Скульд взглянула на меня серьёзно, её задорная ухмылка исчезла.

— Человеческое стремление иногда переходит все границы. Стоп… Хальвор. Имя кольнуло меня, словно воспоминание, стоявшее на пороге сознания.

— Кто такой Хальвор? — спросила я, ощущая, как по коже пробегает холодок. — Тот, кто отнял земли фьорда, на которых ты сейчас живёшь, — грустно произнесла Верданди и бросила взгляд на сестру. — Раньше на Ульвсхейме обитали потомки богов. Эти земли были священными, их роду было даровано особое покровительство. Но когда люди Хальвора вторглись, потомков почти всех перебили. Боги, разгневанные дерзостью, наложили проклятие, так что никто не мог бы обрести покой в этих землях. Она замолчала на мгновение, а затем продолжила. — Хальвор был упрям и алчен. Он построил город на проклятой земле, но вскоре его люди начали умирать один за другим. Поняв, что дело неладно, он обратился к вёльве, и та предложила ему сделку. Ради спасения своих людей он совершил ритуал единения, смешав свою кровь с её. С того дня кровь рода Хальвора обрела силу, способную защитить их от проклятых духов. — Но у всего есть своя цена, — дополнила Скульд. — С тех пор девочки, рождённые в роду Хальвора, становились сосудом для души вёльвы, когда им исполнялось восемнадцать зим. С каждым таким перерождением вёльва продлевала свою жизнь. Я уставилась на сестёр, глаза расширились, дыхание сбилось. Слова Верданди прокатывались по сознанию, как волны ледяного шока, от которых внутри становилось всё тревожнее. — Значит, — голос мой дрогнул, но я всё же продолжила, с трудом подбирая слова, — каждый раз, когда в его роду рождалась дочь, она становилась лишь… — я сглотнула, почувствовав, как холод подступил к сердцу, — телом для той, кто… — Верно, — кивнула Скульд. — Они служат лишь сосудами. Жизнь за жизнь, такова цена силы. Меня передёрнуло, но я заставила себя задать следующий вопрос, который всплыл в голове, пугая всё сильнее. — А духи, что тревожат жителей фьорда… — я сжала кулаки, подавляя дрожь. — Рагнард знает об этом? Скульд слегка усмехнулась, но в её взгляде не было насмешки — лишь разочарование. — Нет. Он, пожалуй, единственный из правителей рода, кто так и не узнал правду о своём наследии. Сигвард, погиб в бою, прежде чем успел поведать подлинную историю рода и тайну проклятия своему сыну. Я насторожилась, заметив, как Верданди внезапно издала предостерегающий звук, бросив на сестру укоризненный взгляд, словно упрекая её в излишней откровенности. Но моё внимание уже приковало другое слово, прозвучавшее громким эхом у меня в голове. Детям? — Подождите, — я напряглась, глядя на сестёр, — Но у Рагнарда нет братьев и сестёр. Я металась взглядом между сёстрами, пытаясь прочесть в их лицах хоть намёк на ответ. Но обе упорно молчали, будто решали, сколько правды мне позволено знать. Скульд, казалось, напряглась, её плечи слегка подались назад, как будто её что-то тянуло удержать слова при себе. — У Сигварда была старшая дочь, — наконец заговорила Верданди. — Долгожданный ребёнок, которого Амара не могла родить несколько лет. А когда её дочь, наконец, появилась на свет, то прожила лишь короткий миг и ушла, оставив глубокую рану в сердце матери. Даже когда спустя годы у неё родился Рагнард, эта боль так и не отступила, затаившись в её душе. — Но спустя год после этой утраты Амара узнала правду, — добавила Скульд. — Она почувствовала себя преданной, словно её обманули самым жестоким образом. Её горечь смешалась с яростью, разжигая подозрения. Она не поверила, что девочка просто погибла. Она была уверена, что её у неё отняли. Впав в безумие, Амара отыскала древний ритуал и в ту ночь, ведомая отчаянием, прокляла Рагнарда, желая, чтобы их род оборвался навеки. Меня охватило ощущение, словно я заглянула