Ричард сильно продвинулся назад и ухитрился обхватить пальцами заинтересовавшую его вещь. Он подтащил ее к себе, зажал в кулаке и продолжил протискиваться назад.
Наконец Ричард дополз до места, где можно было свободно вздохнуть. Он прилег перевести дыхание. Теперь выбраться отсюда хотелось больше, чем дышать.
Ричард говорил с Дженнсен, продолжая тащить ее за собой. Они оказались на развилке, и взяв сестру за запястье, он пополз направо, в темноту, где было очень узко. Ричард знал, что это единственный путь к выходу.
Даже рядом с ним Дженнсен почти не двигалась.
– Это путь, Джен, – продолжал убеждать ее Ричард. – Путь. Я тебя не оставлю. Я выведу тебя. Это выход. Идем со мной, и мы скоро выберемся.
Когда они очутились в узком темном пространстве щели, Дженнсен снова попыталась повернуть обратно, но Ричард не позволил. Он тащил ее за собой. Девушка чувствовала, что сильные пальцы брата крепко держат ее руку, и не сопротивлялась. Он не позволит ей больше повернуть назад.
Когда они протиснулись к месту, где потолок опустился ниже, Дженнсен начала плакать. Ричард знал, что она чувствует. Как только потолок приподнялся на фут, он как можно быстрее пополз вперед, к свету.
Все ждали их у выхода. Ричард держал в левой руке найденный им предмет, а правой помогал Дженнсен выбраться первой. Выйдя из каменного капкана, она упала в объятия Тома.
Как только Ричард выбрался из отверстия, Дженнсен, плача, кинулась к нему на шею.
– Прости меня, – повторяла она, рыдая. – Прости меня, Ричард. Я так боялась!
– Понимаю, – Ричард гладил ее по спине.
Он тоже испытал ужас, оказавшись в этой узкой щели. В таком месте можно сойти с ума и, пытаясь спастись, на самом деле бежать навстречу смерти.
– Создатель, как я виновата!
– Я тоже не люблю такие узкие места, – ответил Ричард. – Так что прекрасно понимаю тебя.
– А я не понимаю. Раньше у меня не было такого страха. Когда я была маленькой, то пряталась в таких местах. Они были как защита, потому что там никто не смог бы до меня добраться. Когда всю свою жизнь живешь, спасаясь от Даркена Рала, то привыкаешь к узким, темным, недоступным другим людям местам. – Дженнсен вздохнула. – А сегодня и сама не знаю, что на меня нашло. Это было так странно. Я думала, что не могу дышать, не смогу выбраться, скоро умру. Я никогда не испытывала ничего подобного. Эти чувства завладели мной, и я вела себя так, что сама удивляюсь.
– Ты и сейчас еще испытываешь эти странные чувства?
– Да, – сказала она, плача. – Но они проходят, потому что я здесь, и все кончилось.
Дженнсен оставили придти в себя. Все отошли и присели на бревно, посеребренное дождями, чуть поодаль от нее.
– Я так виновата, Ричард. Я чувствую себя полной идиоткой, – призналась девушка.
– Не стоит. Все прошло.
– Ты сдержал свое обещание, – сказала она сквозь слезы.
Ричард улыбнулся, радуясь, что все кончилось благополучно.
Лицо Оуэна выражало волнение, он не смог удержаться от вопроса.
– Но Дженнсен? – спросил он, подходя ближе. – Почему ты не воспользовалась магией, чтобы помочь себе?
– Другие люди могут использовать магию, а я нет. У меня нет этой способности.
– То, что другие считают магией – только обман чувств, который не позволяет им видеть истинную магию. Наши глаза слепы, наши чувства нас обманывают. Я уже объяснял это. Только тот, кто никогда не видел магии, не использовал ее, не чувствовал, тот, кто не имеет способности к ней, может в действительности понять ее. И потому только он может стать тем, кто ею владеет. Магия основана на вере, если она истинная. Ты должна верить, и тогда ты убедишься в этом. Ты – единственная, кто может творить магию.
Ричард и Дженнсен уставились на Оуэна. Воцарилось молчание.
– Ричард, – странным голосом спросила Кэлен, не дав ему ответить. – Что это?
Ричард посмотрел на нее.
– О чем ты?
