Я надеялась, что мои дела на сегодня закончены, но Гликерия решила напоследок заставить меня делать все что только можно, например, помогать стряпчей перебирать горох.

Время за этим монотонным действом, казалось, встало и я даже пару раз клюнула носом, слушая рассказы женщины, занимающейся варкой каюна. Она рассказала мне всю жизнь, вплоть писать мемуары и в какой-то миг я пришла к мысли, что знаю почти всех ее родственников.

Наконец, наступило время обеда. Порадоваться трапезе мне не дали блюда – вонявший на весь дом старый зарубленный каюн, салат из редьки с морковью, бульон на костях с клубнями видавшего виды картофеля и тощие тушки сельдии, такой же костлявой, как и я, на таком скудном рационе питания.

Идя в трапезный зал, где скрипели деревянные полы, даже просто от дуновения ветра, я мечтала насладиться сладостями в любимой кондитерской Аквалона. Воспоминания о сладких ежевичных эклерах, корзиночках, канноли и безе, заставляли мой живот заходиться в мучительных судорогах.

А как я мечтала предаться спокойному чтению любимых книг!

Наверно, вышло столько интересных новинок, в которые можно было сладострастно погрузиться в свободное время.

Я откинула мучительные мысли о возвращении, стоило мне зайти в трапезный зал, где дядюшка Дедвик, чуть ли не пускал слюну, уловив аромат вареного в специях мяса.

Благо, здесь хорошо натопили, не пожалев дров. Я даже скинула тулуп, но осталась в платье и двух байковых рубахах, похожая на кочан капусты.

– Завтра уезжаешь? – поправив синий ус, улыбнулся Дедвик, крепкий, худосочный мужчина, с бойкими кудрями волос, торчащими в разные стороны.

– Соскучилась по дому, дядюшка. Сил нет, как трепетно рвется сердце к дедуле, – разлюбезно произнесла я, снова оглядев убранство того, чем можно отобедать. Хлеб мог задушить голод на корню, что порадовало. Салат из редьки скрутить живот, а в дорогу это был опасно, а мясо? Не была я любителем мертвых тушек, больше предпочитая все что связано с овощами.

– Передай ему мой низкий поклон. Рад, что ты была тут и надеюсь, тебе понравилось.

Мне стоило больших, почти нечеловеческих усилий, выдавить из себя улыбку, больше похожую на перекос челюсти.

– Не то слово. Я обескуражена гостеприимством этих благодушных на снега земель.

Дедвик раскатисто рассмеялся. Ваннийцы любили громко проявлять свои эмоции, какими бы они не были, радость, грусть или гнев. По началу, я дергалась от ярких выпадов, но потом привыкла. По крайней мере, здесь плевать хотели на вычурность и изысканные манеры.

Немногочисленная семья, в лице дядьки, Гликерии и двух сыновей, повела носами, стоило внести тарелки с главным блюдом.

Я вздохнула и отведя взгляд, тут же столкнулась с чучелом вепара, голова которого безжизненно пялилась на меня. Мех местами был потертым, а на самой макушке лежал не слабый шмат пыли. Рядом висело большое полотно бога Оуруса, с торчащим вперед мечом и грозным видом. Поежившись, я встрепенулась, стоило прислужнице поставить передо мной мой обед.

Здоровенный, обтекаемый жиром шмат, где с краю виднелся постный кусочек.

Хлебом сыт не будешь, посему, я взяла нож и аккуратно отрезала филейную часть, пока остальные вгрызались в жир зубами. Выглядело это дико. Будто по случаю какого-то праздника, случился бал у людоедов.

– По утру, до Вандея тебя отвезет Дурон. Он уже начал готовить сани, смазывает маслом.

Чтобы не сказать грубость, пришлось закусить язык. Дуроном являлся не играющий мышцами верзила, готовый подстегивать кровожадного драгена по спине, а обычный чахлый старик. Глухонемой в придачу. И что-то подсказывало мне, ехать нам придется долго и молчаливо.

– Нет ли, кого-то более резвого, дядюшка? Боюсь, что с вашим Дуроном я опоздаю на дирижабль.

Дедвик поправил ус, стирая капающий жир в тарелку. Я сглотнула клейкий комок хлеба, упавший тяжелым грузом в живот, и почувствовала подступившую тошноту. Аппетит пропал полностью.

