– Он вышел к зрителям. Начал рассказывать историю и выдирать слушателей одного за другим, мол, они – актёры его театрального действия. Подсказывал им, что говорить и делать. На роль какого-то героя он выбрал нашего отца.

– Вы стояли рядом?

– В паре шагов. Вот здесь.

От вида присохшей крови Амьеро явно сник. Спесь слетела с него, он обливался потом, поминутно то совал руки в карманы, то выдёргивал их.

– О чём же была история?

Вопрос коронер задал совершенно дежурным тоном, без давления, но истец вдруг занервничал пуще прежнего и заговорил навзрыд.

– Я не помню! – сказал он, сжав кулаки. – Не помню ничего! Инкриз перекинулся с отцом парой фраз, пока отплясывали артисты. Принял извинения, пожал ему руку… Ах, ублюдок… У него такие глаза! Будто впился ими в папу, не отводил взгляд, всё время что-то говорил, я заслушался, дальше, вроде бы, началась сказка. А потом я увидел кровь и очнулся.

– Однако! – помотал головой коронер. – Потеря памяти в такой момент… Неужели у нас гипнотизёр на мушке? Или такое с вами от страха стряслось? Становится всё интереснее. Стоявших рядом вы тоже не запомнили?

– Нет, разумеется.

– И что было дальше? Вот ваш отец падает…

– Я подхватил его и, когда понял, что случилось…

Входя во вкус, Феликс расспрашивал всё быстрее и настойчивее.

– Судя по всему, убийца нож не бросил, забрал с собой, так?

– Я не видел ножа, только потоки крови на его обносках. Будто облили из ведра, – Амьеро поблёк на глазах, – простите, мне дурно от воспоминаний.

– Хорошо же циркач режет! Как заправский бандит, – Лобо опустил уголки губ.

– Мы перебили вас. Продолжайте, – велел Феликс, жестом заткнув помощника.

– Я обхватил отца руками, не давая ему упасть, и тут же приказал охране взять Инкриза. Но он отскочил и улизнул, как уклейка.

– И вы благоразумно отказались учинить немедленную расправу?

– Признаюсь, была погоня, но никого не смогли схватить.

Феликс прокашлялся и вытащил из кулька гренку.

– Что, дьявол побери, с вашей охраной?

– Поймите, всё выглядело совершенно невинно, – Амьеро страдальчески скривился. – Все смеялись, Инкриз паясничал, наши люди растерялись. Мы не дали им как следует отоспаться, а с утра потащили на жару, и они едва успели пообедать. Мы их наняли в Инносенс, когда мимо проезжали.

– Тогда понимаю. Об Инносенс у меня приятные воспоминания, – вздохнул Феликс. – Монашки всё ещё сажают розы под своей стеной?

У Амьеро на лице проскочило подобие светлой печали. Внезапный вопрос позволил ему перевести дух.

– Да, там всё в цвету благодаря им.

– Хоть что-то остаётся прежним. С детства помню аромат этих прекрасных роз. И солнце их под стеной, в теньке, не обжигает лепестков… Чем же ваши люди ночью занимались?

– Эм, распрягали лошадей… готовились к новому дню…

– Ходили за девушкой, – любезно подсказал коронер, – которую ещё нужно найти и убедить в необходимости визита. Что это за особа? Общалась раньше с вашим отцом?

Лобо, следивший за беседой и не смевший встревать, перевёл на Феликса взгляд. Ба, старик своим внезапным вопросом будто врезал коротышке с хорошего размаху! Амьеро заморгал, задёргал плечами.

– Я не знаю ничего о его связях. К чему вы клоните? Он был порядочным гражданином. Уж по крайней мере, никто не совершал над ней насилия.

– Насилия, – эхом отозвался коронер. – Понимать бы ещё, где оно начинается и где заканчивается. Не думаю, что у цирка на колёсах мало проблем. Одно на другое… Как бы там ни было, господин Амьеро, я глубоко вам соболезную. Я узнал всё, что хотел узнать, и теперь рекомендую вам, наконец, пойти отдохнуть. Где нам искать вас для продолжения беседы?

– На гостином дворе. Он через пару домов отсюда, вон там. Я не уеду, пока дело не разрешится, так и знайте!

Амьеро зашагал прочь, Феликс проводил его взглядом. Скорее всего, ждал, что тот изменит маршрут. Но нет, он скрылся в проулке, тянувшемся к гостинице.

– Рад тебя видеть, старый ты гриб. Думал, ты уже откинулся, – нарушил тишину Лобо.

– Мы знакомы? – кротко повёл седыми бровями Феликс и подцепил из кулька очередную гренку. – Почему я тебя не помню?

