– Господин Воронков, ваша дочь приняла присягу, и ей надлежит вернуться в расположение корпуса для прохождения обучения. – Иерр говорил убедительно, сухим казенным языком, пытаясь внушить ворону, что его дочери необходимо следовать предписанию и уставной дисциплине.

Ответом на его слова было ироничное хмыканье и кривая усмешка, исказившая породистые черты бледного лица Наркира.

– Вернуться? Присяга? Право, полковник, в вашем корпусе о воинской службе знают не больше, чем только проклюнувшиеся птенцы. Меня вызвали ваши подчиненные, чтобы я забрал Касандру, вылили ушат обвинений в ее недостойном поведении, четко заверили, что присяга фальшивая и исчезнет, как рассветный туман, стоит нам улететь на свою территорию…

Ворон только что не сплюнул, вспомнив раскормленную морду неприятного человека в погонах, смердящего ненавистью, страхом, жадностью и упивающегося сознанием собственной значимости.

– Я не желаю, чтобы дочь нашего рода подвергали унижению за ее желание обрести крылья. Каждый чувствует свободу по-своему. Касандра молода и, следуя за мечтой, не понимает, через что ей, возможно, придется пройти и с чем столкнуться. Ваш шеврон того не стоит. Ей просто не дадут нормально встать на крыло…

В почти незаметно дрогнувшем голосе скользнула нотка тоски отца, как если бы он имел ребенка-калеку. Старший Воронков даже себе не признавался, что со временем привязался к беспокойной человечке, которую по просьбе жены согласился забрать из приюта попаданок. Чем эта шустрая и бойкая, как галчонок, черноволосая девчонка взяла его за душу, он не знал, но она воспринималась им почти как часть себя, как все его родные птенцы.

Иерр вздрогнул, как от пощечины, и все-таки отвел глаза. Приходилось признать, что все сказанное двуликим – неприглядная правда, но отпустить девчонку, так отчаянно рвавшуюся в небо, он не желал. Ведь семья Воронковых не даст ей крыльев. Даст защиту и стабильность, но будет оставлять на земле, когда они сами будут взмывать под облака, уносясь в воздушных потоках все выше и выше.

– Я признаю вашу правоту, – с трудом выдавил он из себя, пытаясь подобрать аргументы, – только ошибки здесь нет. Артефакт присяги не реагирует на пол, личностные качества или расу. Он ясно указывает только на одно: пригоден ли кандидат к летному делу. К тому же не думаю, что ваша дочь менее достойна стать курсантом, чем, к примеру, тот же Осеррий Сайледин или любой другой из принявших присягу новичков. От лица корпуса Касандре Воронковой не предъявлено никаких обвинений, и я лично заверяю вас в том, что при должном желании и усердной учебе она станет первоклассным летуном.

– Зачем вам это нужно, полковник?

Прозвучавший как выстрел вопрос главы рода вызвал смятение у Иерра. Он и сам не мог сейчас ответить, почему ему было так важно вернуть девчонку. Может, потому, что впервые в широко распахнутых серых глазищах он разглядел тот же восторг и жажду летать, которую испытывал сам? Или потому, что впервые встретил девушку, которая не мечтает о нарядах и замужестве, которая не морщится от запаха дракона и не растягивает манерно слова при разговоре. Откровенно сказать, он не знал, что ответить, но зарычавший рядом Менчик подсказал ему выход.

– В корпусе остался дракон, привязанный к курсанту Воронковой. Пара сложилась, первый полет прошел успешно и…

– Полет прошел успешно?! – Глаза ворона заполыхали яростью. – Мне сказали, что дочь упала с вашего хмырхова дракона! Это вы называете «успешно»?

– Это была досадная случайность. Слишком сложный, не отработанный для первокурсника маневр, но я страховал курсанта лично!

Сейчас полковнику очень хотелось почесать кулаки о толстомордого Жербона, распустившего и племянника, и свой поганый язык. Интендант давно сидел в печенках у всего корпуса, но его связи где-то наверху и талант аккуратно сводить на нет все проверки из любых инстанций не давали Хордингтону возможности избавиться от капитана Сайледина раз и навсегда.

Неизвестно, сколько бы еще длился этот спор, но незатихающее нервное рявканье хищного дракончика и его беспокойное приплясывание все же отвлекли внимание мужчин, а через секунду, втянув воздух ноздрями, Кайр пулей влетел в кусты.

