– Ты карборец. Твои каналы очень слабы, но ты можешь развить их. Из всех учеников ты единственный…

– Меня отправят в рудники, да, учитель?..

Нуска опешил и сглотнул. Он отпустил руку ученика, его взгляд потяжелел. В Скидане любой мальчишка был бы счастлив узнать, что он – сурии, но здесь…

– Никому не говори. Однако если твои силы будут расти, то другие сурии смогут это почувствовать. Если это случится, уходи из Керина. В Сонии есть много деревень, где сурии могут жить в своё удовольствие.

Мальчишка внимательно слушал, а затем подошёл к учителю, обнял и повис на нём.

– Спасибо, дорогой учитель! Пусть Энлиль и Нинлиль направляют ваш путь!

После этого мальчик удрал, а Нуска остался наедине со своими противоречивыми чувствами. Вероятно, его труд был напрасен, и ни у одного из этих детей не будет возможности когда-либо забыться за чтением книги…

– Вы закончили, Нуска?

Так же внезапно, как и пропал, появился Риннэ. Нуска вздрогнул. Осклабившись и бросив недовольный взгляд на этого «юношу», он процедил:

– Тебя учили манерам?! Ты можешь хотя бы делать вид, что заходишь и выходишь через двери, как нормальные люди?!

– Мне это ни к чему, – покачал головой Риннэ, уставившись на Нуску спокойными агатовыми глазами. – Прогуляемся?

Жар звезды угасал. День незаметно перетекал в вечер, а морской бриз и запах соли умиротворяли. Нуска и Риннэ прогуливались вдоль берега моря по песку, а чайки с криками проносились над их головами и зависали в воздухе, балансируя на ветру. Наступил отлив, а потому птицы жадно клевали раковины на берегу, а затем дрались за сочную мякоть моллюсков.

Нуска ощущал странную тоску и пустоту в груди, когда шум волн, крики чаек, свист ветра соединялись в его голове в единую мелодию. Он шёл медленнее, чем обычно, практически тащил себя, пока вдруг не остановился.

– Я планировал наведаться сегодня в термы. Не будем заходить слишком далеко, давай повернём назад, – предложил он.

Развернувшись, Нуска тут же побрёл по собственным следам к городу. Однако Риннэ не пошёл за ним.

– Нуска, вы не скучаете по Скидану?

Нуска же просто вздохнул. Он знал, что Риннэ не просто так позвал его прогуляться. У этого создания были свои планы на него.

Лекарь тоже остановился и встал лицом к морю. Волны накатывали на берег, желая лизнуть ноги хаванца, а ветер бил в лицо. На западе заходила звезда, а Нуска наблюдал, как красный шар тонет в море, разделявшем Сонию и Скидан.

– Иногда мне делается тоскливо, а дыра в моей груди словно становится больше с каждым годом, – откровенно сказал Нуска. Он не видел никакого смысла врать бессмертному созданию. – Обычаи сонийцев чужды мне. Я никогда не смогу к ним привыкнуть.

Риннэ подошёл ближе и коснулся плеча лекаря, словно желая поддержать. Он спросил:

– Как много вы помните о своей жизни в Скидане?

– Я помню своё детство. Помню покойных отца и мать. Обрывками помню учителя Минхэ. Помню своего названого брата Вьена. Возможно, сейчас… Я бы хотел знать, жив он или мёртв. Отослав меня сюда, он предал доверие Дарвеля и Тиамы. Я понял это спустя пару лет, проведённых тут, когда моя память перестала напоминать решето, а хотя бы сложилась в подобие испорченной фрески. Отправляя меня сюда, он рисковал своей жизнью.

– Тогда мы могли бы отправиться на его поиски.

Нуска с улыбкой покачал головой и стремительно отвернулся. Звезда ослепила его, белые пятна замельтешили в глазах. Он смотрел в песок, погружал в него свои сандалии, пальцы ног.

– Я не смогу отыскать его. Каждый раз это он находил меня, а не наоборот. Я никогда не знал и даже не интересовался тем, где он и как его дела. Я не задумывался, о чём он думает и что таится за его улыбкой. Я не хотел ничего знать, а моё неведение дарило спокойный сон. Мне так нравилось делить окружающих меня людей на врагов и друзей, повинуясь своим чувствам… Сейчас я понимаю, что это неправильно. Он напоминал мне о моём прошлом, напоминал о том, что каждый человек смертен, что жестокость – это неотъемлемая часть борьбы за жизнь. А я… не хотел в это верить.