– Мерзлые земли, суровы, – начал проповедь мужчина. Гликерия кивнула со знанием дела. – Если захотят, отпустят тебя без сучка без задоринки. Хочешь пройти путь легко, искупайся в озере Эа, очистись от скверны.

Я посмотрела на Дедвика как на ненормального, утеряв в миг маску благородства.

– Мне кажется, дядюшка, вы хотите оставить меня тут навечно. Я, пожалуй, воздержусь от предложения и с радостью отбуду с Дуроном на санях.

Левый глаз мужчины дернулся. Все, чуть ли не с открытыми ртами наблюдали, что он скажет дальше, пока Дедвик засовывал себе в рот здоровенную ложку редьки, приправленной маслом.

– Подумай, это может пойти на пользу.

– Согласен с отцом, – поддакнул Герон, – я окунался. Стал другим. Словно дух во мне ожил.

Я покосилась на чадо дядьки.

Если после окунания стану такой же тупоголовой, то лучше однозначно воздержаться!

– Удивительно, – умиление на моем лице, граничило с помешательством, – от тебя исходит свет Герон. Святые угодники!

– Хватит прикалываться над ним, – неожиданно в защиту выступил его младший, но более бойкий брат, Дхар. Темные, почти черные глаза, смотрели на меня ожесточенно. Впору, достанет нож и кинет в меня. Я усмехнулась. Знала, что его это раздражает и бесит.

– Не ссорьтесь, – примирительный тон Гликерии, заставил нас заткнуться. Все уставились в тарелки и трапеза наполнилась лишь чавканьем и жадными глотками.

Немного позднее, после нескольких часов эксплуатации моих физических усилий, в которое включили таскание дров по залам, мытье тарелей в нагретой воде и натирания пола воском в холле, я злая и готовая изрыгать гнев, наконец, направилась в комнату, плотно заперев дверь, чтобы ни один наглый сквозняк не смог пробраться в натопленное помещение.

Дров я себе натаскала, больше, чем кому-либо, дабы прогреть кости так, чтобы завтра не замерзнуть заживо с медлительным Дуроном.

Уставшая от длинного дня, я вытащила к двери дорожный сундук, тяжелый и неповоротливый как склеп. Он не был шибко большим, но я надеялась, что прибуду в Ванн и буду зачитывать до дыр старые книги, а также фолианты по плодородию, но вместо этого меня стали эксплуатировать как последнюю прислужницу. Явно, дед постарался, науськал дядьку, чтобы тот спускал с меня три шкуры и выбивал дурь, в виде Винсента.

Чувствуя задатки сгущающегося гнева, готового вырваться наружу, я неряшливо и совершенно не по-господски, стала закидывать в сундук немногочисленные вещи, в виде нескольких платьев, которые ни разу не надела, исподних рубах и чулок и когда хлопнула громко крышкой, стерла испарину с мыслями, что скоро окажусь в родных стенах и буду нежиться в купели столько, сколько захочу.

Ночью спала плохо. Сон не шел, перемешивался с волнением из-за начавшегося сильного ветра, обещающего предстоящую вьюгу.

Но под утро, наконец, все стихло, и я даже смогла ненадолго уснуть, пока не оказалась разбужена женой дядьки.

Она доложилась, что Дурон почти все подготовил и готов трогаться в путь, после завтрака, дабы успеть до надвигающейся пурги.

Мысли про пургу пугали, но я надеялась, что возчик не лишен остатков разума и сделает все возможное, чтобы мы успели доехать до земель Ванд до непогоды.

Наевшись яиц до упора, я была остановлена родственниками, для минуты прощания. Все эмоционально обнялись и вышли во двор, где я тут же узрела хиленькие сани, покрытые парой шкур для тепла и запряженные драгеном, самым опасным хищником этих мест.

Многих отлавливали еще в младенчестве, натаскивали уважать людей и относиться к ним как к главным. Драгену, которого запрягли в сани, с виду было много лет. Очень много.

Когда меня привезли сюда, то условия были более сносными. Широкие сани с наточенными полозьями, шустрый молодой драген и накидка для тепла, но в этот счастливый для меня день прощания, все было иначе.

Все складывалось так, чтобы я не смогла добраться быстро и спокойно.

Драген кашлянул, хрипло зарычав и тяжело вздохнул, явно не довольный длительным путешествием.