— Вот, ваше сиятельство, — покладисто и с подобострастием в голосе произнёс владелец галереи. — Про эти три полотна я вам говорил. Работы начинающего художника. К сожалению, он пожелал остаться неизвестным, так что его имя я не смогу вам назвать, как бы вы ни просили. Каждая — настоящее произведение искусства.

Ну тут я бы поспорил. Если честно, выглядели они довольно просто даже на мой неискушенный взгляд.

— Да, — пробормотал Браницкий. — Они действительно прекрасны. Сколько вы за них хотите, Григорий?

— Как я уже упомянул, ваше сиятельство, эти картины в скором времени будут выставлены на аукцион, но, зная вашу любовь к живописи, я счёл возможным показать их вам заранее. Миллион восемьсот тысяч за портрет и по миллиону за оставшиеся полотна.

Я тут едва слюной не подавился. А практику ценообразования можно узнать, пожалуйста?

— Хм-м-м-м… — Браницкий замер, потирая бородку и глядя на полотна. — Хорошая цена, но мне кажется, что она несколько завышена, Григорий.

— Ну что вы, ваше сиятельство! — тут же воскликнул он. — Пожалуй, я даже несколько преуменьшил их стоимость. Согласно прогнозам наших оценщиков, их стоимость на аукционе перевалит минимум за три миллиона. Моё предложение для вас исключительно щедрое.

Владелец галереи рассмеялся.

— Знаете, не будь я столь воспитан, даже назвал бы его грабежом. Настолько оно щедрое.

— О, тут я даже спорить не стану, Григорий. И всё-таки думаю, что оно высоковато. Может быть… ну не знаю. Я бы дал по пятьсот тысяч за каждую.

Мужик чуть за сердце не схватился.

— Ваше сиятельство! Ну как же так! Видит бог, я бы вам их и бесплатно отдал! Но не могу. Право слово, не могу. Такая низкая цена — это оскорбление творца. Если я продам их по такой низкой стоимости, то потом не смогу смотреть в глаза своим клиентам. Нет, ваше сиятельство. Поверьте, уже названная цена на пятьдесят процентов ниже пороговой.

Браницкий скосил глаза и встретился со мной взглядом. Затем указал глаз

ами в сторону картин. Мол, чё стоишь. Давай, вперёд. Работай.

Гад. И? Что мне делать? Как он хочет, чтобы я сбил цену? Хотя…

— Кому, вы сказали, принадлежат эти работы? — поинтересовался, подходя ближе к стоящим на столах боксам с картинами.

— Простите, но я не могу раскрыть эту информацию, — тут же выдал владелец. — Согласно закону мы обязаны уважать право автора работы на использование псевдонима или же сохранять его анонимность, если тот этого пожелает.

И это правда. При требования со стороны автора галерея действительно обязана была уважить это и сохранить его имя инкогнито. И тут у нас встаёт дилемма.

— И тем не менее вы обязаны должным образом задокументировать произведение, если я не ошибаюсь.

А я знаю, что не ошибаюсь. И он это знает.

— Уверен, что вы сможете предоставить нам эти документы, — добавил я. — В качестве подтверждения подлинности работы.

— Работа подлинная! — тут же возмутился мужик. Так возмутился, что у него лицо едва пятнами не пошло. — Наша галерея не имеет случая связи с подделками…

— Репродукциями, вы хотели сказать? — поправил я его.

Кажется, что он даже с мысли сбился немного.

— Что?

— Репродукциями, — повторил. — Я ведь ни слова не говорил о подделках.

Разумеется. Ни один уважающий себя искусствовед не станет заниматься подобным делом. В мире искусств связаться с поддельной работой… да ещё и пытаться продать её под видом оригинала — это клеймо на всю жизнь. С тобой просто не станут работать. Проблема в том, что большинство таких вот «честных» дельцов никогда с подделками и не работают. Они работают с репродукциями. Те же подделки, по сути, выполненные на высочайшем уровне.

Разумеется, что людей заранее предупреждают, что они покупают не оригинал. Потому что если этого не сделать, то качественная репродукция враз становится не более чем качественной подделкой. Подмена понятий, чтобы её. Тут уже работает психология. Подобного рода люди даже думать не будут об этом слове.