Риннэ тенью скользнул вперёд, и пальцы тёмного создания накрыли влажную щеку лекаря.

– Вы сказали так много, а ваше сердце переполнено сожалением. Если вы не дадите чувствам выход, они погубят вас. Ваша жизнь безопасна и спокойна, но несчастна. Вы должны сами решиться на новый шаг. Я не смею больше настаивать и заставлять вас.

Нуска подавил дрожь в теле. По его щекам текли нежданные слёзы, а в груди разрасталась такая тоска, что он был готов утопиться в этом необъятном море, с головой уйти под воду, позволив волнам сожрать своё тело и опустошённое сердце. Нуска схватился за ладонь Риннэ, закрыл ей своё лицо и, глотая слёзы, кривя губы, хрипло пробормотал:

– Риннэ, если я найду способ покинуть Сонию, я последую за тобой. Кошмары изводят меня каждую ночь, видения мучают наяву, а мысли, как падальщики, пожирают моё нутро. Я устал жить под тремя личинами одновременно и ни под одной из них не находить успокоения.

– Я буду ждать столько, сколько потребуется, Нуска, – коротко отозвался Риннэ.

Касания его пальцев были неосязаемы, но вскоре Нуска действительно почувствовал себя лучше. Утерев лицо, он сослался на то, что ему нужно успеть в термы до закрытия.

– Скоро даже ты начнёшь морщиться от запаха моих ног, – со смешком отмахнулся Нуска и пошёл к городу. Обернувшись на половине пути, он заметил, как его ворон догнал удаляющуюся фигуру Риннэ и сел к нему на плечо. Нуска с удивлением отметил, что в сгущающихся сумерках Риннэ и ворон слились в одно пятно, словно были единым целым.

Нуска вальяжно расселся на табурете перед входом в свой дом.

Выглядело это на редкость забавно: статный лекарь с копной собранных в аккуратный хвост белоснежных волос, в белых начищенных одеяниях сидел у деревянной развалюхи на табурете самого ненадёжного вида.

Ещё смешнее становилось, если взглянуть на выстроившуюся в линию толпу, которая шумела и по очереди падала этому лекарю в ноги.

Риннэ, будучи даже тёмным созданием, не имеющим ничего общего с человеком, был готов покатиться со смеху, настолько эта сцена выглядела несуразной.

Если ты востребованный и талантливый лекарь, к которому выстраивается очередь, разве твоим домом не должны быть хоромы, а твои приёмы проходить в специально отведённом месте? Да и если ты выглядишь подобно бессмертному духу, то почему не удосужишься купить стул покрасивее, чтобы не походить на попрошайку у дверей храма?!

Но, вероятно, логика происходящего не укладывалась в голове только у Риннэ, ведь все остальные с совершенно серьёзными лицами падали Нуске в ноги, готовые расцеловать его ступни и вычистить языком сандалии.

Вот, растолкав бедняков, к Нуске подошёл патриций в окружении двух плебеев. Тога патриция была красного цвета, кожа бела, а тело блестело после похода в термы и обтирания маслом. Пахло от него нежным жасминовым маслом, а белокурые короткие волосы лежали бараньими завитками на макушке.

– У… уважаемый лекарь! – осторожно подбирая слова, обратился патриций, приложив ладонь к груди. Он был красив, а его нос вырисовывал такую ровную линию, что многие девы, выглядывая из окон домов, наверняка вздыхали, а потом видели во снах эти аккуратные ноздри и высокую переносицу. – Вы просили меня подойти на этой неделе, чтобы удостовериться, что моя пятка заживает как следует… Мой батюшка волнуется, что эта травма помешает мне в грядущих спортивных игрищах.

– Да? Дайте-ка взглянуть, – махнув рукой, с совершенно серьёзным видом промолвил Нуска. Он протянул руку, а смущённый патриций развернулся к нему спиной, вытянул ногу и уложил на ладонь лекаря свою стопу пяткой вверх.

– Ну… ну как?! – после минутного молчания уточнил больной, устав балансировать на одной ноге. Его коленка предательски подгибалась.