— А волосы будут зеленые! — загорелась Катарина и стала зубами снимать с фломастеров колпачки. В последнее время у нее опять сильно текли слюни, а Йосип был в кителе, поэтому вытирал ее подбородок салфеткой. Она, как обычно, радостно подставляла ему лицо.

— Знаешь, я тут подумал… а давай лучше не будем. Деньги ведь государственные.

АЕ 1860991.

Андрей был совершенно ошарашен, что Йосип сам признался в интрижке, которой он его шантажировал целых два года.

Тудман слишком хорош для этого мира. Не означает ли это, что сам он для него слишком плох?

Так дальше продолжаться не может. Если бы не когтистые лапы его собственного шантажиста, все бы уже давным-давно кончилось. Тудман страдал от невыносимой полоумной жены, он потерял сына, заботится о душевнобольной дочке и о собаке. Пора прекращать. Даже если Андрей не выяснит, кто шантажирует его самого, даже если еще много лет придется платить дань, чтобы сохранить работу и его не разоблачили. Он решил отказаться от дорогого виски и казино; врач поставил ему диабет и остался недоволен работой печени, поэтому умеренность пойдет ему на пользу. Если жить экономно, можно попытаться удовлетворять шантажиста, не пользуясь деньгами Йосипа. Йосип даже пригласил его порыбачить. Еще никогда его не приглашали на такие вылазки, и он был польщен, хотя ни рыбу, ни рыбалку не любил.

Талант фотографа — вот что поможет решить проблему. Верный поклонник в лице Шмитца у него уже есть. Странный старик, но Андреем он восхищается. Если удастся сделать уникальную серию снимков аполлона — настолько редкой бабочки, что, кроме него, никто и никогда не видел ее за пределами Национального заповедника, — Шмитц напечатает открытки или даже календарь. А во время одиноких прогулок к высоковольтной мачте на лысых склонах Велебита есть все шансы встретить этот редкий экземпляр. Он решил, что самый последний раз принудит Тудмана к выплате и на эти деньги купит камеру, которую посоветовал Шмитц, чтобы попытаться разделаться с долгом.

Спустя неделю Андрей забрал деньги и пошел прямиком в фотоателье. У него был выходной, и он хотел сразу ехать дальше, чтобы застать бабочку-аполлона.

— Почему бы тебе не взять мою машину, мальчик? — предложил Шмитц, когда они прикрутили объектив к его новой лейке. — Мне она не нужна. Я почти не езжу, а в баке еще полно бензина.

Андрей принял предложение старика, хотя прав у него не было. Достойное уважения предложение, делавшее Шмитцу честь, — доверить ему ключи от машины!

Машинка оказалась крошечная, Андрей с трудом в нее поместился. Проехать на ней маршрут, который он обычно преодолевал на велосипеде, было очень любопытно. Сам он считал, что управляет неплохо, пока не доходило до переключения скоростей. Чтобы видеть дорогу, Андрей сидел на маленьком стульчике, сильно наклонившись вперед, а его большие ботинки порой задевали не ту педаль, из-за чего он чуть было не сбил козу. Андрей припарковал «фиат» так, чтобы можно было отъехать передом, потому что не был уверен, что разберется с задней передачей.

Аполлона он заметил неожиданно, на склоне, когда обернулся на полпути удостовериться, что одолженный «фиат» в целости и сохранности стоит на обочине, а может, чтобы еще разок насладиться видом припаркованного автомобиля, ключи от которого лежали у него в кармане.

Над полем будто носилась легчайшая бумажная салфетка или даже один ее слой, но был штиль, травинки и стебли лаванды стояли не шелохнувшись, море вдали молчало у ног побережья.

Бабочка порхала белой точкой или того меньше. Когда ее крылья смыкались, она становилась невидимкой. Как звездочка ясным днем, мимолетная и неуловимая. Андрей подумал: это моя звезда Аустерлица. Когда-то он прочитал в биографии Наполеона, что император часто видел в небе невидимую для всех остальных звезду. Аустерлиц, где бы он ни был, считается крупнейшей победой императора. Если получится четко сфотографировать бабочку, это станет его триумфом.