Лобо нравился внимательный взгляд старика. На улики тот смотрел вроде бы небрежно, мельком, но было ясно, что в его голове то и дело начинает шелестеть громадная картотека. Теперь он слегка растерялся – нужной справки не нашлось.

– Нет, не знакомы. Но я застал пару лет твоей службы, пока бегал в младших. Просто путался в ногах, тебе незачем меня помнить. Капитаном стал не так давно.

– Вот как.

– Знать, коротышка прилично отвалил, чтобы за следствие взялся именно ты.

– Иначе я бы и не вылез из койки. Кроме того, событие серьёзное. Как в старые времена, когда продыху не знали от сраных любителей стрельбы по поводу и без.

Лобо чуть сконфузился:

– Признаюсь честно: я пока только истреблял луговых волков да бешеных псин. Здесь давно уже ни хрена не происходит, только воруют время от времени.

– Да, – выдохнул Феликс. – И на старуху бывает проруха. Давай к делу и сверимся: что лично тебе известно про Инкриза? Выкладывай всё, что помнишь, нам нужны факты.

Капитан за сомкнутыми губами прикусил кончик языка, собирая воедино подробности.

– Он ошивается здесь в конце лета где-то с месяц, потом берёт лошадей и едет дальше. Зимует, думаю, в Юстифи. Шайку Инкриза везде можно узнать по вагончику гадалки и двум красивым девкам. Такого больше нет ни у кого, они настоящие гимнастки. Если выступление вечером, то с ними ещё факир. Такие фокусы выделывает! Берёт и горящий факел прямо об язык тушит. Я как увидел однажды – аж поджался.

Феликс одобрительно кивнул и добавил:

– Забыл упомянуть барабанщика. Он лупит по железным бочкам и трубам. Не то чтобы музыка, хотя звучит интересно.

– Точно, он хоть и громкий, но самый незаметный.

– Тогда я понял всё правильно, – задумчиво замурлыкал коронер. – На ярмарки не хожу, хозяйка моей берлоги с этим отлично справляется и приносит мне вкусности. Но днём я не раз замечал их вагончик на площади. Молодых ребят тоже мельком видел. Стало быть, дедуля на старости лет захотел позабавиться и просто велел мордоворотам привести одну из девушек. Что-то младший Амьеро не слишком стесняется этого обстоятельства.

– Может, у них всё же был уговор, как ты и предположил? У гимнастки и Гиля?

– Не верю, – отмахнулся Феликс. – Я знаю, как ведут себя подобные снобы. Шашни отца едва ли укрылись бы от глаз сына. Да и Инкриза всё это задело не просто так, он ведь не дикарь, чтобы вопросы решать при помощи ножа.

Смятый пустой кулёк, полупрозрачный от масла, упал на мостовую и побежал по ней, как перекати-поле. Ветер всё-таки задул, слизывая жару, хоть и слабый. Коронер поправил рубашку под ремнём и продолжил:

– Ни капли сострадания не вызывает этот, как ты назвал его, коротышка. Во-первых, он темнит. Во-вторых… впрочем, чутьё доказательством не является. Слишком много вопросов скопилось. Заглянем в контейнеры, может, Инкриз сидит там, словно сыч в гнезде, и ждёт ареста, попрятав своих детей. Бывает и такое.

Двинулись пешком, чтобы поберечь лошадей. Свалка считалась плохим местом для всадника, потому-то ночной дозор даже не попытался искать там убийцу.

Поскольку Экзеси сгружал отходы прямо на окраине, за годы они образовали подобие крепостного вала, таявшего к каждой зиме: нищие вынимали из него сначала всё хоть немного полезное в хозяйстве, потом всё горючее. За тем бугром начиналась Свалка. Огромная, кишащая сбродом, таившая в недрах артефакты, предназначение которых давно забыли. Свидетельства древней эпохи, ушедшей навсегда, беспечности и утраченного рая.

Над мусорными холмами, возвышавшимися словно пустынные барханы, плавилась серая даль. Никакого запаха от Свалки не исходило, всё, что могло перегнить, давно перегнило. Птицы и собаки в ней тоже уже давно не рылись. Там в морских контейнерах и длинных кузовах, в шатрах и юртах, слепленных из всего, что попадалось под руку, обитали не самые успешные жители Экзеси и бродяги. Многие из них каждодневно копали в холмах ямы и пещеры в поисках цветного металла. Иной раз старателям удавалось выплавить и продать слиток меди или алюминия, тогда они покупали чистую воду и мясо, которых не видели месяцами.