На следующий день они захватили бумагу и чернила, и когда находили очередной том с уцелевшим гербом, Эстер старательно копировала изображение – то, что от него оставило время.
Так и повелось: поутру Эстер с девочкой уходили гулять; Тамаш наводил порядок в бумагах; Берк, по всей видимости, охотился, потому что он демонстративно игнорировал за̓мковое питание; а Ксатра, поддавшись уговорам Эстер, стала присоединяться к ним на прогулках, хотя в основном отмалчивалась и просто бродила чуть позади северянки с девочкой. А по вечерам Тамаш с Эстер спускались в архивы. Они медленно и с величайшей осторожностью осматривали книгу за книгой. Ветхие страницы сохранили до обидного мало информации, но то, что удавалось найти, приводило Эстер в величайший трепет – особенно гербы. Через некоторое время она уже была уверена, что все гербы принадлежат одной фамилии. И они сошлись во мнении с Тамашем, что скорее всего это был владелец замка.
Эстер раскладывала на полу наброски в надежде разглядеть среди них нечто общее. Ей настойчиво казалось, что герб ей знаком, но цельный образ постоянно ускользал. Единственное, что она могла сказать с уверенностью, это то, что на гербе изображен массивный зверь на задних лапах, но какой именно и тем более кому из аристократов он мог бы принадлежать, разобрать не получалось.
Абель целыми днями пропадал в кабинете, где разбирал принесенные еще весной документы. На расспросы Эстер он ответил, что, собираясь на ежегодную коллегию, лекари приносят договоры на обеспечение монастыря. Оказалось, что все вышедшие из стен монастыря связаны обетом гильдии, и они не только путешествуют по уездам и герцогствам в поисках больных, но и следят за выдачей патентов тем, кто имеет отношение к врачеванию: обычным травникам, зубных дел мастерам, костоправам, повитухам и многим другим, кто не связан с лекарской гильдией, но обязан получать от нее разрешение на свою деятельность.
Всего этого Эстер не знала: ни того, что каждый деревенский травник обязан отправить четвертую часть заготовленных трав гильдии, а городские целебники отдают эту четвертину деньгами. Кто не может деньгами – отдает провиантом или иными товарами. Все эти бумаги с обязательствами на будущий год стекаются весной в монастырь, и за лето все уговоренное скрупулёзно подсчитывается, переписывается и вносится в амбарные книги. На каждого заявителя готовится патент. После подсчетов составляются списки того, что нужно будет докупить на зимний период, и на сколько из этого хватит полученных податей. А осенью, когда заканчивается сезон урожая, к монастырю подтягиваются телеги с добром и податями, которые нужно будет принять, отметить в переписи и выдать патент.
Обычно после выпуска в монастыре остаётся от трех до пяти молодых лекарей, которые едва успевают составить все нужные списки и перечни к осени, но в этот раз всех распустили по уездам, и одного только Абеля оставили в замке до будущей коллегии. Он с раннего утра уходил в тот самый кабинет, где они впервые встретились, и разбирал бумаги. Все полученные весной заявки были сложены в большие ящики, которых Эстер в первый раз не заметила. Два из трех ящиков уже были разобраны. На полках в глубине кабинета были аккуратно разложены готовые патенты. Толстые амбарные книги лежали прямо на полу.
В один из дней Эстер предложила помочь с бумагами и вскоре повелось, что утром они с Имилией и Ксатрой гуляли, после полудня далла уходила в комнату, а Эстер с девочкой помогали в кабинете у травника. Имилия наконец сбросила оцепенение и радостно бегала за бумагами. Больше всего ей нравилось перевешиваться в большой деревянный ящик и выуживать скользкие мятые листочки, которые она относила травнику. Абель зачитывал обязательства. Эстер заносила их в книгу, и после травник выписывал патент, который девочка под его руководством относила на ту или иную полку в глубине кабинета.
