С высоты буфетного шкафчика коротко каркнул ворон, и в том Эрик усмотрел лишь подтверждение своих слов. Пусть речь Гамаюна ему была непонятна, но пернатый прислужник только что выступил не в пользу союзника, потому что Матфей посмотрел на птицу с упрёком.

– Нет, я не могу. Я не вынесу, если с кем-нибудь что-то случится, – снова возразил Матфей Катунь, но голос его звучал уже не так твёрдо. Будто силы уверенности таяли в нём.

А тут ещё и Рарог решил произнести речь, завертелся под ногами, замельтешил и писклявым голоском возносил:

– Господин, ворон дело говорит: теперь сила в единстве. Твой друг прав, нельзя разлучаться с теми, в ком сила и поддержка. И я ни за что не оставлю тебя, даже, если с тобой ворон. Да не в обиду ворону сказано. Ложки-поварёшки, остались от козы рога да ножки!

– Соглашусь с ящером, наверное, впервые. Да не в обиду сказано, – хмуро каркнул ворон.

Оборона Матфея трещала по швам и покрылась сотнями трещинок. И друзья, почуяв слабину друга, принялись на свой лад, горячо и громогласно разрывать упрямство Матфея, пока он не склонил голову и не сдался. Чего кривить душой, он испытал и облегчение от того, что не один, и сожаление, что не выдержал собственного испытания воли.

– Завтра утром мы двинем вместе, – подытожила Юна, её вишнёвые глаза сияли довольством. – У нас есть пара переправщиков, а этого вполне достаточно для нашей боевой команды. Верно?

– Есть ещё один аспект, – вдруг решила высказаться Лукерья Баранка, она хоть и участвовала в уговорах, но мало, уважая чужое мнение. – Вы хоть что-то знаете о Буэро? Эта страна отличается от всех прочих. И отличие там с большой буквы «О».

Никому, конечно, ничего о стране, в которой должны были находиться родители Матфея и Совет Держав праведников, не было известно.

– Так я и думала, – произнесла Лука, обведя всех взглядом. Её глаза остановились на окошке, морозный узор под натиском домашнего жара растёкся и струйками сочился на подоконник. За стеклом стояла кобальтовая ночь. – Думаю, лучше всего рассказать об этой удивительной стране за чашкой чая.

Лукерья оказалась права, чай подошел как нельзя кстати.

Под глоток чёрного со смородиновым листом чая, вприкуску с миниатюрными кексами, девушка с волосами цвета вишнёвой меди завела речь.

– Была я однажды в столице Буэро, Левирро, правда, неделю там пробыла. Не буду вдаваться в детали того дела, из-за которого я там, собственно, и оказалась, не очень-то они приятные. Скажу вот что: это государство, в котором отказались от средств передвижения на газе и бензине, а ещё там нет электричества. Общество современного типа, но живёт в традициях XIX века. Камины и печи топятся дровами, углём и торфом. Освещение свечное. Транспорт: дилижансы (как личные, так и общественные), могут сцепляться по нескольку сразу, управляет возница, одетый в современную одежду; есть велосипеды и рикши – это уже вариант бедняка.

Над столом зависло молчание, все ожидали сюрпризов, как на отдельно взятых островах, – ядовитые туманы и искажённый ход времени уже не казались чем-то из ряда вон. Но целая страна, живущая по старинке, застрявшая как минимум в позапрошлом веке, – это что-то с чем-то. Такое нужно переварить… вместе с кексом.

– Нам придётся ходить в длинных платьях с корсетом? – озадачено поинтересовалась Юна Дивия. Мальчишки ехидно усмехнулись.

– Нет, это не обязательно. Можно одеваться в ту одежду, к которой вы привыкли, – успокоила приятельницу Лукерья милой полуулыбкой. – Правда, в местной одежде ребята выглядели бы… как бы лучше подобрать выражение… презентабельнее и по-джентельменски что ли.

– Мы туда не на показ мод собираемся, а по делу, – сухо проговорил Матфей Катунь, без аппетита доедая свою порцию выпечки. Магазинным кексам никогда не сравниться с домашней, маминой. – Если можно обойтись без переодеваний, будет лучше.

– А я вот не против хорошего костюма, – широко улыбнувшись, оговорился Эрик Горденов. В Философе вновь заговорил щеголь, которого все прекрасно помнили и не забывали. – Добротная одежда всегда выгодно подчёркивает отменный вкус.

