– Да, Ваша честь.

– Расскажите присяжным, кем вы приходитесь обвиняемому и как его можете охарактеризовать. Напомню, что выступая в суде вы обязуетесь отвечать на любые вопросы как со стороны защиты, так и обвинения.

Леви начал рассказывать о моих «заслугах», которые я никогда не воспринимал чем-то особенным. Например, как убедил представителей «Альфарона» в необходимости дать другу должность. Или случай, когда Леви остался на мели, а я почти целый месяц кормил его из своих запасов. Начал замечать, что лица присяжных меняются, даже у прокурора несколько раз промелькнул намек на улыбку.

– Леви Чейз, – обратился судья, – как полагаете, способен ли господин Аксел совершить кражу имущества компании?

– Никогда, – уверенно ответил Леви. – Ниро Аксела даже в бар не затащишь, он предпочтет сидеть дома, лишь бы не замарать репутацию перед компанией.

– Протестую ваша честь, – оборвал друга прокурор. – Господин Чейз является другом подозреваемого, поэтому может говорить что угодно, лишь бы выгородить обвиняемого.

Судья принял слова обвинения и отправил Леви в зал. Наконец, мне дали последнее слово. Особых надежд я не питал, но и молчать не собирался. Будь что будет.

– Ваша честь, уважаемые господа присяжные, во-первых, благодарю, что вы стоите на защите правосудия моей страны. Я признаю, что мои действия – это нарушение закона и внутренней политики компании, где я работал. Однако, что бы ни говорила сторона обвинения, я не признаю себя виновным в преступлении против человечества. Наоборот, это – осознанное решение пойти на риск, чтобы помочь людям, которые отчаянно нуждались в помощи.

Что такое осколок люмитиста? «Альфарон» считает их важной частью производственного процесса, при этом в присутствии рабочих называя «утильным продуктом». Простые люди типа меня под словом «утиль» понимают мусор, который, в то же время, в небольшой деревне способен обеспечить детей чистой водой как минимум на месяц. Что делает нас людьми? На мой взгляд, в первую очередь, способность не остаться равнодушным к крику о помощи. Именно неравнодушие толкнуло меня на этот шаг и незнание истинной цели назначения обломков. Поступил бы я иначе, будь у меня второй шанс? Если на кону против моей жизни стоят жизни других, я выберу их, а не себя. Повторюсь, я никогда бы не пошел на воровство, если бы не крайние обстоятельства. Я всегда был законопослушным гражданином Кормонда, что бы обо мне ни говорили. Я надеюсь, что несмотря на все, что здесь было сказано против меня, суд примет справедливое решение. У меня все, Ваша честь, – с этими словами я сел.

Судья объявил перерыв. Меня увели из зала суда в изолятор. Прошло больше часа пока сообщили о готовности приговора. Судья, поднявшись с места объявил:

– Учитывая все сказанное во время слушания, суд пришел к решению признать господина Ниро Аксела виновным в краже имущества принадлежащего НИИ «Альфарон». Суд принял во внимание смягчающие обстоятельства, а также слова подсудимого. Поэтому вместо высшей меры господин Ниро Аксел приговаривается к пожизненным исправительным работам в очистном блоке нижнего уровня НИИ «Альфарон». Как вы сказали, господин Аксел, «выберете жизнь других, а не свою собственную»? Вам она даруется, чтобы посвятить годы на благо компании, которая возвращает человечеству шанс обрести безопасную жизнь. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Приговор я воспринял, в отличие от Леви спокойно. Тот попытался возмутиться, но я взглядом показал, что лучше не стоит этого делать. Не хватало, чтобы еще и к нему начали присматриваться. Конечно, мое негодование от фарса, называемого громким словом «суд» никуда не делось, зато я понял, кто был инициатором моего ареста. Вряд ли господин Норр был доволен итогом, но спасибо присяжным, что смягчили приговор. Перспектива пожизненного срока на исправительных работах, да еще и в очистном блоке, не были предметом мечтаний. Если же посмотреть с другой стороны, не ликвидация, и то хорошо. Лучше уж так, чем перспектива стать биомассой.

После суда меня сразу же доставили на место. Новое жилище мало чем отличалось от тюремной камеры. Поскольку оно располагалось под землей, источник естественного света – окно на потолке. Но тут хотя бы было проведено электричество, имелась личная душевая комната и даже скромная мебель: кровать, стол с табуретом и небольшой шкаф с полками. На столе стоял миниатюрный радиоприемник. Почти люкс для таких как я.

