«Тиса никогда не подкармливала тебя за просто так, – любезно напомнил Наг, – сегодня нам может перепасть. Чисто по-семейному, как в самый первый раз».

Она встала и оглянулась вокруг. Затем расправила подол и села ближе, притянула к себе Змеёныша, чтобы он лёг и положил голову ей на бёдра. После этого он уже не мог ни на чём сосредоточиться. Только увидел вывалившуюся из-за дальних барханов Свалки тёмную тучу и понял, отчего так клонит в сон, а на улице до сих пор так душно.

Тиса медленно водила кончиками пальцев по его выбритым вискам. На что она только надеялась, когда обоих уже порядком размазало?

Сквозь дрёму послышались шаги, прямо-таки громкий уверенный топот. Вёх задержал дыхание и прислушался. Музыканты уже спали, да и не шатались никогда по Свалке, дело-то опасное. Поначалу он решил, что Корн притащил своих дружков, но, выбравшись на край ямы, увидел, как из-за пригорка показались трое крепких мужчин с ружьями. Они направлялись прямо в контейнер. Прозрачная ясная ночь совсем не мешала их рассматривать.

Переглянувшись с Тисой, Змеёныш понял, что она тоже растеряна. Очень осторожно оба пробрались ближе к дому между покинутых шалашей и нашли место, откуда могли спокойно подслушать.

Мужчины вошли под навес и заслонили вход. Блеснул старый масляный фонарь из жестянки, который кто-то из них задел плечом. Заспанный Инкриз говорил с ними нарочито спокойно и тихо. Фринни молчала, хотя наверняка уже была на ногах. Наконец, Вёх смог разобрать слова:

– Зачем она вам в такое позднее время?

– Господин Амьеро велел привести. Есть к ней дело, – произнёс кто-то из чужих.

– К моей дочери? Но я бы знала, – забеспокоилась Фринни.

– Как её имя? Той, у которой царапина под рёбрами?

Голос Инкриза дрогнул:

– Послушайте, если она натворила что-то, мы непременно с ней разберёмся в кругу семьи… А вам заплатим или…

– Нам нужно привести её на гостиный двор, – не дослушав, отрезал визитёр.

Деревяшка удивлённо моргнула, и вид у неё на секунду стал такой, будто она потеряла что-то ценное да поздно заметила.

– Нет, – отрезал Инкриз, – она не пойдёт с вами никуда в такой час.

– Посторонись.

Судя по всему, Инкриз не позволил себя оттеснить. Тени завозились, и вдруг Вёх с Тисой содрогнулись от звука лопнувшего стекла.

– Что вы делаете?! – вскрикнула Фринни и попыталась помешать им войти. – Вакса, беги!

Тиса подхватила камень и, прицелившись, со всей силы швырнула в одного из незваных гостей. Острый осколок кремня ударил его в складчатый затылок.

– Ха! Он теперь отмечен, – мстительно прошипела Деревяшка.

Мордоворот шикнул и развернулся, вскинув ружьё. Он без всяких волокит начал палить вслепую по хлипким хижинам и шалашам. Тиса и Вёх едва успели нырнуть назад за пригорок, где их защитила стена грунта и хлама.

– Народ, горим! Помогите! – изо всех сил закричали они.

Вокруг залаяли разбуженные шумом собаки, но никто так и не высунулся на улицу.

Когда оба осмелились снова подкрасться, уже через бурьян поблизости, то увидели, как двое вывели Ваксу, успевшую нацепить старую кофту на ночную сорочку.

– Нет, это я пойду с вами, а не вы меня потащите! – злобно застрекотала она, выдернув руку, которую пытались заломить. – Если правда от самого Амьеро – что ж, побываю в гостях у приличного человека. Не смейте ко мне прикасаться!

– Как вам не стыдно? Как вас носит земля! Помогите кто-нибудь! – кричала Фринни, захлёбываясь слезами и мечась между затихшим где-то в прихожей Инкризом и дочерью, которую уводили неизвестно куда.

Известно куда. Всем известно. И первая же мысль, как правило, оказывается верной, но принять её сразу почти невозможно.

