– Понимаешь, в мире площадного искусства каждый на своём месте, а когда он начинает посягать на чужие… С теми же куклами всё сложно. В молодости я попробовал раз организовать вертеп. И даже дал пару вполне успешных представлений, пока не попался настоящим кукольщикам на глаза. Долго же меня били! Но я на всю жизнь запомнил цену чужому искусству, и мне стыдно, что я просто решил бездарно передрать целую культуру, целый маленький мир. Оказывается, куклы разговаривают через пищик за щекой, а не чистым голосом. Этому нужно отдельно учиться, а я как малахольный пытался отвечать самому себе уголком рта. Кроме того, нужно смотреть, что за публика вокруг. Чего не расскажешь детям, то у егерей вызовет улыбки. А ведь это чистый экспромт!

– Если бы кто-то вырядился как я, обмазался сажей и неумело крутил горящий носок на верёвке, я бы его облил бензином и дал прикурить, – задумчиво отозвался Вёх.

– И другим будет уже неповадно. Всё так.

Бездарный день сжалился и после заката подкинул Вёху бессонницу, несколько часов которой он потратил на чтение. Перевалило за полночь, когда вернулся Корн. Видимо, он надеялся прокрасться к своей лежанке без свидетелей, поэтому, увидев огонёк масляного светильника, воровато сощурился. Змеёныш высунулся из балдахина и приложил к губам палец. Корн кивнул, осторожно вешая оглушительно шуршащий плащ. И ведь спросишь – ни за что не расскажет, где пропадал. Вёх жутко захотел поиграть в расследование: пошарить по карманам, с видом знатока осмотреть рукава, поскрести пятна, но, когда сводный брат захрапел и ничто не могло помешать инспекции, желание растворилось. Шпионить за своими – такое себе занятие. Голос Нага в голове любил запоминать всякие мерзости, он бы мусолил игру ещё с месяц.

Спал Вёх плохо из-за того, что поздно лёг, а ночью музыканты действительно приехали. Их прибытие сопровождалось жуткими воплями, грохотом и прочими атрибутами лихой вечеринки. Древний бог пьянства завещал присоединяться к оргиям, ибо борьба с ними – неблагодарное дело. И действительно – подушка на ухе помогала слабо.

Наутро, когда сон только-только сморил его, Вёха всё-таки растолкали. Змеёныш приоткрыл один глаз и увидел склонившихся над ним Тису и Инкриза, кто-то ещё топтался сзади, тяжело вздыхал. Он приподнялся на локте.

– Проснись и пой, у нас тут форс-мажор, – виновато развёл руками Инкриз, – Ваксе плохо, она совсем не ловит мышей. Хвала богам, концерт откладывается, лабухи ещё не протрезвели.

– А я-то что сделать могу? – тряхнул головой Вёх.

– В общем, мы подумали, не поможешь ли ты с выступлением? Мы совсем пустые, даже в долг просить уже совестно, сам знаешь. Выручай, Змеёныш, ты же танцуешь! – взмолился Инкриз. – Никто не должен догадаться. Я предложил им заменить одну девушку на парня, но они не хотят. А смотрелось бы неплохо. Платят наличными и сразу, знаешь ли.

Вёх, наконец, вник в сказанное и рассмотрел в руках у Тисы обгорелые лохмотья, баночку белой глины, ободок с игривыми рожками и прочую концертную амуницию Ваксы.

– Вы серьёзно?! А если догадаются? Она же полуголая танцует, все сразу поймут, – Вёх выразительно оттянул на груди майку.

– У самой там почти пусто, – прохрипела Вакса из-за спин и кинула ему на колени две маленьких набитых сеном подушечки.

– Вы ещё слишком юные, чтобы вызывать подозрения. В тридцать ты уже никого не обманешь, а пока – сойдёшь за девочку. Небо тебя щедро одарило, ты у нас универсально выглядишь, – махнул рукой Инкриз. – Есть же девочки с лицами своих отцов. Тем более, мы тебя завесим и закрасим как сможем.

– О, а как меня одаривали в городе за смазливую рожу! – заворчал Вёх, выбираясь из своего лежбища. – До сих пор на башке вмятина. Было бы за что.

– Черты лица – не проблема, – хмыкнула Фринни, – игра света и тени. Подправим их.

