Когда пациент впервые приходит в кабинет, для меня это уже в некотором смысле вторая встреча. Я успеваю ознакомиться с личным делом, прочитать факты из прошлого и продумать подход, который буду использовать на консультации. В мыслях появляется образ человека, его возможные реакции и предполагаемые защитные механизмы. Пациент будет угрюмым, агрессивным или непроницаемым? Меня будут воспринимать как угрозу, которую нужно отразить, или как потенциального союзника, с которым надо наладить контакт? Первый час встречи с пациентом (убийцей, насильником или террористом) отрепетирован: мне нужно завоевать доверие этого человека, а его проблемы – это теперь и мои проблемы.

Образ Долорес в моей голове оказался сильно искажен. Пугающее, суровое лицо в воображении растворилось, когда я столкнулась с реальностью: передо мной сидела спокойная и собранная женщина с бледной кожей и идеально уложенными волосами светлого оттенка. Она была грациозной, женственной и чем-то напоминала куклу, настолько выверенными были ее внешность и жесты. Она казалась игрушкой в натуральную величину – волосы так и хотелось бесконечно расчесывать и укладывать. Мне вспомнились любимые куклы, пока я рассматривала женщину, которая убила собственную дочь.

Я представилась, и Долорес улыбнулась. Она продолжала улыбаться не сводя с меня глаз, пока я описывала, что нам предстоит на этой сессии и на последующих в ближайшие четыре года. Как я уже говорила, психолог работает с людьми по самым разным причинам, чтобы помочь справиться с поведением, если оно создает проблемы или не поддается контролю, а также с чувствами (например, с подавленностью, тревогой, ревностью или страхом). Вместе с Долорес мы должны были рассмотреть события из прошлого, которые могли привести к возникшим проблемам, и разобраться, почему они продолжают влиять на жизнь.

Долорес кивнула и сказала, что все поняла. Улыбка никуда не делась, но в кукольном теле почувствовалось видимое напряжение. Мои слова будто полились успокаивающим и едва слышным водопадом. Женщина сидела в комнате, но мысленно была в каком-то другом месте.

Жутковатая нейтральность одностороннего диалога была нарушена, когда Долорес задала первый вопрос: «Это фабрика?»

Мы сидели в небольшом кабинете рядом с помещением общего пользования в закрытом больничном крыле. Долорес перевели сюда из-за частичной вменяемости после нескольких дней в тюрьме, куда она попала за убийство. Работавший с ней психиатр диагностировал у женщины психотическое расстройство и распорядился перевести в лечебницу в соответствии с Законом о психическом здоровье. Как ее психотерапевт, я в первую очередь должна была оценить психологическое состояние и определить проблемы, которые требовалось решить в процессе терапии.

Заданный вопрос будто оживил Долорес. Слова и страхи вышли наружу и помогли составить первое впечатление о вымышленном мире, в котором та находилась. Долорес считала, что мы сидим на экспериментальной фабрике, где правительство проверяет секретные наркотики на пациентах-террористах, которых связывают с «Аль-Каидой»[24], в том числе на Усаме бен Ладене. Якобы эта программа связана с деятельностью ЦРУ.

В таких ситуациях терапевту следует сохранять нейтральность. Нельзя спорить с пациентом, но в то же время запрещается потакать его заблуждениям. Задача состоит в том, чтобы проявлять чуткость и уважение, избегая конфронтации или расспросов, которые могут вновь пробудить травму. Психотерапевту нужно понять, как пациент пришел в эту точку, при этом не перегружать его вопросами, без необходимости не возвращаться к неприятным воспоминаниям и не укреплять его в вере в выдуманный мир. В таком состоянии человек связывает случайные или малоотносящиеся друг к другу идеи. Даже когда вы ощущаете замешательство, ужас или сочувствие, ваш профессиональный долг – сохранять внешнее спокойствие и методичность в подходе. Пациент должен знать, что вы всегда рядом и готовы помочь, а не осудить.