в саму бездну, где человеческая жизнь могла легко обесцениться, превратиться в разменную монету в руках беспощадной судьбы. Амару можно было понять. Годы горечи, разочарование, утрата… Я даже поймала себя на том, что начинаю испытывать к ней нечто вроде сочувствия. Но проклясть собственного ребёнка? Не просто отвернуться от него или затаить обиду, а осознанно наложить проклятие, пожелать ему несчастья, обречь его на вечные муки? Это никак не укладывалась у меня в голове. Но ещё больше меня потрясло бездействие норн. Они просто стояли в стороне, смотрели, как жизнь Рагнарда, его род и судьбы десятков, если не сотен людей рушились под тяжестью проклятия, веками, как по цепи, передавая боль от одного поколения к другому. А они просто наблюдали. Я прикусила щеку, стараясь унять нарастающую злость, и нахмурилась, бросив на них требовательный взгляд. — Но вы ведь могли вмешаться, могли помочь. Почему вы бездействовали столько времени и только сейчас вдруг решили что-то предпринять? Что вы за боги такие?! — Мы не можем вмешиваться в естественный ход вещей, — ровным, почти безэмоциональным голосом ответила светловолосая. — Это нарушило бы баланс и привело к хаосу. — А почему же вы тогда сейчас вмешиваетесь? Верданди спокойно встретила мой взгляд, но прежде, чем ответить, на меня резко взглянула Скульд, и в её взгляде сверкнуло недовольство, как будто я начала её раздражать. Прекрасно, это взаимно. — Потому что время пришло, — коротко бросила она. — Мы ждали рождения девы из пророчества, — снова заговорила Верданди, её голос звучал тихо, но уверенно. Она подошла ближе к древу, и его голубоватый свет осветил её лицо. — Ребёнка из рода тех, кого когда-то беспощадно уничтожили. Тогда выжили лишь единицы, они скрывались, вели уединённую жизнь, избегая даже богов. Им не понравилось, что боги прокляли потомков, чтобы насолить людям Хальвора. Верданди перевела на меня серьёзный, пристальный взгляд. — Пророчество гласит: только кровь потомков тех, кого истребил Хальвор, смешавшись с его родом, может снять проклятие. Последней из того рода была Аста. Но когда защитная сила ослабла, её похитили, и, когда мы её нашли, было уже слишком поздно. Она была мертва. Мгновенно в голове вспыхнул образ мага — того самого человека, который уже несколько раз пытался убить меня. Это он похитил девушку у норн? Но зачем? — Человек, который выкрал у вас Асту… Как он это сделал? Кто он? — Червяк, — зло процедила Скульд, её глаза сверкнули опасным огнём. — Он посвятил свою жизнь запретным знаниям, выискивая древние ритуалы, чтобы обрести силу, способную превзойти даже силу богов. Ему нужна была Аста, потому что её кровь могла стать ключом к открытию портала в Тень. В обитель богов, в нашу обитель. — В первое время мы наблюдали за тобой, — светловолосая Верданди легко коснулась ствола дерева, не отводя взгляда от меня. — Ты была ещё слаба, твоя душа только привыкала к новому телу. Перенос был непростым — в вашем мире уже почти не верят в нас, богов, и эта утраченная вера ослабила связь, из-за чего тебе так трудно вспомнить прошлое своего сосуда.

Верданди замолчала, давая мне время переварить её слова. А внутри меня всё клокотало — гнев, удивление и щемящая тревога боролись за место в душе. Я оказалась здесь не по своей воле, застряв в чужом теле, в этой странной реальности, где от прошлого остались лишь слабые обрывки воспоминаний, как осколки стекла, которые никак не складывались в цельную картину. Меня окутывало мучительное ощущение, что моя собственная жизнь ускользает, и я не в силах полностью её контролировать. Ну почему я? Спасительница хренова, на кой мне это сдалось, спрашивается. — Но сегодня, — голос её звучал твёрже, — мы покажем тебе всё. Время пришло, и другого шанса не будет.

