Принесли еду. Саркар медленно пережёвывал, без аппетита. Рыба таяла во рту, окунь, приправленный лимоном, божественно услаждал вкус, но вопросы, висящие в воздухе, напрочь отбивали удовольствие от принятия яств. Его визави отсутствием аппетита не страдал, с алчным чавканьем поглощая салат и ростбиф, нарезанный крупными кусками. И как он не давится? – с неприязнью, близкой к отвращению, думал Саркар. С пухлых, вымазанных жиром губ по подбородку стекала прозрачная капля. У едока окуня вдруг зачесались руки, так захотелось схватить салфетку и с силой утереть эту нелепую физиономию. Но вместо этого, он перевёл разговор, поменяв тему.

– А что Совет? Как они отреагировали на мой ответ?

Отставив в сторону недоеденное рыбное блюдо, Бесменный откинулся на мягкую спинку стула и сделал глоток коньяка из освеженного бокала. Появилось устойчивое желание уйти.

Ответ последовал не сразу, прежде собеседник дожевал мясо, заодно подчистив донышко тарелки кусочком надетого на вилку хлеба.

– Если в двух словах: крайне недовольны, – доложил вирийский советник, вдруг выуживая из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет с зажигалкой.

В «Сердце Вирии» дозволялось курить в специальной зоне, и как назло оба едока находились в ней. Пожалуй, больше он сюда не придёт – всё здесь будет напоминать об ужине с обжорой-толстяком, но куда тягостнее то состояние неопределённости, в котором Саркар висел, как пойманная паутиной муха. Чертовски гнилое состояние.

Раскурив сигарету, довольно вонючую, – Саркар еле подавил себя, так хотелось вырвать эту гадость из пухлого рта! – Алькам Имер, заметно расслабившись, произнёс:

– Их, безусловно, возмутил ваш отказ присутствовать на слушании по обвинению в похищении Катуней и охотой на их сына. Но им пришлось проглотить вашу отговорку про грипп. К тому же, своевременное исчезновение основных свидетелей связало им руки и заткнуло недовольные уста. Но это только отсрочка. Митке и Фридди готовят новое слушание, которого вам, господин Саркар, увы, не избежать. Иначе отставка вам будет объявлена де-факто.

Саркару послышалось или подчинённый говорил с некой долей злорадства и довольства?

– Что ж, теперь я готов ко встрече с этой группкой самодовольных сластолюбцев, – высказался Бессменный.

Тон его слов не давал собеседнику сомневаться, что за нахальство (а вызов на слушание и есть оспаривание полноты власти верховного лидера) ответит каждый из Совета Держав, по-своему и горько пожалеет, что просто осмелился покуситься.

– Что вы предпримете? – под ледяным, прожигающим злобой взглядом праведника №1 вирийский советник едва не подавился втянутым дымом.

– А вот это вас уже не должно волновать, – резко и властно отрезал Саркар, уже понимаясь с места. – Мне пора. Завтра вы отправитесь назад в Лерро, будете продолжать следить за Митке и этой несносной женщиной, за каждым их шагом.

Тучный чревоугодник, втрое крупнее его, закаменел под взором патрона, из приоткрытого в замешательстве рта с пухлыми женственными губами вытекали струйки белёсого дымка. Флегонт Саркар снял с вешалки куртку, и наспех вдевая в её пуховые недра руки, как бы прочим, ворчливо бросил напоследок:

– И на вашем месте, я бы бросил курить эти паршивые сигареты. Они отвратительны!

Худой праведник вышел, а толстяк ещё с минуту сидел в растерянности, уставившись на зажатую в пальцах-сардельках тлеющую сигарету, затем, очнувшись, затушил её о тарелку.

– Всё удовольствие испортил, чёрт! Ни себе ни людям.

На улице тем временем снег всё падал, и небеса не торопились умерять свою щедрость. Старые следы накрывал новый белый слой, готовясь принять свежие оттиски.

***

Наверное, всё счастье и безмятежность остались в том, прошлом, году, когда стрелки часов отсчитали последние секунды уходящего года. В уютном домике Эдуарда Барсгарда, что ладно стоял в серёдке Белручья, компания загостившейся молодёжи всё же встретила Новый Год. А что, лишаться праздника только потому, что застрял чёрте где? С пораженческих мыслей начинается и сам провал.

Так решила Юна Дивия, её с охотой поддержала Лукерья Баранка. Парни особого энтузиазма не выказали, но и не возражали. Эрик Горденов, зависший в нейтральной зоне, готов был поддержать любую инициативу, лишь бы не назрел скандал. За недели, которые они обитали в домике дяди Эда, настроения каждого жильца заметно упали, и продолжали стремиться к опасной черте, за которой начиналась пропасть под названием «Разлад». Всё чаще случались мелкие стычки между парнями и девушками по части домашних обязанностей, сварливые нотки в разговорах, ехидные шуточки и порой обидные колкости. Если срочно что-то не предпринять – случится «Бум»!

Поэтому празднование Новогодней Ночи все восприняли если не с воодушевлением, то с надеждой отвлечься от негатива, хотя бы на несколько часов.

Последним подключился Матфей Катунь. Парень всё больше уходил в себя, частенько выпадая из разговора, точно его внутренний переключатель жил своей жизнью. Большую часть времени он уединялся в чердачной комнатушке, которую до того занимал предводитель вурдалаков, там и засиживался над старинными фолиантами, картой Терриуса или что-то обсуждал с Гамаюном вполголоса.

Порой он откликался на бодрый голос Виктора Сухманова, когда тот звал приятеля на улицу колоть новую порцию дров, но его навязчивая отстранённость всё росла, и друзья уже всерьёз беспокоились за душевное здоровье товарища. Поэтому-то Матфея никто не трогал в последний вечер убывающего года, предоставив его самому себе. И потому ребят едва ли не шокировал его голос с нотками распорядителя торжества, когда он внезапно застал суетливо наряжающих гостиную комнату:

– Обязательно должна быть гирлянда. Без огоньков праздник не настоящий, а так – бледная тень.

Юна тут же вспомнила: в доме Катуней организацией праздников заведовала Вида, мама Фея. Это она ввела за константу непременно рядить пространство гостиной елочными шарами и электрической гирляндой, независимо от времени года. И сын пожелал следовать её примеру, косвенно воссоединяясь с родителями, которые не могли разделить совместный праздник.

– Но у дяди Эда нет гирлянды, Маф, – привёл жалкий аргумент Эрик Горденов.

– Не беда. Схожу до почты.

Местное почтовое отделение вмещало в себя магазин, в котором продавалось всё, что требовалось среднестатистическому жителю Белручья – от буханки хлеба до одеколона «Искра жизни» и бензинового мотоблока «Рай фермера». Естественно, там были и ёлочные принадлежности.

– Но до закрытия осталось полчаса. Ты вряд ли успеешь, Маф, – предупредила новоявленного помощника Лука, прилаживая крупную пушистую еловую ветку к дверце серванта. Хвойная лапа не сдавалась и продолжала плюхаться вниз, как бы девушка её не крепила скотчем к хлипкой дверце.

– Ничего, успею.

И успел же! Матфей, словно золотодобытчик, принёс пару коробок с разноцветными шарами, пакет с золотой мишурой и свёрток, из которого бережно вытащил скрученную гирляндную нить. Теперь праздник набирал нужный масштаб.

Искрящийся отблеск ёлочных шаров, закрепленных на еловых ветках и разложенных по полкам шкафа, янтарное мерцание струящегося «дождика», развешенного по стенам там и сям и, конечно же, бегающие радужные огоньки гирлянды, которую мальчишки умудрились пустить по окну. Все эти безделушки наполнили ребят надеждой на лучшее, искорками, сжимающими сердца от предчувствия чего-то нового и непременно лучшего.

Телевизор, который имелся в доме, хорошо показывал только тройку центральных каналов, на остальные двенадцать не хватало тяги антенны, а всматриваться в серо-бурую рябь и напрягать напрасно зрение, желания не было. Да и пусть, чтобы услышать полночный бой часов и встретить рождение нового года, не нужна сотня каналов, достаточно и одного.

В нужный момент так и произошло. На экране возникла картинка громадного циферблата, а комнату принялся оглашать гулкий бой. Один, два, три. Эрик с шумом открыл бутылку шампанского и под улюлюканье компании разлил пенящийся напиток по разнокалиберным бокалам – Эдуард Барсгард, впрочем, как и большинство горожан, свозил в деревенский дом остатки из уцелевших фужерных сервизов. Вот и довольствовались праздновавшие гости тем, что обнаружилось в хозяйских закромах: кто бокалом для коньяка, кто узким фужером для шампанского или широким на высокой ножке под вино, а кому и бокал для гнитвейна достался. Но эта разношёрстная стекольная компания только развеселила друзей, вызвав к жизни новую порцию шуток.