‒ Нет. Я просто поняла, что даже не знаю, какой у тебя любимый цвет?

Он поглядел на неё очень внимательно, словно думал над чем-то очень-очень сложным и важным. Над чем-то сродни квантовой механике.

‒ Голубой, как твои глаза, ‒ выдал через длинную паузу он. ‒ Я хочу запомнить их. Хочу сохранить в памяти твоё лицо и имя.

Они были друг к другу так близко, что это не могло не случиться. Мелинда весь последний час, проведённый дома, смотрела на его губы. Смотрела и ждала. Она первой подалась ему навстречу, он перевернулся на спину и уложил её на себя. Она забыла и про снег, и про темноту и даже про окна, которые так ярко освещала люстра нормисов изнутри дома. Она помнила и знала лишь губы Альберта.

Её рука скользнула ему на грудь, и Мелинда ощутила, как гулко и часто под курткой и рубашкой бьётся его сердце. Гораздо быстрее, чем её собственное. И по груди Ноиламгип разлилась сладкая нега. Она мысленно пожелала, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. Она решила, что поведёт Ала завтра в квартал нормисов и покажет, как отмечают Новый год там. Они будут слушать бой часов на башне и смотреть на разноцветные брызги праздничного салюта, а дома достанут старую ёлку и украсят её золотыми и серебряными шарами. Они не расстанутся больше ни на минуту, пока, пока он…

‒ Надо напомадить губы, когда придём домой, иначе завтра они потрескаются и будут болеть, ‒ сказала Мелинда, когда поцелуй закончился. Она поднялась на ноги первой и принялась отряхивать снег с колен, плеч и капюшона.

Артур встал с земли куда медленнее её. Он тяжело дышал. Его глаза блестели. Мужчина был весь в снегу, но, казалось, совершенно не замечал этого. А ещё он смотрел на Мелинду. И от его взгляда у неё замирало сердце.

‒ Пойдём в дом, ‒ проговорила она нехотя. ‒ Надо выпить горячего чая и отогреться. Если мы заболеем, ба нас убьёт.

Когда они вернулись в гостиную, Габи сидела на подоконнике и деловито вылизывала хвост. Она видела всё: и барахтанье в снегу, и поцелуй, и их вполне понятное смущение после этого поцелуя, но никак не стала комментировать случившееся. Зато успела поставить на стол две фарфоровые чашки с горячим чаем и ломтиками лимона.

Мелинда не помнила, как выпила чай, но чувствовала, что за столом они с Альбертом сидели долго, а затем он проводил её до дверей спальни и по-джентельменски поцеловал на прощание руку.

‒ Приятных снов, госпожа моя.

Укрывшись одеялом, она думала о завтрашнем дне и его губах до тех пор, пока не уснула, а на снегу в саду Грейс всю ночь виднелись очертания двух ангелов.

Днем тридцать первого декабря они все вместе наряжали ёлку. Мелинда, Грейс и Габи вешали блестящий дождь и шарики, а Альберт пристраивал на верхушку большую серебряную звезду, украшенную мелкой золотой крошкой. Несмотря на исполинский рост, ему всё равно пришлось воспользоваться магией ‒ настолько ель была высокой и широкой.

‒ Ровнее и выше, ‒ командовала Габи, уже успев занять место в центре праздничного стола рядом с бутербродами с красной икрой и сёмгой.

‒ И так нормально, ‒ Грейс села на один из стульев с высокой спинкой, деловито положив руки на колени. Вид у старухи был довольный.

Мелинда наблюдала за работой Альберта молча. Они прижалась спиной к двери и не сводила с него влюблённых глаз. Он казался ей самым потрясающим мужчиной в мире. Впрочем, почему казался? Подумав о такой нелепице, она засмеялась. Он и был самым потрясным мужчиной в мире. И принадлежал только ей. Утром они уже успели побродить по саду, набрать разноцветных листьев и как следует нацеловаться, а потом Мелинда приготовила для него яичницу, и он съел её всю до последней крошки и даже не пожаловался на то, что та была дико солёная и подгоревшая. Ну разве не идеальный идеал?

‒ Очень неплохо вышло. Нет, правда, неплохо! ‒ Грейс встала и подбросила в камин ещё дров, поскольку прежние уже почти полностью прогорели.

‒ Конечно, неплохо! ‒ Мелинда отлипла наконец от двери и, ничуть не стесняясь, чмокнула Альберта в щёку. ‒ Он же самый лучший в мире воздушник.