— То есть, выходит, я должна выполнить некую миссию для вас, — я нахмурилась, вспоминая, что Вальгард уже говорил об этом. Если я сделаю то, что они хотят… возможно, они, наконец, дадут мне жить своей жизнью. — А когда я всё сделаю, вы оставите меня в покое? — Дитя, — вмешалась Скульд, её голос был мягким, но в нём чувствовалась ледяная сталь. Её глаза сузились, и в них сверкнула угроза, как у хищницы, готовящейся к прыжку. — Ты даже не осознаёшь, какое это благословение — удостоиться нашей беседы. А уж связь с нами — это привилегия, которую нужно заслужить. А ты… Она протянула руку вперёд, пальцы её дёрнулись, словно касаясь невидимых струн. И тут я замерла: между нами, дрожа, как натянутая тетива, возникла тонкая золотая нить, тянувшаяся от её руки. — Ты меня уже порядком утомила. Твоя жизнь и без того висит на волоске, — её слова прозвучали как предупреждение, — так что подумай хорошенько, прежде чем говорить. Я сглотнула, чувствуя, как странный жар пронзил грудь, заставляя вздрогнуть, а следом в животе всё похолодело. Скульд продолжала смотреть на меня, её взгляд был холодным, цепким, словно острое лезвие. Всё тело напряглось, вытянувшись, как струна, но а заставила себя выдержать её взгляд, не отворачиваясь. — Вы меня не убьёте, я вам нужна. — Хочешь проверить? Я перевела взгляд на Верданди. Она смотрела на нас, не выказывала ни малейшего интереса, будто происходящее и вовсе не касалось её. Да, признаю, грубить и дерзить богиням было, мягко говоря, не самым разумным поступком. Внутри меня крепла уверенность, что стоит Скульд лишь дёрнуть эту свою ниточку, как моя жизнь оборвётся — и на этот раз никто меня не вернёт. Почему-то я знала это с пугающей ясностью, как если бы сама смерть уже стояла рядом, внимательно слушая наш разговор. Я стиснула зубы, глубоко вдохнула и взяла себя в руки. Выпрямилась, заставив себя стоять ровно и спокойно, стараясь скрыть малейший признак страха. — И всё же, — произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, — раз уж я здесь, раз уж вам так нужна моя душа… тогда расскажите, как снять проклятье. Неожиданно в полумраке, из самого воздуха, шагнула третья фигура. Урд тихо спустилась к нам, её взгляд неотрывно был устремлён на меня. — Придёт дева, чья душа пылает неугасимым огнём, но свободна и неукротима, как северный ветер. Она обретёт силу древних, что вплелась в землю её предков, и снимет проклятье, что веками тяготило её корни. Ошибки будут прощены, и в её чреве зародится сущность, божественная и чистая, что принесёт свет этим землям, избавив их от долгой тьмы. Я заворожённо слушала Урд, ощущая, как эти слова будто пронизывали меня, врезаясь в память. Так вот оно, то самое пророчество. — Прекрати, Скульд, — строгим голосом обратилась она к сестре. Та лишь фыркнула, но послушно убрала руку, и золотая нить исчезла, вместе с ней угасло странное напряжение в груди. — О какой сущности идёт речь? — О ребёнке, что уже в твоём чреве, — ответила Урд, слегка наклонив голову, словно изучая меня с новой тщательностью. В её взгляде мелькнула тень недовольства. — Но это плохо. Ты слаба. — Погодите! Что?! — воскликнула я, сердце бешено колотилось, а догадка, словно молния, пронзила сознание. — Я… я беременна?! Все трое молча кивнули, и тут в памяти вспыхнуло видение: кровь, алым пятном расползающаяся по ткани, густо пропитывая платье. Мой взгляд потемнел. Так вот, что это было… Неужели… — Но как? Это ведь… невозможно до брака! — я выдавила слова, пытаясь уцепиться хоть за что-то. — Для людей — да, но ты ведь не просто человек, — спокойно отозвалась Верданди, не оборачиваясь. Она подошла ближе к древу, легко поднялась в воздух, как если бы сама природа подхватила её, и нежно провела пальцами по светящимся лепесткам. Я смотрела на неё, и внутри меня всё сжалось в тугой, мучительный комок. Ноги подкашивались, земля казалась зыбкой, словно я стояла на песке, готовом поглотить меня. Я… я правда беременна?