К ним подошёл детектив Кайта Нишимото с серьёзным выражением лица.
– Всё готово, – сказал он, кивая в сторону, где лежало тело. – Мы нашли ещё одну жертву. Всё так же жестоко, как и в прошлых случаях.
Ито кивнул и пошёл за ним, Аяко следовала, её шаги почти бесшумно звучали по влажной траве.
Тело девушки лежало на берегу, обнажённое и бледное, словно изваянное из мрамора. Её кожа была холодной, почти прозрачной, как будто сама жизнь медленно покидала её, оставляя лишь хрупкий, эфемерный образ. Казалось, что время здесь остановилось, оберегая эту странную сцену тишиной и покоем. На её теле не было ни единого следа насилия. Ни синяков, ни порезов – ничего, что бы указывало на борьбу или причинение вреда. Как она умерла, оставалось загадкой. Её поза была расслабленной, словно она мирно уснула на берегу водохранилища, навсегда осталась в этом безмятежном сне. Под её телом находился странный предмет, по форме напоминающий огромную плоскую раковину. Она лежала на её гладкой, почти перламутровой поверхности, которая тускло блестела под дневным светом. Раковина выглядела нереальной, как будто она появилась из иного мира, из сказочного сна или мифа. Этот контраст между нежной бледностью её кожи и странной, неестественной основой под ней заставлял эту сцену выглядеть как древняя аллегория или произведение искусства, ожившее в реальности. Ветер слегка тронул её волосы, придавая картине ещё более мистический оттенок.
Ито нахмурился, переводя взгляд с тела на Нишимото.
– Как зовут эту девушку? Где она работает? – спросил он, стараясь оставаться собранным, хотя перед глазами всё ещё стояла картина зловещей "инсталляции" на берегу водохранилища.
Нишимото ответил, слегка понизив голос:
– Её зовут Минако Сайто. Официально нигде не числится, но я видел её недавно по телевизору. Она начинающая певица. Недавно подписала контракт с крупным музыкальным лейблом, и у неё скоро должен был состояться сольный концерт.
Ито кивнул, как будто связывая в голове новую деталь с уже существующей картиной преступления.
– Значит, снова талантливая, успешная молодая женщина, – пробормотал он, больше для себя, чем для Нишимото и Аяко. – Похоже, что убийца выбирает жертв с каким-то определённым замыслом.
На несколько секунд он отошёл и задумчиво посмотрел на водохранилище. Образ Минако, нежной и бледной, лежащей на "раковине", словно повторялся в его сознании, обостряя чувство символизма. Каждая убитая была связана с искусством, культурой или богатством – будто убийца создавал свои "произведения", намекая на успех этих женщин как на нечто греховное.
– Это место тоже выбрано не случайно, – произнёс он, оборачиваясь к Аяко и Нишимото. – Здесь всё символично – от её позы до этой раковины. Убийца не просто хочет показать её как жертву. Он создаёт аллегорию, почти как картину.
Аяко задумчиво смотрела на Ито.
– Может быть, он воспринимает их обнажённую красоту как символ наивности или даже слабости? – тихо предположила она. – Возможно, их успех и видимость беззащитности как-то задевают его.
Ито кивнул, снова осматривая место.
– Мы должны найти их общие черты. У этих женщин, может быть, не было пересечений в работе или круге общения, но… возможно, они что-то символизировали. Их стремление к популярности могло быть для него олицетворением того, что он считает порочным.
Нишимото чуть наклонился вперёд, понизив голос.
– Мы проверим её окружение, недоброжелателей, а также все детали контракта. Возможно, это и есть ключ к его мотиву.
Ито молча кивнул, вновь погружаясь в раздумья. Эти убийства были больше, чем просто месть или ненависть – в них был скрыт замысел, будто убийца пытался сказать что-то миру через свои чудовищные "произведения".
Ито перевёл взгляд на Нишимото, его голос звучал твёрдо, но спокойно:
– Я хочу лично поговорить со всеми, кто знал Минако, – сказал он. – Узнай, кто они, и как их можно найти. Свяжись с её друзьями, коллегами, родными – с любым, кто мог бы знать хоть что-то о её жизни и последних днях.