Так что весьма забавно, что он упомянул именно его.

— Конечно, я это и имел в виду, — зло произнёс владелец галереи. — Мы никогда не позволяем себе обманывать своих клиентов.

— Тогда, может быть, вы продолжите эту славную традицию и предоставите нам все документы по этим картинам? — предложил я ему.

— Разумеется, мы это сделаем! — тут же ответил он. — У нас есть все необходимые документы. Но…

Мужик повернулся в сторону стоящего в стороне и явно скучающего Браницкого.

— Ваше сиятельство, должен признаться, что я не совсем понимаю, к чему всё это. Вы наш постоянный клиент! Мы сотрудничаем с вами уже шесть лет, и ещё ни разу вы не высказали жалоб на качество наших услуг…

— Ну, Григорий, что поделать. Времена меняются, — пожал плечами граф. — Тем более, что сейчас и случай особый. Сам же видишь, что я пришёл к тебе не на аукцион, а с личной просьбой.

— И именно поэтому я дал вам столь низкую цену, ваше сиятельство! — взвился тот. — Дешевле я не могу отдать. Это было бы форменным неуважением по отношению к художнику. Ещё раз смею напомнить, что на аукционе…

— Да-да-да, — перебил я его. — Мы помним, что цена на аукционе будет выше. Но сейчас не аукцион. И названная вами цена явно не удовлетворяет моего…

Я чуть не запнулся на этом слове. Посмотрел на довольное лицо Браницкого. Его вся эта ситуация прямо забавляла.

— Моего клиента, — кисло продолжил я. — Поэтому мы и хотели бы увидеть подтверждающие документы. Без них ваши слова не более чем… маркетинговый ход.

Повернувшись к Браницкому, я призвал на помощь всё своё самообладание.

— Ваше сиятельство, не скажете ли, часом, какую цель преследует эта покупка?

Этот вопрос его удивил.

— Благотворительность, — выдал он. — Подарю их музею. Скрывать такую красоту в личной коллекции слишком эгоистично.

— Понятно. Что ж.

Я повернулся к хозяину галереи.

— Итак, мы ждём от вас полный пакет документов. В том числе и заключение экспертизы. Согласно статье «Об оценочной деятельности» мы имеем на это полное право, чтобы получить независимую оценку. Думаю, будет любопытно и совсем не лишне взглянуть на подобного рода результаты. Если они подтвердят ваши заявления и предоставленные бумаги, думаю, что проблемы не возникнет. В противном же случае мы получим право оспорить названную вами цену в судебном порядке. Разумеется, что как только я запрошу экспертизу, выставить данные картины на аукцион вы уже не сможете.

Тонкий момент. По сути, я сейчас взял картины в заложники. Потому что ни один аукционер, который заботится о своей репутации, не позволит выставить на торги полотно, в отношении которого имеется подозрение в подлинности. Как только мы подадим такое обращение, любые операции с этими картинами станут… ну не то чтобы незаконными. Нет. Скорее, очень и очень нежелательными.

Это всё равно, как если бы дорогой ресторан продолжал выносить в зал блюда, пока у него на кухне санэпидемстанция проводит проверку. Не факт, что она что-то найдёт. Но сам факт наличия проверки может смутить посетителей.

Плюс мне на руку играли его собственные слова о Браницком. Подобные действия со стороны давнего клиента также вызовут подозрения.

В итоге мы имеем картины, которые этот мужик явно не хочет выставлять на аукцион. Я чувствую это по его эмоциям. Он хочет продать их Браницкому. Но не желает сбивать цену. Причина мне неизвестна, но она явно не в том, что это подделки или репродукции. Скорее уж, в том, что их реальная стоимость ниже той, что он нам сказал. Значительно ниже.

И сейчас он стоит перед выбором. Либо поддаться и продать сильно дешевле, чем хотел, либо же получить в свои руки чемодан без ручки и возможные проблемы сверху.

Что ж, давайте усугубим это положение.

— Ваше сиятельство, думаю, если вы уверены в своём выборе, то мы вполне могли бы обезопасить себя без лишних проблем для вашего партнёра.