Со временем Кори стал включать в их игры секс-элементы. Это сейчас Эмбер рассказывает, что Кори ее «испортил», а тогда одинокая и жаждущая внимания восьмилетняя девочка не могла осознать, что ее используют для сексуального удовлетворения. Она ошибочно принимала его сексуальный интерес за любовь и заботу. Их игры развлекали, отвлекали и даже утешали маленькую несчастную девочку. Кори стал заходить все дальше, и когда его навязчивые прикосновения начали причинять боль, Эмбер испугалась. Она попыталась рассказать о случившемся матери, но та не поверила и отругала за «небылицы». Несколько раз Эмбер и Кори вовлекали в игры ее младшую сестру, физической силой принуждая к интимным прикосновениям. Насилие, которому Эмбер подвергал Кори, они вместе применили и к ней. Эмбер вздрогнула, когда вспомнила об этом, а я задумалась: испытывала ли она хотя бы немного злорадства от возможности таким образом отомстить сестре, которую так любили и лелеяли родители, пренебрегавшие ею самой?
Насильственные и вводящие в заблуждение отношения с Кори стали формирующим опытом в жизни Эмбер. Именно они предопределили ее представление о том, как давать и получать внимание. Они создали внутренний шаблон отношений, где контроль шел рука об руку с заботой и стал источником силы и комфорта, которых жизнь была лишена. Установилась сильная ассоциация сексуального влечения с насилием, бессилием и обманом. Эмбер не знала чувства безопасности, которое большинству людей обеспечивают любовь и забота родителей и опекунов. Она отождествляла его с принудительными играми и секс-контактами. Благодаря этим играм она освободилась от чувства беспомощности и депрессии. Они захватывали Эмбер, даже опьяняли. Это привело к тому, что впоследствии она доверяла только тем, кем могла манипулировать, считая, что остальные ее отвергнут. Такое убеждение и ранний травмирующий опыт все сильнее подталкивали ее к сексуализированному насилию над детьми – и оно началось.
Отношения с Кори продолжились после того, как он съехал. В подростковом возрасте она присылала ему откровенные фотографии. Сначала только свои, а потом – сестры и других детей, с которыми она проводила время в качестве няни. Как и многие растлители малолетних, она тщательно выбирала жертв, казавшихся уязвимыми и одинокими. Эмбер, которая сама через такое прошла, понимала, кто наверняка будет молчать от стыда и страха признать насилие или обратиться за помощью. Она знала признаки ребенка, лишенного внимания и ласки родителей, который точно так же может спутать сексуальное влечение с искренней заботой. Она видела в таких детях себя.
Эмбер бросила школу в 16 лет. После этого их взаимодействие с Кори становилось все более скоординированным. Эмбер устроилась помощницей на полставки в местный клуб отдыха Playscheme. Там она обрела определенную ответственность и авторитет. Кори этим воспользовался. Он пригрозил, что их «отношениям» придет конец или он донесет на нее, если она не продолжит присылать ему все больше и больше откровенных фотографий детей. Манипуляция подкрепилась похвалой за умение завоевывать детское доверие. Позже Эмбер пошла помощницей в ясли и стала работать с детьми трех-четырех лет. Она отправила Кори снимки двух полуголых детей.
Они были среди фотографий, которые Шейн нашел в ее ноутбуке и которые в итоге привели к осуждению девушки за хранение непристойных изображений детей. Эмбер везде пользовалась своей ролью доверенной няни для получения доступа к жертвам. Как и в случае многих других секс-преступниц, ее жертвы были младше тех, кого обычно преследуют мужчины, хотя ее дочь уже почти достигла возраста, в котором Кори впервые применил к Эмбер насилие. Девушка ощущала себя в ловушке из-за сочетания угроз Кори и собственных импульсов. Ей нравилось ощущение власти, которое давала способность контролировать и использовать уязвимых детей. В то же время сама Эмбер цеплялась за брата как за единственного человека, постоянно проявляющего заботу и ласку. Ее ужасное насилие над детьми, которых ей доверили, полностью переплелось с самыми ценными отношениями в ее жизни. Она слишком боялась выбраться из системы, в которую Кори ее заманил, и стала слишком зависима от редкого чувства власти и контроля, чтобы разорвать порочный круг жестокого обращения и в целом увидеть это насилие в истинном свете. Она выставляла его безобидной игрой, которую дети любили и даже просили.