‒ Воздушник? ‒ удивилась Грейс, поворачиваясь к внучке лицом, ‒ а мне мохнатая говорила, что он огневик.

Габи чуть приоткрыла рот. Глаза у неё стали дикими, по выражению лица так и читалось: «Ну ты и идиотка! Я же тебя предупреждала!»

Щёки у Мелинды вспыхнули, она принялась кусать губы и теребить подол красивой чёрной юбки, которую утром умыкнула из шкафа матери и почистила с помощью магии Альберта.

‒ Он… Он огневик, то есть…

‒ Так… ‒ Выражение лица старой Ноиламгип вмиг посуровело. Она переводила сердитый взгляд с лица внучки на мордашку Габи, и то, что происходило между ними, ей явно не нравилось. ‒ С какого ты факультета, Берти? ‒ наконец напрямик спросила она у Альберта и посмотрела на парня с такой злобой, будто собиралась испепелить на месте.

‒ Мы с Мелиндой познакомились на балу…

‒ Я спросила не это. Я спросилас какого ты факультета?

Лицо у Мел сделалось белым, как праздничная скатерть на столе. «Соври, ‒ умоляла она Ала одними губами. ‒ Умоляю, соври».

Но он лишь опустил голову и сделал неровное движение подбородком.

‒ Прости, госпожа моя. Я не могу врать твоей бабушке, даже когда ты просишь.

‒ Госпожа… ‒ Грейс, изменившись в лице, уронила наземь кочергу и упала на свой любимый стул так, будто её придавило чем-то тяжёлым. ‒ Что ещё за госпожа? Ты что наделала?

‒ Мне вручили приглашение на бал для самых одарённых студентов академии, а пойти было не с кем, ‒ сказала её внучка с вызовом. Скрывать содеянное дальше возможным уже не представлялось. ‒ Люси бы меня с потрохами сожрала, явись я туда одна. Я честно пыталась, я надеялась, но парни меня не замечали. Смотрели все мимо, поэтому я создала Альберта с помощью зелья и заклинания.

‒ С помощью зелья «perfectus»?

‒ Да.

Грейс схватилась за горло, словно услышала что-то поистине ужасное. Словно Мелинда сообщила ей о конце света или о падении цен на корень женьшеня, которыми женщины семьи Ноиламгип всегда успешно торговали.

‒ Не может быть! Не может такого быть! ‒ запричитала старуха, уронив локти и голову на стол.

Мелинда сглотнула. Ещё никогда в жизни она не видела свою бабку плачущей. Сердитой, кричащей на все лады ‒ да! Даже дерущейся пару раз наблюдала, но плачущей ‒ никогда. Даже в день похорон Пэтти.

‒ Проклятое зелье! Мать твою погубило, теперь и до тебя добралось. Ой-ой-ой.

‒ Чего? ‒ в унисон воскликнули совершенно ошарашенные Габи и Альберт. Грейс подняла голову.

‒ Рассказывай, ‒ строго сказала она, ‒ где ты нашла рецепт? Твоя мать клялась мне на учебнике по зельеварению, что уничтожила все записи.

‒ Я обнаружила его на клочке бумаги в коробке с велюровыми сапогами и посчитала это подарком судьбы. Я бы скорее умерла, чем позволила Люси выиграть.

‒ Ты не могла платье в приворотном зелье вымочить? Да не тебя бы тогда все ваши парни, как мухи на мёд, полетели. На худой конец, дала бы пирожных с этим зельем какому-нибудь конкретному красавчику.

‒ Я решила, что это нечестно.

‒ А создавать мужика из остролиста и омелы честно?

Мел сжала ладони в кулаки и сердито отвернулась.

‒ Сунуло тебя с этим огневиком, ‒ прикрикнула она на Габи. ‒ Разве не видишь, что Ал ‒ воздушник?

Кошка выпучила с досады глаза.

‒ Я вообще-то как лучше хотела. Огневики воздушников интереснее. Огневики почти драконы!

‒ Опять ты со своим драконом? Да что б он провалился!

‒ Что случилось с мамой моей госпожи? ‒ Наконец не выдержал Альберт, и спор между Мел и Габи мгновенно прекратился. Первую он взял за руку, и она оперлась на него, как на стенку.

‒ Твоей госпожи… ‒ тихо проскулила Грейс. ‒ Он звал её также. Моя госпожа.

‒ Он что убил её? ‒ прошептала Габи, незаметно отходя в тень.

Грейс погрозила ей кулаком.