным умом.

На столе у них лежал знакомый трактирщику кожаный футляр, и видно было, что между капитанами по этому поводу идет отчаянный торг, причем не за обладание бумагами внутри футляра, а скорее против такого обладания.

Трактирщик почти вываливался из-за своей стойки и отчаянно напрягал слух, но улавливал только обрывки фраз.

— Да ты рехнулся… обыски в порту… крыса не проскочит!

— … в бочке с селёдкой, а?

— И в бочке крыса не проскочит!

Папаше Лонгу, конечно, нравилось вести маленькие выгодные делишки с Натаном, но теперь, соображал папаша, теперь над Старым Псом может нависнуть тень в серой шапке или в чём похуже, и тогда непременно выплывут на свет их выгодные тёмненькие дела, да еще какие-нибудь другие Пёсьи грешки повесят на него, Лонга, как на подельника.

— …твоя сделка, не впутывай…

— …забывай… за тобой должок после Корды…

Ну почему Натан не уплыл из Бризоли после убийства профессора?! Зачем он теперь сидит за столом с Хёлвером — все же знают, что тот, помимо всего прочего, ведёт дела с самим верховным таном, Френом дель Бризом! Пёс совсем потерял нюх, если не понимает, как близко он подобрался туда, куда подбираться вовсе не следует!

Если, конечно, подумалось папаше, и он надул щёки, размышляя, если только Пёс не знает про Хёлвера что-то неизвестное папаше Лонгу, а такое очень даже может быть!

— …выгодно продать…

— …не пойми что там начерчено!..

— …Бора не зря копают… заплатят хорошо!

Мысли, которые сейчас метались в голове Лонга, были куда больше и сложнее, чем могла вместить голова обыкновенного трактирщика, и от осознания огромности этих мыслей ему становилось еще тревожней и страшнее.

В конце концов, после того как Натан Пёс еще несколько раз напомнил про «должок», Хёлвер с большой неохотой забрал со стола футляр и сунул под куртку.

— …что Марель тебя не узнал? — услышал его голос папаша и покрылся холодным потом.

Вовсе он не хотел наверняка знать про всякое такое! И вообще хотел забыть о профессоре! Мало того, что папаше Лонгу пришлось наврать следователю про тот вечер, когда был убит Марель — сказать, будто вечер был самый обычный, притвориться, будто он не видел, как Пёс караулил профессора, а потом пошел следом за ним до следующего кабака… Так теперь еще и этот разговор двух капитанов, по которому выходит, что история отнюдь не закончена, а может быть, и не началась-то еще толком.

История, вполне возможно, и не началась, а папаша Лонг уже на грани сердечного приступа. Опасны в его годы такие волнения, вот что! — …если и узнал… разница…

— …нюх потерял, что ли, Пёс?.. думаешь… наизусть помнил всех, кого прищучил?.. быть записи, и тебя по ним вмиг…

Натан Пёс выругался, затейливо и во весь голос, вдобавок еще ахнул кружкой по столу, и было это так неожиданно и громко после едва слышного бормотания, что папаша Лонг с перепугу едва не обделался.