Треск и эмоциональная ругань парня эхом разлетелись по всему лесу.

Вернулся он, согнувшись под тяжестью большого чернобурого лиса со слипшейся от крови шерстью, еще живого и хрипло дышащего. На залитой кровью морде яростно сверкал один глаз, второй был поврежден, и на его месте сейчас красовалась сочащаяся сукровицей короста, склеившая веки.

– Они рядом, – хрипло и отрывисто протявкал зверь, аккуратно положенный на траву.

Полковнику с трудом удалось усмирить Менчика, решившего, что двуликий сгодится ему как перекус.

– Наши артефакты должны вам подойти, сейчас. У меня с собой… – Он снял подсумки, потом дополнительно стреножил Менчика и, крепко примотав упряжь недовольного дракона к толстому дереву, подошел к слушающим рассказ раненого Воронковым.

Бледная Кася стояла ни жива ни мертва и не верила своим ушам. Земли кланов двуликих всегда считались оплотом стабильности. Никакие бандиты не беспокоили их своим посещением, ибо это означало форменное самоубийство без возможности хорошо поживиться. Оборотни всегда гнались за врагами до победного, шли по следу, пока не добивались своего. Конечно, и среди двуликих встречались всякие гады, но их выявляли, искали и находили, а потом безжалостно уничтожали, выпалывая, как сорную траву. По крайней мере, это знала про общество двуликих сама Кася.

Тот факт, что клан кошачьих графства Нейрандес решил оказать протекцию приюту попаданок, был, несомненно, хорошей, хоть и немного странной для Касандры новостью. Однако то, что караван, перевозивший обитательниц приюта на новое место жительства на границе земель, подвергнется разбойному нападению, было вообще из ряда вон выходящим случаем.

– Слепая Мархуш. Они там. Ждут подмоги. – Лис кашлял, поскуливал и еле дышал. – Цветет карфл, он мешает. Артефакты… Боятся задеть женщин. Граф послал запрос летунам. Они убили Эсси…

Глаза зверя закатились, и он потерял сознание.

Полковник торопливо выкладывал из подсумков лечебные артефакты, пытаясь выяснить у мрачных Воронковых не совсем понятные ему вещи, а еще он таки умудрился, проходя мимо, сунуть девушке злополучный шеврон.

Разумеется, это не прошло незамеченным, но воронам было не до того. Разборки в корпусе казались сейчас детскими играми рядом с настоящей опасностью.

– Слепая Мархуш? Карфл? – активируя артефакты и пристраивая их на шкуре лиса, коротко осведомился Иерр. Бросив взгляд на Касандру, дрожащими руками крепящую шеврон на ворот больничной пижамы, торчащей из-под смутно знакомого плаща, он клятвенно заверил: – Под мою личную ответственность!

Чернобурый зверь под его руками задергался, очертания его поплыли, и теперь на траве валялся израненный темноволосый парень. Артефакты на его теле чуть светились, некоторые уже мигали, затухая. Магический заряд утекал подозрительно быстро.

– Слепая Мархуш – это почти проклятое место, где два раза в год цветет карфл. Растение, которое не дает двуликим принять человеческий облик. Если долго там находиться, то можно утратить его насовсем. Останется только зверь. Уничтожить карфл нельзя. Это наше достояние, – предупреждая вопрос полковника, резко отмахнулся Наркир и бережно поправил съехавшую пластину артефакта на лбу сородича. – Хмырхов цветок часто нужен детям. Когда приходит пора первой смены облика, им дают настойку этих цветов. Смесков становится все больше. Любовь не выбирает расу, а на детях нет вины за чувства родителей.

– Значит, бандиты не зря выбрали это место? В зверином облике вы не можете держать оружие и пользоваться артефактами? – Иерр, как кадровый военный, сразу уловил суть проблемы. – Но какой смысл в этом всем? Они же окружены!

– Видимо, ждут помощи с воздуха, а родов, способных противостоять в полете контрабандистскому дирижаблю, слишком мало. Мы были не готовы. Катапульты уже давно архивная редкость. – Ворон резко встал. – Забирайте раненого, полковник, и мою дочь, раз вы взяли ее под опеку, вручив свой шеврон. Надеюсь, этот красный зверь достаточно силен, чтобы доставить их в безопасное место? Мне надо поднять в воздух стражей рода…