Андрей снял крышку с нового объектива и дальше пошел крадучись. Он наведет камеру при первой же возможности, даже если увеличивать придется до упора. Не понадобилось. Бабочка-аполлон парила вверх по холму прямо в его сторону.

Перед Андреем парил шанс всей его жизни. Он замер.

Как профессиональная фотомодель, бабочка присела на кончик стебля лаванды не более чем в восьми метрах от фотографа.

В центре видоискателя кружок, диагонально разделенный надвое; если картинка с обеих сторон точно совпадет, снимок будет четким.

Андрей повернул кольцо, и большие красные точки на крыльях бабочки совпали. Он приблизил сильнее, пока бабочка не заполнила почти весь кадр, и снова навел резкость. Стал виден закругленный хоботок, пьющий нектар, двойная пара глаз, смотревших на него взглядом той вульгарной девицы, за которой он ухаживал на пляже. С этого ракурса в качестве заднего плана выступали размытое синее море и небо — идеально. Бабочка продолжала позировать, показывала все положения крыльев и терпеливо ждала, пока он экспериментировал с выдержкой в течение тридцати шести кадров.

Андрей был воодушевлен настолько, что не разозлился на бабочку, когда та улетела, пока он вставлял новую пленку. Право дивы. Он даже не стал ее преследовать, когда она запорхала вверх по склону и вскоре скрылась из виду. Если все получилось, то он только что отснял уникальную серию захватывающих дух фотографий.

Он поспешил обратно в город, припарковал «фиат» неподалеку от магазинчика Шмитца, заехав задним колесом на тротуар, и пошел домой отметить победу бокалом односолодового и тарелкой томатного супа.

Надолго его терпения не хватило. Спустя полчаса он положил пленку в карман и отправился в фотоателье.

На двери довольно криво висела табличка «Закрыто», хотя было только полседьмого, Но дверь оказалась не заперта.

Самого Шмитца он сначала не заметил и подумал, что, возможно, тот вышел за сигаретами. Но потом из-за прилавка послышались стоны.

Шмитц сидел на полу с окровавленным платком в руке, положив локоть на табуретку. Галстук криво висел поверх шерстяной жилетки. Старик глупо смотрел перед собой.

— Папа Шмитц! — закричал Андрей и сразу бросился к нему.

Он еще никогда не оказывал первую помощь, но раз Марио и Тудман смогли, то сможет и он. Побежав в заднюю комнату, он намочил кухонное полотенце и наполнил водой пластиковый стаканчик.

— Что произошло? — спросил он, когда омыл лицо Шмитца и поднес стакан к его губам. — Погоди, помогу тебе встать… — Он подхватил низенького старика под руки и усадил на табурет.

Шмитц продолжал смотреть перед собой потерянным взглядом, словно пытался избавиться от кошмарного призрака.

— Это я, Андрей… — Не зная, чем еще помочь, он пригладил волосы старика мокрым полотенцем. — Врача вызвать?

Шмитц отрицательно затряс головой, будто ни один врач на свете не был способен ему помочь.

— На меня напали. Он меня ограбил.

— Кто?

— Он угрожал мне. И избил.

— Да кто же?

— Он забрал все деньги из кассы. И все, что было в кошельке.

Андрей молча запер дверь магазина. Когда он вернулся, Шмитц поднял голову и произнес:

— Тудман. Йосип Тудман.

У Андрея закружилась голова. Еще недавно он был добрым самаритянином, но теперь дело приняло совсем другой оборот. Андрей взял стул, развернул его и сел, как это обычно делал Коломбо.

— Тудман вошел и сказал: «Твоя машина стоит не там, где вчера». Какая ему вообще разница? Тогда он запер дверь и приблизился. Я думал, дело в политике, в моих идеалах, но он хотел посмотреть на деньги в кассе.

— На деньги?

— Да. Покопался в отделении для тысячных купюр, взял оттуда одну и стал внимательно ее рассматривать.

— А потом?

— Потом заявил: «Грязный шантажист!» — и ударил меня в лицо.

— А ты?

— Я сказал: «Ты о чем вообще?» — а он заорал: «Откуда у тебя эта купюра? Может, из-под бетонного блока на Миклоша Зриньи или нет?» Я ответил, что нет, от одного клиента. «Какого клиента?» — спросил он.