После грозы всегда такое чувство, что для всего живого мир начинается заново. Черный конь беспокойно топтался у себя в стоиле, две других лошади принюхивались и вертелись, пытаясь рассмотреть нового соседа. На сене спали двое. Только что начался их общий мир, но они еще на знали об этом. Габриэлла летела во сне над побережьем Мёбиуса в сверкающем шаттле. А рядом в рубке сидел Сулем и улыбался своей открытой, согревающей улыбкой.
Глава V. «Меня нельзя любить…»
Габриэлла проснулась и еще какое-то время после пробуждения лежала в блаженной неге, прижавшись к груди Сулема. Но потом осознание того, что случилось, догнало ее, заставив мгновенно вскочить на ноги.
«Этого не должно было произойти. Не должно! Какая же я дура! Как я могла такое допустить», – спешно натягивая платье, она нещадно себя ругала. «Что теперь делать? Что делать?!»
Повязав грубую коричневую косынку на голову, Би не удержалась – присела и внимательно всмотрелась в лицо спящего мужчины. Как кисточкой нарисованный разрез глаз, темные ресницы отбрасывают длинные тени, острые скулы, четко очерченный волевой подбородок. Серебряная цепочка с кулоном в виде меча Бога всех Богов вздрагивает на смуглых ключицах от каждого вдоха и выдоха.
Она легонько пробежала пальцами от щеки вниз, по шее, к смуглому плечу. Его губы чуть дрогнули в сонной полуулыбке. А потом резко подскочив, Сулем сгреб ее в охапку и с громким шепотом: «Вот ты и попалась» свалил в сено рядом с собой.
– Собиралась убежать? – он смотрел на нее, приподнявшись на локте.
– Скоро совсем рассветет. Надо идти. Кто-нибудь может заметить нас. И вообще, все что случилось… Так не должно было произойти. Тебе нельзя быть рядом со мной. Никому нельзя…
Сулем наклонился и остановил ее сбивчивую речь долгим поцелуем, противостоять которому было просто невозможно.
– Не волнуйся. Я еще вчера предупредил начальницу твоего отряда, что ты до утра последишь за нашим новым постояльцем, – оторвавшись от ее губ, прошептал он.
–Ты все просчитал, да? – Би попыталась встать. Но новая волна объятий и поцелуев парализовала ее волю. «Просто наваждение какое-то», – подумала она и перестала сопротивляться.
Через час они вместе вышли из конюшни и в плотном утреннем тумане, стоявшем после ливня над островом, направились в сторону небольшого деревянного дома, в котором жил начальник лагеря. Габриэлла сначала упиралась и не хотела туда идти. Все время оглядывалась и шептала, что их кто-то может увидеть. Тогда Сулем молча взял ее на руки и отпустил только на крыльце перед своей дверью.
– Ты сейчас запросто в барак не попадешь, – объяснил он ей. – Там конвой, начнут расспрашивать, поднимут шум. Пока разберутся… А я тебя чаем напою.
Сулем с улыбкой открыл дверь перед своей спутницей.
– Ну ладно, если уж у тебя есть чай…
– У меня не только чай, но даже горячий душ.
– Тогда я согласна, чтобы ты и вовсе взял меня в плен. Показывай, где тут твоя королевская купальня? – впервые за много месяцев в Габриэлле мелькнула тень игривости, забытый отзвук прежней жизни.
Квартирка интенданта состояла из одной единственной аскетично обставленной комнаты, совмещенной с маленькой кухонькой. Почти все жилое пространство занимала кровать. Рядом стоял письменный стол с кипой разных бумаг и личной компьютерной панелью Сулема. Чуть дальше узкая столешница обозначила границу кухни. Там уже стояли ароматный горячий чай и шоколад. Они напомнили Габриэлле, что где-то есть нормальная жизнь, с нормальной едой и простыми уютными ритуалами.
–Ты не представляешь, как давно я не пила настоящий вкусный чай. Да еще вот так, приватно, не в общей столовой, – сказала она, расположившись на высоком стуле.
– Не напоминай мне о том, какое кошмарное здесь было питание, – он сел напротив нее.
– Ты молодец. Все чувствуют, как к лучшему изменилась жизнь с твоим появлением. Одни рукавицы на кирпичке чего стоят.
