Наведя справки о прошлом господина Реджинальда Драйдена, я узнал, что ему досталось большое наследство от его брата Сэмюэля, который погиб в автокатастрофе. Причем существенная часть этого наследства – страховка, которую брат господина Драйдена оформил незадолго до смерти. Страховая компания расследовала данный случай, но была вынуждена выплатить страховое вознаграждение, так как у машины, упавшей в глубокий овраг, были неисправные тормоза и подозрения о преднамеренном самоубийстве не оправдались.
Я переговорил со всеми, с кем только мог, включая посетителей злачных мест, – тут я благодарен инспектору Найджелу Сомсу – и мне открылось многое о брате господина Драйдена. Оказалось, что брат господина Драйдена, Сэмюэль Драйден, работавший врачом в частной клинике, проигрывал солидные суммы в карты, в результате чего накопил долги, а денег достать не сумел (среди прочих безуспешно обратившись к своему брату, то есть к господину Реджинальду Драйдену). Тогда он, время от времени сталкиваясь со смертью в своей клинике соседей-фермеров из-за неосторожности и несчастных случаев, застраховал свою жизнь на большую сумму и, подловив момент, погрузил в свою машину умершего пациента, предварительно переодев его в свой костюм и испортив у машины тормоза, после чего инсценировал собственную гибель. Тем самым он избавился от долгов, но осложнил себе дальнейшую жизнь.
Нужно было как-то выкарабкиваться из этой ситуации. Скрываясь в облике фермера Винтера (в его одежде и с его документами), он проехал полстраны и устроился наконец на северо-западе помощником врача, а через какое-то время сдал экзамен для получения лицензии. Он узнал из газет, что страховку выплатили его брату, как единственному наследнику, но, вспоминая о том, как брат отказал ему в помощи, в которой он нуждался, он стал подсылать к нему людей, которые пытались по его просьбе выбить из брата, удачливого бизнесмена, ставшего к тому времени крупным землевладельцем и хозяином построенного на страховую выплату солидного дома, так называемые «карточные долги» погибшего. Ничего не помогло, все эти усилия остались без результата. Реджинальд, как уже говорилось, никогда не поощрял пагубных увлечений брата и, тем более, не собирался отвечать по его так называемым «непогашенным долгам».
Тогда Сэмюэль решил подстроить личную встречу со своим братом, предварительно изменив свою внешность. Он познакомился с Айнбиндером и уговорил его за вознаграждение, разумеется, разыграть ссору с братом. В поезде, где братья встретились спустя много лет, Сэмюэль представился Бартом Винтером. Дальше всё пошло как по маслу: специально организовав в паре со своим сообщником эту ссору, а затем дуэль, господин Винтер, он же Сэмюэль Драйден, притворился, что его смертельно ранили (разлив пузырек с чернилами или другим красящим составом), чтобы господин Реджинальд Драйден (его родной брат) сопровождал его в больницу. В госпитале Сэмюэль, уговорив персонал, чтобы их оставили наедине, заколол кинжалом своего брата Реджинальда и, поменявшись с ним одеждой и внешностью, смыл свой грим. Братья были сильно похожи, практически как близнецы. В безутешном горе господин Реджинальд Драйден (которым стал теперь его брат Сэмюэль) вернулся в свое поместье, однако, оставшись один, не смог скрыть своего нараставшего недовольства (так как ему надоело притворяться кем-то другим), а когда к нему явился ваш покорный слуга, начал путаться в своих же владениях и привычках, из-за чего мне пришлось его заподозрить и впоследствии разоблачить.
Кинжал, с помощью которого Сэмюэль убил своего брата, – тот же самый кинжал, которым он хотел заколоть своего сообщника Айнбиндера, по просьбе инспектора сыгравшего роль шантажиста. Что, в частности, подтвердила проведённая экспертиза. Необходимо отметить, и я прошу суд учесть, что Ларс Айнбиндер никого не убивал и скорее действовал во всём этом деле как искусный актёр. Как нам удалось выяснить, Ларс после войны учился в актёрской школе, потом пару лет проработал в театре, сменил множество занятий, а в последнее время испытывал острую нужду в деньгах. Но всё-таки он виновен в том, что узнал об убийстве одним из первых, располагал сведениями о личности жертвы и личности убийцы и не сообщил эти сведения в полицию. В этом его вина несомненна».