– Вот, в твоей руке, – медленным движением показала Кэлен. – Что это такое?
– А, это я нашел в скале недалеко от Дженнсен. В темноте не разглядел, что это.
Он поднял руку.
Это была фигурка.
Статуя Ричарда, одетого в военное облачение волшебника. С плеч спадал плащ, делая статую шире у основания.
Нижняя часть фигуры была из прозрачного янтаря, в котором можно было разглядеть падающие песчинки, наполовину заполнившие низ.
Но она не была целиком выполнена из янтаря, как статуя Кэлен. В середине, там, где пересыпался песок, статуя становилась темной, и чем выше к голове, тем темнее она была. Верх фигуры был самым темным.
Голова и плечи были черны, как Ночной Камень.
Ночной Камень – камень подземного мира, и Ричард помнил, как он выглядит. Вершина фигуры выглядела также. Казалось, она высасывает солнечный свет.
Сердце Ричарда дрогнуло, когда он увидел самого себя, изображенного таким образом. В виде талисмана, которого коснулась смерть.
– Она это сделала, – сказал Оуэн, обвиняющее указав пальцем на Дженнсен, прячущуюся за спиной Ричарда. – Она сделала это с помощью магии. Я же говорил, она может. Ее вела злая магия, когда она, не думая, повернула с дороги. Магия выплеснулась из нее и повела ее, хотя она и не думала о магии.
Кэлен подумала, что Оуэн сам не знает, о чем говорит.
Эту статую сотворила не Дженнсен.
Это – второй сигнальный маяк, предупреждающий того, кто может восстановить печать.
– Лорд Рал...
Ричард поднял глаза. Это была морд-сит.
Она стояла спиной к ним, смотря на крохотный кусочек неба, проглядывающий сквозь деревья. Дженнсен повернулась посмотреть, чем вызван такой странный тон в голосе Кары. Держа крепко руку сестры, Ричард подошел к Каре и посмотрел наверх, сквозь деревья, в том же направлении, куда смотрела она.
Сквозь ветви елей он увидел край горного перехода над ними. На фоне темно-серого неба вырисовывался силуэт чего-то, сделанного руками человека.
Это было похоже на гигантскую статую, стоящую на перевале.
34
Ледяной ветер рвал одежду Кэлен и Ричарда, сидящих, прижавшись друг к другу, под елями. Низкие кучевые облака плыли по небосклону, словно пытаясь сбежать от тяжелых, темных туч, наплывающих сверху. Порывы ветра приносили танцующие хлопья снега. Уши Ричарда покраснели на холоде.
– Что ты думаешь об этом? – спросила Кэлен.
– Не знаю, – покачал головой Ричард. Он оглянулся назад. – Оуэн, ты уверен, что не знаешь, что это? Никаких предположений?
Статуя четко выделялась на фоне плывущих облаков.
– Нет, лорд Рал. Я здесь никогда не был. Никто из наших здесь не ходил. Не знаю, что это может быть. Если не... – Порыв ветра унес его слова.
– Если не... что?
Оуэн сжался, закутываясь в плащ, и посмотрел на морд-сит, сидевшую с одной стороны от него, а потом на Тома и Дженнсен, пристроившихся с другой.
– Есть предсказание, данное теми, кто назвал нас избранными и запечатал в горах. Оно гласит, что, дав имя нашей империи, они сказали, что однажды придет спаситель.
Ричард хотел спросить, от чего спаситель должен был избавить их – если бандакарцы жили в такой просвещенной культуре, защищенной границей от диких, непросвещенных народов остального мира. Но вместо этого он задал простой вопрос, на который, по его представлениям, Оуэн мог ответить.
– И ты думаешь, что это статуя вашего спасителя?
Оуэн беспокойно заерзал, его плечи приподнялись.
– Он не только спаситель. В предсказании говорится, что он нас уничтожит.
Ричард хмуро взглянул на парня, надеясь, что это не одна из его извращенных мыслей.
– Спаситель вас уничтожит? В этом нет смысла.
– Знаю, – поспешно согласился Оуэн. – Никто этого не понимает.
– Возможно, это значит, что кто-то придет спасти твой народ, но проиграет, и те события, которые наступят, уничтожат всех, – предположила Дженнсен.
– Может быть, – возможность такого исхода омрачила лицо Оуэна выражением крайней печали.