– Вот кому-кому, а нашему Философу в старомодной стране будет чувствоваться превосходно. Не так ли, Эр? Как рыба в воде, – подметил Виктор, прожёвывая ванильную сдобу и весело подмигивая собеседнику напротив себя.

– Кому-то не мешало бы поработать над своим стилем, – парировал Эрик, бесстрастным голосом. Такого рода подколки его давно не трогали и не задевали.

– Да, эта страна даст нам новые испытания. Достаточно того, что там транспорт на конной тяге, – перебила ребят Юна. Её уже будоражило скорое знакомство с причудливой столицей Буэро.

После чаепития ребята на скорую руку прибрались в домике Эдуарда Барсгарда: всё-таки отчаливать, оставив жилище неприбранным, кое-как, выглядело как минимум свинством.

Позже Эрик намеревался вернуться и восполнить съестные запасы в домике, как было до их прихода. Но на всякий случай написал записку от своего имени и имени друзей, где вкратце объяснялся с родительским знакомцем и просил извинить за несогласованное вторжение. Впрочем, Эрик был уверен, что дядя Эдуард сердиться не станет, не такой он человек.

Рано утром, поднявшись задолго до рассвета и позавтракав, как следует, – хотя Эрик Горденов высказывал сомнения по поводу переправы на полный желудок – компания друзей затушила печь, заперла дверь гостеприимного дома и проследовала по центральной дороге через весь посёлок. Ребята двигались по тому же пути обратным курсом. Когда они вышли на исходную точку, Белручей смотрелся размытым пятном, припорошенным искрящимся снегом. Кое-где уже горели огни – кто-то тоже уже проснулся и ожидал новый день.

– Пора, – подбодрил приунывших друзей Матфей Катунь.

Он и сам загрустил, бросив прощальный взгляд на уютные струйки дыма, вьющиеся из печных труб. Там, за спиной, остался дом, согревавший и оберегавший их много дней. Да и январский мороз подтачивал весь задор, который они подрастеряли по пути из посёлка. Воздух дрожал и искрился, наполняя лёгкие колкой свежестью и густой нотой хвои – Белручей, точно безымянный перст, окружало смарагдовое кольцо соснового леса.

Ничего, в Буэро картина прояснится. С неизвестностью всегда так, размыто и тревожно.

Вскоре на пригорке, где стояла группка людей, завертелся со звериным рёвом, вмиг выросший из земли вихрь, а спустя минуту никого уже не было. Только бледнеющее небо, несколько дрожащих звёзд и дышащий печным дымом посёлок.

Она вышла на улицу, до того невмоготу находиться с навязчивостью этой дурочки, Салины, дотошливой в своей угодливости. Пусть они обе и землячки, но земля Мириса не достаточное основание, чтобы Зиновия сносила узколобость соотечественницы.

Так не доставало привычной снежной зимы. В Фиренце продолжала господствовать глубокая осень, которая через пару месяцев должна была незаметно смениться весной. Но невзрачный январь, его серое начало, тяготил душу белокурой девушки, тревожа память и ненароком погружая в меланхолию.

Кутаясь в пальто голубовато-белого цвета, Руссу замерла в паре шагов от крыльца домика Аликуды, а затем решительно устремилась прочь. Необходимо пройтись, прочистить мозги, подышать сырым, но живым воздухом и отстраниться от назойливой союзницы, пусть и преданной Зиновии всем сердцем, душой и телом.

Мельхому пришлось ещё горше; волк, тем более такой приметный, как мириский, находиться в пределах города не мог. Пришлось прислужнику довольствоваться дикими окрестностями Фиренце, подальше от Калаис-Виве-Куи, где госпожа гостила весь остаток декабря, задержавшись в январе. Их встречи носили краткий и пронзительный по душевности характер, но конспирация оставалась на первом месте, а потому Мельхом старался ничем не привлекать внимания людей, дабы тем не навредить союзнице.

Сегодня не был день встречи, хотя Зиновия всем своим существом жаждала встретиться взглядом с серыми глазами волка, обнять и прижаться к его густой молочно-серого оттенка шерсти, вдохнуть волчий запах, который всегда вызывал память того дня, когда она изменилась и встретилась с любимцем. Их краткие единения дарили покой, в них она черпала своё терпение и силу действовать дальше.