Тут на Вёха обрушились его собственные фантазии, и холод резанул по рёбрам. Недавно он себе вообразил, сколько всяких женщин крутится у кормушки Амьеро и как те с ними забавляются. Он совсем не сочувствовал этим дамочкам, но когда представил себе Ваксу среди них… Ведь она другая, с ней нельзя так обращаться! Или им придётся сломать её, или она кого-нибудь порешит.

Вакса шагала уверенно, задрав острый подбородок, за ухом ещё белел забытый с вечера цветок. Если бы от неё хотели только танцев, то дали бы одеться как подобает. Чем страшнее ей было, тем отчаяннее она себя вела – это про неё Змеёныш крепко знал, ведь сам был таким.

Руки, ноги, сердце – у Вёха всё гудело и разрывалось, голова кипела, как паровой бак самогонщика перед выходными.

– Беги к отцу! – он почти ударил в лопатку удивлённую Тису. – Я разберусь, я её верну.

Бросившись со склона, рискуя переломать все кости, Змеёныш рванул за конвоем. «Самое сложное – понять, чего хочешь. А когда понял, эти грибы тебе всё дадут, правда, в долг», – вспомнил он слова Эспе. А ведь несколько минут назад они дурманили его и заставляли растекаться на коленях у «мамаши».

Нагоняя бандитов, Вёх прекрасно понимал, что его не ждёт ничего, кроме унижений, но в пятки его толкал чистый азарт, а страх просто перестал существовать.

Он схватил одного из бандитов за рукав куртки, повис всем весом и затараторил, задыхаясь:

– На сцене был я. Вы просто не поняли, не могли знать. У меня ссадина на боку, вот, смотрите, – Вёх задрал рубашку, надеясь одурачить наглостью. – Да мы даже роста одного! И если вашему Амьеро так уж понравилось, то вы должны меня забрать, а не её. Гарантирую, он будет доволен. Я всё умею, ничего никому не скажу. Старикан давно ничего не может, зачем ему девушка? Только рассердится и вам прилетит заодно. Вакса, ну скажи ты им!

Взглядом Ваксы можно было распиливать железки.

– Он псих, – уронила она презрительно, – не обращайте внимания.

– Пошёл отсюда! – крикнул тот, кому раскроили затылок, и прицелился прикладом Вёху в лоб.

Змеёныш отпрянул, но потерял равновесие и свалился в пыль.

Всё бесполезно. Он не сможет дать ей уйти.

Провожая глазами конвой, Вёх схватился за голову. Вот теперь – точно Апокалипсис. Он умудрился потерять даже больше, чем имел. Экзеси, такой приветливый и тихий, внезапно решил выпотрошить его и запечь в углях. Наверное, молочные поросята тёти Анны испытывают то же самое, когда их вдруг забирают из-под материнского бока и перерезают горло так быстро и внезапно, что хрюкнуть не успевают.

Земля ударила его в висок. Вёх впервые напрочь расхотел жить. Он понадеялся, что ему не придётся ничего с собой делать, чёрная досада убьёт его прямо там, посреди свалки.

«И будет просто прекрасно, – приканчивал он себя мысленно. – Останется хороший, правильный Корн, приведёт домой свою синичку, они будут сидеть там, где я раньше спал, и обжиматься. Тиса сделает из моих шмоток что-нибудь полезное. А если и Вакса не вернётся, то тогда все, наконец, завяжут с цирком и начнут нормальную, приличную жизнь. Если, конечно, Инкриз ещё дышит».

Только ради отца он перестал скулить и накручивать жалость себе на горло. Собрался, встал на ноги и побрёл к контейнеру.

Дома весь пол был в крови и стекле, а Инкриз уже сидел с забинтованным локтем всё там же, в прихожей. Притихший и осунувшийся от слабости, тяжело вздыхающий, но живой.

– Неужели ты побежал за ними? – покачал он головой.

– Хотел договориться, но не смог.

Вёх лучше бы прошёлся по канату без страховки, чем выкладывать подробности. Нет, только не отцу. Тем более не сейчас.

– Договориться с бандитами? – понуро усмехнулся Инкриз. – Забавно. Я бы даже сказал, глупо. Но не скажу, потому что мир и держится на таких поступках.

– И мы вот так просто будем сидеть здесь?

– А что ты предлагаешь?

Змеёнышу было плевать, на чём держался мир, для него всё уже рухнуло. Предложить он ничего дельного не мог.