Качество современных чувашских картин оставляет желать лучшего. Производятся региональные фильмы кустарного уровня: криминальные комедии или назидательные драмы о проблемах подростков. Картины на родном языке – деревенские комедии и мелодрамы – архаичны по форме, похожи на телеспектакли советской поры. Промежуточное положение между этническим и региональным кино занимают работы Марата Никитина. Наиболее известен его фильм «Хорло» (2015), который демонстрировался по федеральному каналу «Культура».

«Хорло» (2015). Режиссер Марат Никитин, сценарист Алексей Тенчой, оператор Михаил Блинцов, в ролях Рузалия Зайнуллина, Дмитрий Кузьмин

Мистическая драма, полная многозначительных аллегорий и символов, написана и спродюсирована этническим бурятом, живущим в Москве23. Место действия условно – некое заповедное захолустье (неясно – Чувашия или Сибирь). Обычаи и обряды его обитателей сконструированы режиссером: это не аутентичная этнография, а собирательное «этно».

Точно так же и короткометражка «Юман» (реж. Елена Рябцева, 2018) снята на русском языке. Автор на свой лад интерпретирует тему возврата к истокам: молодой горожанин переживает духовный катарсис, повстречавшись с пожилой чувашской женщиной (та «узнает» в случайном госте своего покойного сына).

В финно-угорских республиках игровые картины – большая редкость. О причинах такой ситуации я расспрашивал местных режиссеров. Версий выдвигалось две. Первая отсылает к особенностям национального психотипа: финно-угры по природе своей интроверты, им не свойственна демонстративность, они стараются оберегать внутреннюю жизнь от глаз посторонних (как не пускают чужаков в священные рощи). Вторая версия будничная: региональные власти не считают нужным выделять средства на производство фильмов, кинематограф не воспринимается ими как средство этнической саморепрезентации.

Похоже, за выявление этнической идентичности отвечают здесь живописцы и графики. В Республике Марий Эл (да и в соседней Чувашии) доминирует локальное арт-направление с броским названием «этно-футуризм». Полотна местных художников основаны на фольклорных сюжетах, изобразительные мотивы вбирают в себя сочетания традиционных орнаментов. Возникает неожиданный синтез фигуративной и нефигуративной живописи. Теоретики движения предполагают, что в древних узорах закодирован некий сакральный текст, что они наподобие пиктограмм или иероглифов поддаются прочтению и вербализации (но декодировать их способен лишь «посвященный», интерпретатор, владеющий эзотерической мудростью предков).

Удмуртскую комедию «Узы-боры» («Ягода-клубника», 2011) снял с местной творческой группой польский режиссер Петр Палган. Ромком о любви деревенского парня к звезде удмуртской эстрады не лишен обаяния, но сделан довольно топорно. Режиссер Денис Корнилов – профессиональный этнограф. Он мечтает делать игровое кино на национальном материале, но его проекты не находят финансирования в Удмуртии. Его короткометражный фильм «Анай» («Мать», 2015) создавался на стыке игрового и документального кино. Деревенская старушка остается собой, но в «предложенных обстоятельствах»: хлопочет по дому, ожидая приезда сына, живущего в городе.

В Республике Марий Эл было снято несколько деревенских комедий кустарного уровня. Создавались они в пику «Небесным женам луговых мари». Фильм Алексея Федорченко был негативно встречен частью марийской аудитории, обвинившей чужака в искажении местных традиций и нравов. Из-за низкого качества «правильные» марийские фильмы так и остались картинами для внутреннего пользования.

В Мордовии была предпринята трогательная в своем авантюризме попытка создать первый фильм на языке эрзя (эрзя и мокша – две этнокультурных группы мордвы). «Азор» (2018), историческое сказание о доблестных древнеэрзянских богатырях, сняли на собственные средства два музыканта – Виктор Чичайкин и Александр Учеваткин. Творческий результат не кажется убедительным. Дебютантам, к сожалению, не хватило профессиональных навыков и мастерства. Первый эрзянский фильм представляет интерес для местной аудитории прежде всего как «памятник родного языка».