Было приятно и легко заниматься этой работой. Абель оказался интересным собеседником: увлеченным и начитанным. Но каждое утро, когда Эстер забирала девочку, и каждый вечер, когда отводила ее обратно, изможденная худая женщина немым укором давила на совесть, вынуждая принять какое-то решение. Несколько раз Эстер почти открылась Тамашу во время их ночных поисков, но что-то всякий раз ее удерживало. И она снова отпускала ситуацию на самотек. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее Эстер мучилась сомнениями, которые только усугублялись от того, что не с кем было поделиться.
В один из дней она захватила на прогулку лютню, чтобы порадовать девочку, а заодно пригласила с ними Абеля, пока тот не успел засесть за бумаги. Ксатра на этот раз от прогулки отказалась.
За воротами стояло яркое осеннее утро. Солнце уже успело разогреть воздух, но камни оставались прохладными. Эстер привычно закинула лютню за спину и наслаждалась теплом и солнечным светом.
– Вы правда менестрель? – спросил ее Абель, когда они уже спустились в долину.
Эстер обернулась. Вне мрачных и полутемных коридоров травник выглядел иначе. От ходьбы на щеках раскраснелся румянец, непослушные русые вихры отливали спелым пшеничным золотом, а в походке больше не было скованной сосредоточенности.
– Да, – легко улыбнулась Эстер.
Абель без прежней робости открыто и доверчиво улыбнулся в ответ, и от этой улыбки Эстер вдруг смутилась и порозовела. Она отвела взгляд и поспешила заполнить неловкую паузу:
– Есть здесь что-нибудь интересное? А то у нас каждый день одна и та же тропинка.
– Пойдемте, – позвал травник, – я думаю вам понравится.
Они миновали сады и по узкой тропинке поднялись на теплый солнечный пригорок в стороне от нависающей скалы. На южном склоне обнаружился небольшой палисадник: посыпанные камнем дорожки петляли между лохматых кустов мелких диких роз; здесь и там росли лекарственные травы и, нагретые солнцем, распространяли приятный аромат. В середине заброшенного садика была устроена скамеечка, а над ней перекинулась высокая арка, плотно увитая диким виноградом.
– Кто все это устроил? – удивилась Эстер, присаживаясь на резную каменную скамейку.
– Не знаю, – ответил Абель и присел рядом. – Я случайно набрел на это место несколько лет назад. Теперь стараюсь наведываться, когда бывает время. Мне здесь нравится, и никто сюда не заходит.
– Здесь и правда красиво.
Они не сговариваясь замолчали, любуясь окрестностями. Имилия увлеклась ловлей жуков, а Эстер, задумавшись, начала потихоньку пощипывать струны.
– Вы сыграете что-нибудь? – попросил Абель.
– Конечно, – охотно согласилась Эстер. – Что вам нравится?
– Я не знаю, – растерялся травник. – Может, пусть Имилия выберет?
– Хорошая идея, – улыбнулась Эстер. – Милая, хочешь какую-нибудь песню?
Девочка отвлеклась от жуков и подбежала ко взрослым.
– А ты умеешь? – не поверила она.
– Конечно, – Эстер погладила ее по голове, – что ты хочешь?
– Спой про маму? – с надеждой полушепотом попросила девочка.
Эстер ненадолго задумалась и после паузы уверенно заиграла плавную, нежную мелодию, а потом закрыла глаза и тихонько запела.
Засыпай, моя голубка,
В теплой неге, под крылом,
В этом свете лунном хрупком,
Над твоим склонюсь челом.
Я свои не смежу очи,
Буду сны твои хранить.
Буду Свет всевышний, отчий
О тебе всю ночь молить.
Чтобы был к тебе он ласков,
Чтобы миловал от бед,
Чтобы дремы были сладки,
Чтоб тревог простыл и след.
Я, к груди тебя прижавши,
До рассвета буду петь.
И не смежу взор уставший,
Над тобою буду бдеть.
Ты расти, моя голубка,
В теплой неге, под крылом,
В этом свете лунном хрупком,
Буду я тебе щитом.
Буду я тебе опорой,
Буду дружеским плечом,