Наконец можно было скинуть одежду заключенного и переодеться в свою, которую вернули. За месяц, проведенный до суда в изоляторе, погода изменилась. Хоть ноябрьские ветра и не проникали под землю, в помещении было холодно. Пускай с изменением климата морозы остались только в Нордии и северных районах Остона, но в Кормонде ночью в этом месяце температура могла опускаться ниже нуля. Теплые вещи остались дома. Надеюсь, их не выбросили новые квартиранты, которые к этому времени наверняка заняли мою служебную квартиру.

Через пару часов дверь, на которой не было замка, распахнулась. Вошел мужчина в униформе, осмотрел меня и сказал:

– Меня зовут Арло Мак, с сегодняшнего дня работаешь под моим началом. Начало смены в шесть утра, окончание – в одиннадцать. Воскресенье – короткий день. Смена до четырех. Два перерыва – в двенадцать и шесть. Завтрак для… – он замялся, видимо, чтобы подобрать подходящую характеристику, – можешь получить в отсеке номер четыре до пяти утра. Придешь позже, останешься голодным. Все понятно? Как тебя зовут, парень?

– Ниро, – представился господину Маку, опустив фамилию. Вряд ли она его интересует. – Господин Мак, можно мне будильник или здесь побудка? И почему тут нет замков на дверях?

– Отвечаю по порядку. Есть только сигнал о начале и конце работы. Будильник и прочее занесу позже. И не забывай отмечаться утром и когда уходишь. Сам понимаешь, выход за пределы территории считается побегом. На дверях нет замков, чтобы охрана беспрепятственно заходила проверять. Но лучше не провоцировать их внимание. Надеюсь, понимаешь, что в твоем положении проблемы не нужны.

Я кивнул. Думаю, прогулка на поверхность приведет к тому, чего чудом избежал. Дождавшись, когда тот уйдет, вспомнил, что забыл спросить, могу ли принимать посетителей. Хотелось увидеть Леви, благодаря неожиданному появлению которого, я еще хожу по земле. И, может, у него получится собрать и принести мои вещи.

Ближе к ужину ко мне зашли, принесли одеяло, будильник и прорезиненный рабочий комбинезон. Мы познакомились. Парень по имени Оззи, как выяснилось, он был мой ровесник, здесь провел почти два года. Он показал путь в столовую, а также четвертый отсек.

– Ты тоже сюда по решению суда? – спросил Оззи, стоя в очереди с подносом. – Впрочем, глупый вопрос.

– Почему? Хотя, да, согласен. Мало кто решится устроиться сюда добровольно.

– Конечно, такие как ты и подумать о таком боятся.

Я удивленно вскинул бровь, намекая, что не понимаю, что он имеет в виду. Но когда услышал, как парень, чем-то напомнивший мне Леви, только с темными непослушными волосами и азиатским разрезом глаз, высказал, что «несмотря на то, что меня знатно потрепало, по-прежнему выгляжу, как интеллигентный контингент со Второй, а то и Первой линии», не смог сдержать смех.

– Ты удивишься, Ниро, сколько здесь тех, кто рад выгребать дерьмо за двести нимов. Не переживай, господин Мак – отличный мужик, если видит, что ты не отлыниваешь и не нарушаешь дисциплину, может посодействовать скостить срок. Мне вот из положенных трех почти год простили. Конечно, зависит, от преступления, но раз ты здесь, а не реальный срок мотаешь, то, думаю, шанс есть.

После слушания суда я так не думал, но виду не показал и лишь улыбнулся в ответ. Оззи вытащил кошелек у разодетой девицы на Первой линии и его заметили прохожие. Мелочь по сравнению с преступлением против «Альфарон».

Работа, к слову, не показалась чересчур тяжелой. Физическая, выматывающая, но не тяжелее, чем выращивание овощей на иссушенной земле. Распорядок дня не так уж сильно отличался от привычного, разве что теперь не нужно было тратить часы на дорогу. Приговоренные, подобно мне, к исправительным работам проживали в одном блоке, еду нам подавали отдельно от работающих по найму. Через пару дней после моего появления стал замечать, что большинство отворачивается, стоит мне приблизиться или вовсе уходит подальше. Причину понял, когда случайно услышал шепот неподалеку: