— Садись, — прогудел он.

Я сел.

— Голоден? — спросил он таким тоном, что было непонятно, то ли он хочет накормить меня, то ли съесть.

— Половина грейпфрута меня бы вполне устроила.

Джини навалила полную тарелку жареных свиных сосисок и запустила ее по столу, словно фрисби. Тарелка закрутилась передо мной, обдав брызгами жира.

— Э-э… но сосиски тоже подойдут. — Я попытался улыбнуться.

Пока я медленно ел, четыре пары глаз Шарки буравили мою макушку. Никто не произносил ни слова, и мне казалось, что я чавкаю оглушительно, издавая примерно те же звуки, что фермер, хлюпающий по грязи в резиновых сапогах.

Какое-то время из-за этого мне кусок в горло не лез, но потом я осознал, что зверски голоден, а сосиски восхитительно вкусные. Я быстро уничтожил три штуки, причем третью умял вместе с ломтем хлеба.

— Много тебе не нужно, а? — спросил Папаша, когда я закончил.

— Простите, — промямлил я. — Последние дни я ел лишь то, что дают в больнице.

— Ага. Это там ты сказал полицейским, что мой сын напал на тебя.

— Так я тогда думал, — пробормотал я, глядя в тарелку.

Папаша сидел во главе стола, пристально глядя на меня из-под бровей, которые могли бы послужить навесом над крыльцом приличного коттеджа. Он снова был совершенно серьезен.

— А теперь?

— А теперь я думаю, что, скорее всего, нас обоих подставили. Реда с нападением, а меня с поджогом.

Папаша забросил в рот внушительных размеров сосиску и молниеносно проглотил ее, кажется, даже не прожевав.

— Не вижу, какое мне дело до всего этого, Минимун. Полиция подставляет нас годами, а теперь, чтобы помочь мне выпутаться, вдруг зачем-то понадобился детектив-лилипут. Детектив-лилипут, заявляющий, цитирую, что история моей семьи — это сплошь воровство, мошенничество и нападения.

Я едва не подавился последним куском сосиски.

— Согласен, это звучит не очень-то лестно. В свою защиту могу лишь сказать, что на самом деле история вашей семьи — это воровство и мошенничество. Насчет нападений я был не прав.

Папаша ощетинился:

— Воровство и мошенничество?

Внезапно я почувствовал себя неуязвимым, как если бы все происходило во сне, а не на самом деле.

— Ну, был случай, когда Ред перед забегом скормил белый хлеб борзым Бирна, — напомнил я. Ред сдавленно хихикнул. От этого ему не отвертеться, даже если сейчас он пытается начать жизнь с нового листа. — Не говоря уж о том, как Ирод угнал машину с утками для гонок[14] во время карнавала у Треймора.

— Кря-кря, — вставил Родди.

— А Джини хотела пройти первое причастие, хотя ей еще нет восемнадцати.

Джини вздрогнула.

— Я и на будущий год буду пытаться.

— Заткнитесь, вы все! — рявкнул Папаша. — Этот парень начинает действовать мне на нервы.

Ред снова потянул отца за рукав:

— Пап, если с меня не снимут обвинение в нападении, я сяду. Да, мне частенько доводилось драться, но ни один Шарки не станет подкрадываться ночью, чтобы врезать такому хиляку, как Минимун. А Флетчер хоть и хилый, но ум у него острый как бритва. Он запросто вывел Родди на чистую воду, когда тот украл органайзер Беллы.

Ирод стукнул кулачками по столу, его лицо исказилось от злости, отчего он стал здорово смахивать на рыжую обезьяну.

— Не брал я эту дурацкую штуку! — взорвался он. — Минимун подставил меня.

Все Шарки засмеялись — ясное дело, за исключением Ирода.

— Конечно, подставил, — сказал Папаша. — Если бы каждый раз, когда ты говоришь это, я получал пенни, то уже мог бы купить Дублинский шпиль[15], а на сдачу принимал бы ванну из пенни. — Папа взял еще одну сосиску и погрозил ею Реду. — Даю вам обоим двадцать четыре часа, чтобы поиграть в Шерлоков Холмсов. После этого Минимун отправится домой. Его родители небось с ума сходят. Не хватало, чтобы, кроме всего прочего, меня еще обвинили в покраже детей.

Я нахмурился. Двадцать четыре часа. Не слишком много, чтобы разобраться в таком сложном деле.

— Мне нужны мой компьютер и заметки.

— Нет проблем, — Взгляд Реда внезапно сделался виноватым. — Иди за мной.

Мы снова прошли по коридору и в конце концов оказались в спальне. В отличие от чулана, где я спал, эта комната была обставлена со вкусом. На самом деле…

— Это же мои вещи! — воскликнул я, прижимая к груди свое пуховое одеяло. — Вы обокрали мой дом!

— Я подумал, тебе понадобятся твои детективные причиндалы, — пожал плечами Ред. — Я велел Джини и Родди взять только компьютер, распечатки и записи, но они заодно еще кое-что прихватили.

Я взял настольную лампу.

— Никто не пострадал?

— Нет. Твои родители всю ночь искали тебя. Все прошло как по маслу.

Я ощутил пронзительный укол совести. Какую боль я причинил маме и папе!

— Я должен вернуться домой, — прошептал я.

Ред мягко взял у меня лампу.

— Через двадцать четыре часа, Минимун. Как только во всем разберешься.

— Как я могу разобраться? — в отчаянии воскликнул я.

Я чувствовал себя так, словно остался один на целом свете и все против меня.

Ред снова пожал плечами и зашагал обратно на кухню.

— Ты же детектив, Мун. Вот и работай.

Я поплелся за ним.

— Я даже не могу переступить порог этого дома. Меня тут же арестуют.

У Реда сделался такой вид, будто он знает ответы на все вопросы.

— У меня есть план.

— Какой еще план? — Внезапно я ужасно занервничал.

— На самом деле идея принадлежит Джини. Мы над этим всю ночь работали. Все просто. Ты становишься одним из нас. Шарки, понимаешь? Никому даже в голову не придет в этом усомниться.

Его план мне совсем не понравился.

— Не думаю, что из этого что-нибудь получится.

Джини внезапно принялась порхать вокруг меня, словно продавщица в магазине.

— Зря ты так думаешь, — заявила она. — Кстати, этот оттенок тебе очень даже идет.

— Какой оттенок?

Джини взяла меня за руку и подвела к зеркалу в человеческий рост. Я мимоходом отметил, что зеркало тоже было из моей спальни.

— Ты уже выглядишь как один из нас.

От ужаса у меня свело живот. Я не смел поднять взгляд.

— Взгляни же, — настаивала Джини. — Ты стал таким симпатягой…

Может, ее слова и подбодрили бы меня, если бы все вокруг не покатились со смеху.

— Ох, нет, только не это, пожалуйста, — залепетал я, разглядывая себя.

Пока я, накачанный болеутоляющими таблетками, спал мертвым сном, кто-то коротко остриг мои темные волосы, а то, что от них осталось, выкрасил в рыжий цвет.

И это было еще не самое худшее. С левого уха свисало большое серебряное пиратское кольцо. Джини покачала его наманикюренным ногтем.

— Знак качества, — сказала она. — Тебе идет.

Кожа моего лица тоже выглядела темнее обычного. Я попытался стереть краску, но без толку.

— Искусственный «голливудский» загар, — объяснила Джини. — Немножко неровно получилось, потому что у меня не было времени добавлять увлажнитель. Зато не смоется по крайней мере неделю, а на локтях и коленях еще дольше. Может, несколько недель. На коробке написано, что не рекомендуется применять в области лица, но оно ведь у тебя не горит, правда? Так что все в порядке.

Нос по-прежнему сохранял припухлость. С учетом этого, а также рыжей шевелюры и смуглой кожи я стал другим человеком.

Джини закатала мне рукав и продемонстрировала татуировку на предплечье.

— Перестань, Минимун, — сказала она, когда я начал хватать ртом воздух. — Это всего лишь хна. Смоется через несколько недель.

Вывернув руку, я прочел, что на ней вытатуировано.

Вот что там было.

Счастье еще, что вторая рука оставалась в лубке, а то один бог знает, что Шарки бы с ней сотворили.

Пока я любовался на свое отражение, Ред встал рядом и приобнял меня за плечи.