Нагу такой расклад оказался по вкусу. Он приготовился к священнодействию, и Вёх передал себя в его руки. Никто с таким не справился бы лучше. Ночное желание сыграть следователя показалось смешным и ничтожным. Поди-ка сыграй отлично танцующую негодяйку, да ещё и без права на ошибку!

Когда Фринни и Тиса закончили штукатурить поддельную Ваксу, удивилась даже настоящая. Поправила своей копии лиф и рожки, с трудом поднявшись с ковра, на котором безвольно пролежала с ночи.

– Всё то же самое, что у тебя бывает без огня, в той железной маске, в которой ты на девичниках раньше кривлялся, – нехотя объясняла она. – Смотри на Тису, как она двигается. Коленом вот так – и монетки на бёдрах звенеть будут. Жесты. Не забывай про жесты, вытягивай пальцы из ладоней. Остальное ты сто раз видел. Виляй задом при каждом удобном случае. Впрочем, тебе не привыкать.

– Вот сейчас было обязательно?! – взорвался Вёх.

– Обязательно. Надеюсь, боги приберут меня раньше, чем ты опозоришься на публике, чушка.

Вакса устала стоять на ногах и снова осыпалась на ковёр.

Ко всеобщей радости, Вёх не только не опозорился, но и заслужил овации. На сцене Змеёныш вошёл во вкус быстро и легко, иногда посматривая на Деревяшку, но больше импровизируя от себя. Перетекал из одной фигуры в другую, крутился, тряс браслетами, и всё это под звук инструментов, отчаянно не попадавших друг в друга. «Ну и шляпа! – ужасался он. – Музыка – дрянь, так ещё и девочку изображает драный помойный кот с больной спиной».

Небо совсем расчистилось, и солнце, висевшее прямо над головой, принялось отчаянно шпарить. Единственное, чего боялся Вёх – от жары грим зальёт ему глаза, но такого не случилось. Музыканты отыграли около часа, публики собралось мало. Под ноги даже прилетело несколько монет, которые он ловко затолкал за пояс.

«Начало осеннего сезона в этот раз весёленькое. Не к добру, но к деньгам. Теперь лишь бы никто не схватил тебя за ляжку», – заботливо прошипел Наг.

Чтобы не испортить успеха, как только стихла музыка, Вёх сбежал за кулисы и оттуда улизнул в город. Задачу он выполнил, впереди была пара часов свободы. На босую разодетую артистку даже внимания не обращали, на ярмарке и не такое увидишь. Горячая земля, суета вокруг, отголоски детских игр, запах уличной еды и флажки между фонарями – всё радовало его в тот день, всё приглашало лишь развлекаться. Казалось, утлый город с удивлением смотрит на гостей из дальних деревень, ёжится от шума. И ничего не понимает своими раскалёнными каменными мозгами, пока ярмарка всё раздувается радужным мыльным пузырём в глазнице площади.

Пара неприятных воспоминаний связывало Вёха с Экзеси, но в тот день они отступили. Жизнь продолжалась. Тупая жестокая сила, сметающая всё на своём пути, медленно меняла русло, точила берега. Каждый раз он возвращался на эту площадь, будучи старше на год, ловил настроение прошлого приезда и удивлялся, насколько за одну зиму изменился.

А ещё грело его понимание того, что он действительно может стать кем угодно, пусть на час или на минуту. Рваные чулки в несколько слоёв и всякие хитрые заколки с паклей и проводками без умелой игры не спасли бы. Они с Нагом когда-то придумали девочку, ту самую, которую никогда не встретишь, но любишь как что-то настоящее, разгуливаешь по таким вот местам, обсуждаешь всё, что попадается на глаза. Странно, но они с ней даже спорили и ссорились. Как можно ссориться с выдумкой? Значит, в каком-то смысле девочка существовала. Образ её поблёк с годами, но теперь она пригодилась. Пока Вёх крутил у себя в голове её повадки, многое понял и смог применить.

Дома Вакса под присмотром Фринни каталась по полу и скулила. Никто сильно не беспокоился, потому что с ней такое происходило примерно раз в месяц, но раньше ей везло, и злополучный день никогда не совпадал с мероприятием. Вёх много думал по поводу этого явления, но так и не понял, за какой проступок боги устроили женщинам коллективное наказание. Та девочка в его воображении ничем подобным не страдала, наверное, поэтому и растворилась в рутине.