Речь Сторджеса вызвала бурные аплодисменты у собравшейся публики. Проходя между рядами к выходу из зала, Сторджес увидел Гарретта, который явно старался привлечь внимание Алекса к своей особе. Они вышли вместе и, обернувшись к Гарретту, Сторджес вопросительно поднял брови.
– Сэр, я уполномочен передать вам приглашение от новых хозяек Драйден-холла – двоюродной сестры сэра Реджинальда миссис Левередж с дочерью. Они только что приехали из Австралии и хотели бы приветствовать вас у себя в любое удобное для вас время.
– Ну что ж, австралийские розы цветут в другое время и в других широтах, но не менее роскошно, чем английские… Было бы интересно понаблюдать за тем, как они приживутся на нашей почве…
Прерванный закат
– Вам никогда не приходилось искать то, чего нет? Чего не существовало в действительности, и вы об этом знали? – обратился Алекс Сторджес к своему другу инспектору Найджелу Сомсу.
– Смотря что вы имеете в виду, – усмехнулся инспектор.
– Как вам, должно быть, известно, этим летом мне удалось посетить Мальту, – начал свой рассказ Алекс, закурив сигару и махнув ею куда-то вдаль сквозь осенние дождевые струи, стекавшие по холодному лондонскому оконному стеклу…
***
Алекс, известный своей честностью и пунктуальностью семейный поверенный, приехал на Мальту в самый разгар летнего сезона по приглашению своего давнего лондонского клиента, в своём преклонном возрасте окончательно перебравшегося на этот остров. Мсье Цорн (у него был помощник-француз, так его называвший, и это обращение подхватили все друзья и знакомые господина Цорна)… Так вот, мсье Цорн, знаменитый биржевой магнат, проживал на острове со своей молодой женой, продлевал свой век оздоровительными процедурами (он рассчитывал прожить таким образом не один десяток лет), увлекался круизами на яхте вокруг острова, а также живописью. В качестве художника он создавал акварельные пейзажи, посвящённые деревушкам, скалам, полоскам морской воды между ними, изрезанной ветрами береговой линии, переливающемуся вечерними огнями горизонту.
Остров славился великолепными бухтами с каменистыми выходами к воде, неувядающими памятниками средневековья и россыпью вилл из серого и жёлтого известняка, добываемого тут же островитянами. Мсье Цорн владел роскошной виллой на побережье, но у него ещё оставалась недвижимость в Англии, по поводу продажи и сдачи в аренду которой он намеревался сделать распоряжения.
За счёт мсье Цорна Алекса разместили в одном из лучших отелей острова и предоставили ему автомобиль с шофёром, чтобы он мог полюбоваться островом в свободное время. Встречи с магнатом обычно проводились по вечерам, когда солнце не так досаждало и можно было свободно дышать на открытых террасах, не опасаясь перегрева. Где бы ни проходили встречи, где-то рядом с мсье Цорном всегда находилась его супруга, миловидная женщина, приветствовавшая Алекса с неизменной теплотой, но в беседах не принимавшая участия и державшаяся в стороне. В присутствии Алекса она никогда ни о чём не просила своего мужа, а, наоборот, старалась предупредить все его малейшие желания. Мсье Цорн, как-то, прощаясь с Алексом на дорожке, ведущей к воротам виллы, упомянул, что доверяет своей жене как самому себе.
Алекс наслаждался таким «отпуском» примерно с неделю и уже готовился к отъезду, как произошло то, что заставило его задержаться.
Мсье Цорн в тот день отказался от поездок и компаний, ему захотелось провести хотя бы часть дня в общении с девственной природой острова. Поэтому после обеда, в преддверии скорого заката, мсье Цорн рисовал горный пейзаж, спасаясь от уже не столь ярких, зато создающих красивые тени солнечных лучей в башенке средневекового монастыря, отданного несколько десятилетий назад местной картинной галерее. Эта галерея привлекала художников-любителей со всего острова, богатых и не очень, которые свободно устраивались с мольбертами в прохладных залах и создавали свои «нетленные» копии с развешанных по стенам старых картин, практикуясь в смешивании красок и прорисовке мельчайших деталей. И только за использование башни нужно было платить, её сдавал музей по часам, и магнату это нравилось, так как ему никто не мешал и не приставал с разговорами.