Сулем улыбнулся. «Боги! Как можно быть таким красавцем! За что вы послали мне еще и такое испытание?»– подумала Габриэлла, вглядываясь в черты лица молодого мужчины.
–Ты мне так и не скажешь как по-настоящему тебя зовут?
– Нет. Я правда не могу… Здесь меня зовут Би.
–За что ты сюда попала?
– Происки врагов, – серьезно ответила она.
– Ну ладно, если не хочешь не говори.Просто я видел твое личное дело. Оно единственное из всех с высшим уровнем секретности. Ты действительно так опасна? – Сулем прищурился, изучая женщину, которая у него на кухне, в его синем халате пила чай из его кружки, но оставалась совершенно непонятной ему.
– Конечно. Я владею тремя видами боевых искусств. Одним – почти в совершенстве, потому что с детства занималась. Двумя другими гораздо хуже, – Би посмотрела на изумленного Сулема и засмеялась. – А еще убиваю страстью во время любовных утех.
– Да ну тебя! Я же серьезно спрашивал, – он тоже рассмеялся, совсем не обидевшись на ее шутку.
«Ах, милый, а ведь я тоже серьезно», – подумала королева. Перед глазами встал гимнастический зал, в котором она так часто плакала на тяжелых тренировках. Ее занятия боем были единственными, где отец проявлял строгость и требовал регулярного посещения. «Ты должна уметь выжить в любой ситуации», – объяснял он ей. Что ж, нельзя сказать, что правитель Мёбиуса был неправ.
– Я не обидел тебя своими вопросами? – Сулем встревоженно посмотрел на резко поникшую девушку.
– Нет, нет все нормально. Просто понимаешь, все это… чай , шоколад… наша близость. Это все… Мне почему-то очень страшно.
Сулем пересел поближе к Би и обнял ее. «Все будет хорошо. Я обещаю тебе».
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
– Ну ладно я, а ты, боевой офицер медицинской службы, зачем здесь? Ведь мог бы работать в каком-нибудь госпитале легиона?
Амир выпустил ее из объятий и взял в ладони горячую кружку. Чуть помедлив, он все-таки ответил:
– Я вообще не собирался продолжать службу. Хотел поступить дальше, на высшую ступень Медицина. Но наша медсанчасть стояла под самым Юкатаном еще четыре месяца после объявления перемирия. Законы военного времени никто ведь так и не снял. Ну вот пока нас перебросили домой, пока разрешили подавать рапорты на увольнение, я пропустил вступительные экзамены. И действительно работал медбратом в одном из военных госпиталей, – он снова притянул ее к себе. Би положила голову ему на плечо.
– А дальше?
– А дальше, когда поступал, не набрал 0,2 единицы по основным дисциплинам.
– Ужасно обидно.
– Да. Мне не повезло просто на этапе собеседования. Кто-то вложил в мою папку информацию о военной службе. Я сел к экзаменатору, а тот прямо вслух зачитал эту несчастную справку. Мне так неловко стало… Это на бумажках все выглядит красиво и по-геройски. А в реальности война – сплошная грязь, кровь и звериное желание выжить. Ну я разволновался и посыпался на банальных вопросах. «А хирург должен уметь держать себя в руках», – сказал мне профессор и отправил учиться самообладанию.
– Сюда?
– Нет…не сразу сюда… Меня пригласили в один очень хороший гражданский госпиталь медбратом в отделение общей хирургии. И я даже работал там некоторое время… А потом уже сюда…
– А что на гражданской работе не сложилось?
– Тебе говорили, что ты ужасно любопытная?
– Не увиливай, – она чмокнула его в щеку.
– Мой отец – известный кардиохирург. Мама – врач-педиатр. Они все время пытаются вмешаться и как-то с помощью своего авторитета и связей мне помочь. А я все время пытаюсь избавиться от этой опеки. И вот однажды я уже уходил с дежурства, остановил меня заведующий и говорит: «Вы молодец, Амир, отлично работаете. Честно признаюсь, когда отец хлопотал за вас, я думал что пристраиваю на тепленькое место очередного маменькиного сынка. Рад, что ошибся». Это было очень гадкое чувство. Я уволился на следующее утро. И сильно поссорился с родителями. Вот тогда и подвернулась эта должность, – последнюю фразу он произнес тоном человека, не желающего дальше ничего рассказывать.