Нишимото кивнул, немедленно записывая поручения.
– И как только будут готовы результаты экспертизы, – продолжил Ито, пристально глядя на тело, – мне нужно будет узнать точную причину её смерти. Пока на теле нет следов насилия, но, возможно, это ещё один тщательно продуманный способ убийства. Мы должны понять, как он это сделал. И ещё… эта странная раковина. Попытайся выяснить, откуда она и кто мог её изготовить. Это необычная деталь. Возможно, она подскажет нам что-то о его мотивах или образе мыслей.
Нишимото снова кивнул, прекрасно понимая важность этих указаний.
Ито достал телефон и сделал несколько снимков девушки – он аккуратно сфокусировал объектив на каждом элементе сцены. Её бледное лицо, странная раковина, гладкая поверхность вокруг неё. Он чувствовал, что каждое движение убийцы – часть его символического манифеста, и не хотел упускать ни единой детали.
Когда он закончил, Ито убрал телефон и снова посмотрел на Нишимото и Аяко.
– Если убийца решил обставить сцену именно таким образом, значит, за этим кроется больше, чем просто жестокость. Мы должны понять, какой посыл он вкладывает в это убийство, – произнёс он, и его голос был полон решимости.
Уже направляясь к машине, Ито остановился и, обернувшись к Нишимото, спросил:
– Кстати, какая причина смерти Юми Накахары?
Нишимото вздохнул, глаза его потемнели от мысли, которую он вот-вот озвучит:
– Фактически, она умерла от удушья… углекислым газом, – сказал он с особой осторожностью, словно обдумывал каждый следующий звук. – Эксперты полагают, что её поместили в своего рода барокамеру или что-то похожее. И концентрацию CO₂ в этой камере постепенно повышали, пока она не перестала дышать. Это было не мгновенное убийство. Её словно медленно погружали в состояние, где каждая секунда уносила всё больше кислорода, и она осознавала свою приближающуюся смерть.
Ито замер, представив, через что прошла жертва. Он представил эту беспощадную, холодную ловушку, где её лишали воздуха медленно, словно измеряя страдания по капле. Процесс удушья был, вероятно, пугающе долгим: на каждом вдохе грудь начинала ощущать тяжесть, как будто изнутри давили мощные прутья. С каждым вдохом Юми всё больше теряла силы, но не могла ни кричать, ни сопротивляться, зная, что весь воздух вокруг уже мёртв и непригоден для жизни.
Ито смотрел на Нишимото и видел в его глазах тот же ужас.
– Зачем ему нужно было это мучение? – пробормотал Ито, словно бы вслух задавая вопрос самому себе.
Ито и Аяко молча прошли к машине, каждый погружённый в свои мысли. Как только они сели, Аяко посмотрела на Ито, слегка приподняв бровь.
– Куда теперь? – спросила она, нарушив тишину.
Ито, не отводя взгляда от дороги перед собой, сказал, как будто разговаривал сам с собой:
– Поедем к Такеши Окубо. Возможно, ему удастся найти символизм в этой смерти, – сказал он. – Он уже смог увидеть скрытые смыслы в позах предыдущих жертв. А здесь – девушка на «ракушке», без явных следов насилия. Кажется, убийца вновь использовал изощрённый подход.
Аяко кивнула, осознавая, что, возможно, именно знания Окубо об искусстве помогут понять изощрённость и символичность действий убийцы. Она чувствовала, что каждый новый шаг в этом деле вёл их всё глубже в тёмную бездну разума преступника, который не просто убивал – он создавал собственное «искусство».
Машина сорвалась с места, и вскоре перед ними замелькали огни города.
Они двигались по вечерним улицам Токио, пока свет фар не растворялся в мягких сумерках, как будто ночь постепенно поглощала все вокруг. Ито вел машину молча, погруженный в мысли о новом деле. Ему не давали покоя все более изощренные детали, словно убийца с каждым разом совершенствовал свое жуткое «мастерство».
Аяко, уловив напряжение на лице напарника, нарушила тишину.
– Ты думаешь, Окубо сможет что-то сказать про эту ракушку?