Волна признаний пошатнула сдержанность Долорес, и женщина почти задыхалась. За неровными краями разбитого спокойствия начала просматриваться страшная история. Обманчивые ощущения по поводу больничного крыла отражали те заблуждения, которые привели к смерти Николь, младшей дочери Долорес. Старшая София чудом спаслась. Психотическая иллюзия заключалась в том, что Долорес и ее дочерей преследовала банда преступников – якобы их хотели похитить, изнасиловать и убить. Женщина верила в то, что должна спастись сама и уберечь детей от вымышленного рока, который для нее стал страшной реальностью.

Люди, страдающие от психотического бреда, придают огромное значение маловажным и не относящимся к делу фактам, которые подпитывают их фантазии. Они найдут подтекст и личное послание в сказанном вскользь и сделают радикальные выводы на основании мельчайших деталей. В день, когда умерла дочь, Долорес, как обычно, отвезла девочек в школу. Но по дороге домой она заметила мужчину, который крутил на пальце обручальное кольцо. Рядом с квартирой она увидела еще нескольких мужчин с обручальными кольцами, которые разговаривали по телефону. Для Долорес это послужило неоспоримым доказательством того, что педофилы все ближе подбирались к ее семье. Банда усиливала наблюдение и готовилась к нападению. Долорес решила, что пора действовать.

У школьных ворот никто не заметил ничего подозрительного: молодая мама приятной наружности забирала детей, как и всегда. Долорес никому не рассказывала о своих планах и не делилась сильными страхами. Учителям и другим родителям она казалась самой обычной матерью. Собранность и опрятный внешний вид скрывали жуткие иллюзии, царящие в ее голове, и не позволили предположить исход, к которому они в итоге привели. Никто из людей, которые в тот день видели Долорес, не поверил бы, что она представляет опасность для двух дочек, которых так горячо любила.

Дома женщина попыталась заставить детей съесть хлопья, в которые она добавила барбитураты, но девочки не были голодны и несколько раз отказывались. Ее план заключался в том, чтобы дети мирно отошли в мир иной в результате передозировки, после чего Долорес покончила бы с собой. Но все пошло не так, как задумывалось, и она начала нервничать еще больше. Она вспоминала, как смотрела в окно, чтобы проверить, не приближаются ли к дому мужчины, которых она заметила ранее. Время шло, и у Долорес случилась истерика. В итоге она схватила на кухне нож для колки льда и ударила им обеих девочек. Семилетняя София получила травму, но смогла сбежать из дома с криками о помощи. Пятилетняя Николь истекала кровью из-за полученных ран, но не умирала. Долорес показалось, что она слышит приближение банды, поэтому она наполнила ванну водой и погрузила в нее голову дочери.

Когда прибыли полицейские, они обнаружили тело Николь в ванне, три пустые петли для повешения и две миски с хлопьями на кухонном столе. Долорес была взвинчена и искала Софию с криками, что ее все еще нужно спасти.

Описывая день убийства дочери, Долорес начала плакать. Она сказала, что чувствует свою вину. Я выразила сочувствие. Было нелегко вспоминать то ужасное событие. Вина, стыд и замешательство – естественные чувства, которые стала испытывать Долорес из-за осознания содеянного и психического заболевания, которое подтолкнуло ее к преступлению. Но я застыла в ужасе, когда она возразила. Да, она страдала от угрызений совести, но не из-за судьбы Николь. «Я чувствую вину за то, что София все еще в опасности», – сказала она со слезами на глазах.

Пожалуй, из всех слов, что мне доводилось слышать, эти повергли меня в самый сильный шок. Я поняла, насколько серьезно больна Долорес, насколько глубоко она погрузилась в психотические иллюзии и насколько длинным будет курс психотерапии, к которому мы собираемся приступить. В тот момент общение с ней напоминало встречу с тенью – испуганным и растерянным существом, которое живет в подземном мире, где обитают только призраки.