Среди народов Поволжья особое место занимают калмыки. Они отличаются от соседей расовым типом (монголоиды), культурой (потомки кочевников), религией (буддизм ламаистского толка), языком (алтайская семья, северомонгольская группа). Их родственники и единоверцы буряты расселены в Восточной Сибири. До последнего времени собственной кинопродукции в Калмыкии не производили, лишь предоставляли натуру для заезжих творческих групп. Здесь делался русскоязычный приключенческий фильм «Небесный верблюд» (реж. Юрий Фетинг, 2015), предназначенный для общероссийской подростковой аудитории24. Из уроженцев республики наибольшую известность получила Элла Манжеева (живет в Москве). Ее дебютный фильм «Чайки» (2015) снимался в Калмыкии, но даже не пытается мимикрировать под этническое кино. Довольно качественный артхаус с феминистским подтекстом (в меру абстрактный, в меру изящный, в меру заумный) рассчитан на вкусы завсегдатаев западных фестивалей.

Первой действительно национальной картиной стоит признать комедийный проект «Заметки Манджика. Я калмык» (2019). Режиссером выступил новичок Илья Сумьянов, бывший игрок местной команды КВН25. Заглавную роль сыграл известный в республике вайнер (автор юмористических видеороликов) Байр Ходжиев. Фильм был задуман как коллекция комических скетчей, объединенных фигурой персонажа-повествователя, деревенского видеоблогера по имени Манджа (парня порой нелепого и наивного, а порой весьма разумного и не по годам проницательного)26.

Картине идет во вред дробность структуры и неровность драматургии. Тем не менее авторам удалось затронуть важные для Калмыкии темы: угасание калмыцкого языка и его повсеместное вытеснение «федеральным» русским, катастрофическая урбанизация – массовая миграция деятельной молодежи из сельской местности в города, отказ представителей нового поколения от наследия традиционной культуры.

В этническом кино разных регионов России нетрудно вычленить общие темы. Регулярно возникает мотив «смычки города и деревни». Село – заповедник традиционных ценностей, город – проводник глобальных трендов. Авторы и персонажи стремятся преодолеть культурный разрыв. Вот почему одним из самых распространенных бродячих сюжетов оказывается история о любви деревенского парня и городской девушки (можно и наоборот). Еще одна рефренная тема – возврат к истокам. Герой приезжает в родные края в поисках собственной идентичности. Инвариант – встреча в видении или во сне с достойным и доблестным предком, который становится для потомка моделью для подражания. Авторы этнического кино (ре)конструируют легендарное прошлое, видя в придуманном ими былом эталон бытия, культурный маяк для своих современников27.

Эскизность этой главы можно объяснить не самой полной осведомленностью автора о кинематографе региона. Так или иначе, до недавнего времени здесь господствовала документалистика, причем ее «презентационная» разновидность (демонстрация в выгодном свете старинных традиций, обычаев и достижений последних лет). Слабая укорененность игрового кино обусловлена совокупностью нескольких факторов: лингвистического, географического, а возможно, и религиозного.

Горцы принадлежат к разным языковым группам: осетины – к иранской группе (они единственные в регионе исповедуют православие, а не ислам), ингуши и чеченцы – вайнахи (носители нахских языков), адыгейцы, кабардинцы, черкесы – адыги, карачаевцы и балкарцы – тюркоязычные. Наконец, небольшие этносы Дагестана составляют особую дагестанскую общность (в досоветский период объединявшуюся понятием «лезгинские языки»). Среди жителей Кавказа есть как сравнительно крупные народы (чеченцев почти полтора миллиона), так и относительно небольшие (от ногайцев – чуть более ста тысяч – до чамалинцев, которых несколько сотен)28.