На протяжении двух долгих интервью Эмбер, описывая свои действия, демонстрировала холодный прагматизм при выборе жертв, свойственный многим секс-преступникам, и отсутствие раскаяния. Она не воспринимала этих детей как реальных людей: они были всего лишь объектами для удовлетворения их общей с Кори потребности в контроле, власти и сексуальном удовольствии. Она не испытывала угрызений совести, поскольку не воспринимала впечатлительных и беззащитных детей, с которыми жестоко обращалась, как жертв. Они были всего лишь выбранными ею участниками пагубной игры – ее единственного представления о человеческих взаимоотношениях. В этом смысле жестокое обращение с ее стороны представляло собой форму социопатии. Ее травмирующий опыт привел к нарциссизму, неспособности сопереживать и отсутствию доверия к миру. Все это – прямая дорога к превращению как в виновника, так и в жертву сексуализированного насилия. Когда я углубилась в эту тему, она ответила, что ее жертвы просто пережили то же, что и она, и для нее это «нормально». То есть она, как и многие травмированные и жестокие взрослые, утверждала, что подобное насилие никогда не причиняло ей никакого вреда. Но это, что для истории Эмбер было характерно, правдиво лишь отчасти. Позже, в ходе пробного периода психотерапии, она рассуждала о встречах с Кори: о его применении силы, о неприятных физических ощущениях и о чувстве, что их тайна была опасной. Ей стало не по себе. И она почти смогла осознать страх, несчастье и замешательство, которые испытывала в восьмилетнем возрасте. В итоге Эмбер не смогла принять, что сама является жертвой, потому что это было слишком болезненно, и стала защищаться путем воспроизведения того же травмирующего опыта на жертвах, которые были столь же незащищенными и податливыми, как когда-то она сама. Игнорируя чужую боль, она избегала необходимости столкнуться с собственной.
Как бы ни было тяжело такое слышать, насилие для Эмбер было всего лишь средством почувствовать себя сильной и получить заботу от единственного человека, чью нежность она ценила. Поскольку Эмбер видела заботу только через искажающую призму жестокого обращения и сексуализации, она считала насилие над другими детьми единственным способом удержать любовь. И в эту группу жертв в итоге попала и ее собственная дочь. Потребность Эмбер в романтической любви пересилила ее материнский инстинкт. Дочь в ее сознании едва ли была реальным человеком, не то что уязвимым ребенком, нуждающимся в материнской защите. Трагичность истории Эмбер в том, что жестокое обращение, которому она подверглась, привело к столь обширным разрушительным последствиям. Множество детей стали жертвами, а одинокая напуганная девочка превратилась в настойчивую и манипулятивную насильницу.
Два сеанса с Эмбер общей продолжительностью более восьми часов не оставили никаких сомнений относительно заключения в отчете. Передо мной была женщина, которая долго и охотно совершала сексуализированное насилие над детьми и не выразила никакого сожаления об этом. Я заподозрила, что жестокое обращение приносило ей не только эмоциональное, но и сексуальное удовлетворение, однако Эмбер было слишком стыдно в этом признаться.
Мой вывод: Эмбер продолжительное время представляла явную угрозу для детей, за которыми присматривала и с которыми просто контактировала. Модель ее поведения была устоявшейся и очевидной в разных ситуациях. Но проблема заключалась еще и в том, что она отказывалась ее признавать, а это важный первый шаг к выздоровлению. Она отрицала, что ее заводит сексуальная власть над несовершеннолетними или что она ассоциирует детей и подростков с сексуальным удовлетворением. Она была нечестна относительно масштабов своего поведения и его мотивов и, скорее всего, продолжала бы совершать сексуализированное и эмоциональное насилие над детьми.
