Псков встретил беглецов холодно, даже враждебно. Не выручало и то, что Прасковья и Данила с братьями рассказывали о гибели деревни, о негаданном ночном освобождении незнакомыми ратниками. Им не поверили. Даниле удалось продать за полцены угнанных лошадей и семья смогла купить небольшую избу в деревне Чернуха в трех верстах от Пскова. Там удалось закрепиться, благо попались доброжелательные соседи. Да и священник, крепкий еще старец Серафим, взялся помогать семье в делах житейских: поспособствовал выделению земельного участка, с семенами. Наконец, Данила стал у плуга, в нем быстро укрепился невидимый стержень главы семьи. Он рьяно взялся за хозяйство: в первый же год поселения засеял большой участок неприхотливой рожью, благо семена выделил сам священник. И не прогадал. В засушливое лето почти вся засеянная односельчанами пшеница сгорела, только рожь и выручила. Всей семьей собрали серпами урожай. Свезли рожь на мельницу и получили отличную ржаную муку на всю зиму. Научился с братьями ловить бреднем рыбу в соседней речушке. Каждый вечер, несмотря на усталость, кровавые мозоли на руках, Данила брал хорошо припрятанный лук со стрелами, кривой степной меч, щит, копье и упорно тренировался в просторном сарае, оставшемся от прежних хозяев. Не знал, что слухи о его воинских умениях сослужат ему подлую службу.
Псков и Новгород не знали оккупации, не испытали на себе могучую военную силу Орды. Но рука захватчиков дотянулась и до псковщины. Сильна была Орда и взимала ежегодно дань серебром, товарами, людьми. Подлые псковские бояре и воеводы во всем потворствовали захватчикам. Воинский навык Данилы не стал секретом для бояр, искавших рекрутов для ордынского войска. Когда ему подступал семнадцатый год, группа конных дружинников из Пскова приехала в Чернуху с одной целью – забрать крепкого паренька на бессрочную воинскую службу в ордынское войско. Руки ему сразу на всякий случай повязали и предупредили:
– Будешь сопротивляться – спалим дом и заберем в псковскую казну все имущество.
В те страшные для Руси времена русские рекруты в рядах монгольских армий сражались в далеком Китае, брали штурмом огромные, населенные сотнями тысяч жителей, окруженные толстыми стенами города в Малой Азии. Немало из них несли сторожевую службу в Афганских горах, погибали в засадах в горных ущельях непокорной Грузии, отбивались от косогов (предки современных абхазов) – гордых конников, облаченных в крепкие кольчуги.
Вся ордынская пехота, как и конница, была поделена на десятки, сотни, тысячи, корпуса в десяток тысяч. Везде десятками, сотнями, тысячами командовали избранные воинами командиры. Никакой чингизид не мог стать воинским начальником, если его не избрали воины. Так говорила Яса (главная книга наставлений Чингиз-хана). И никто не смел ее нарушать. В этом была огромная сила монгольского войска.
Монголы берегли как зеницу ока свою конницу, состоящую из монгол и татар, но с набранной на покоренных землях пехотой не церемонились. Везде в первых рядах, на самых опасных участках стояла разноплеменная пешая рать, скрепленная страхом смерти за любое нарушение приказа, за любую попытку сберечь свою жизнь. Если с поля боя сбегал один воин, казнили весь десяток, трусил десяток – истребляли всю сотню.
Данила верил в свое предназначение, легко и внешне беззаботно, без лишних трагедий влился в воинскую учебу. С первых же дней воинских тренировок показал свои умения стрелять из добротного степного лука, умело отбивал удары монгольской сабли, ловко орудовал копьем. Глава учебного отряда, где новобранцев обучали военному ремеслу, кипчак Бердибек с начала обучения выделял его и ставил в пример остальным рекрутам. Пришедший проверить обучение воинов тысяцкий Маматкул остановил тренировочный бой, пристально глядя на Данилу вытащил свою саблю и сам испытал будущего ратника. Для этого молчаливый Бердибек передал ему собственное оружие. Данила ни одного удара не пропустил и заставил его изрядно попотеть, вращаясь вокруг соперника словно бабочка вокруг лакомой добычи. Тысяцкий, изрядно вспотевший и разозленный, использовал в конце концов преимущества своей гибкой сабли дамасской стали и хитрым приемом, воспользовавшись способностью прочнейшего клинка пружинить и изгибаться, выбил из руки Данилы его тяжелую саблю. Но и здесь Данила не оплошал. Длинным кувырком обошел стальной наступательный круг сабли противника, перевернулся через голову и легким движением ухватил рукоять выбитого оружия. Этому приему его обучил лучший мечник западной Руси, князь Михаил. Маматкул расслабленно махнул уставшей рукой, вложив саблю в отделанные серебром ножны. Посмотрел исподлобья на Данилу, удивленно зацокал языком и приказал Бердибеку на кипчакском:
– Этот гулям скоро будет в первой сотне моего тумена. После первого успешного боя назначь его десятником, а там посмотрим, начну обучать его конному строю. Нам такие гулямы очень нужны.
Маматкул развернулся и косолапо переставляя кривые ноги направился к своему боевому черному, с коричневым отливом скакуну.
Данила с трудом привыкал к питанию, установленному в монгольской армии. И всадников, и пеших гулямов во время походов кормили вяленым мясом, густо просоленным и выдержанным в специально устроенном подседельном пространстве. Еду запивали кумысом. Во время стоянок варили шурпу из баранины, заправленную ржаной мукой с добавлением степных трав. Питание было добротным, но однообразным. Благо армию Орды кормили многочисленные покоренные народы. И еще одно отметил про себя Данила. Все монгольские всадники старше тридцати лет страдали подагрой. Пешком они передвигались косолапо и неловко. Зато всадниками были отменными. Если надо и спали на ходу. Особое восхищение вызывали монгольские лошади. В скорости передвижения они уступали лошадям российских, кавказских пород. Зато эти кони были до фантастических пределов неприхотливы. Зимой они могли выковыривать из-под снега остатки прошлогодней травы и питаться даже прелыми листьями. Незаменимы они были в бою, передвигались быстро, послушно. Каждый монгольский конник, ведя за собой две-три заводные лошади, мог за день преодолевать расстояние в сто двадцать верст!
Данила, словно предчувствуя свое предназначение, внимательно, увлеченно изучал быт, воинские навыки монгольского войска. В многонациональных татаро-монгольских туменах было много рекрутов из мордовских сел, Волжской Булгарии, многочисленных кавказских народов. Но более всего Данилу интересовали китайцы, искусные саперы и лекари, без которых не было бы ни одной победы монгольской державы. Искусные китайцы имели тысячелетний опыт создания различных метательных орудий: катапульт, баллист, стрелявших огромными камнями, горшками из обожженной глины с горючей смесью, гигантскими стрелами. Китайские инженеры владели тайнами изготовления зажигательных порошков и земляного масла, применяемых при штурме крепостей. Теперь Данила понимал, почему крупнейшие российские города держались всего несколько дней и не могли устоять против мастерства китайских инженеров.
Особое восхищение вызывало искусство китайских лекарей, умело лечивших самые тяжелые болезни. В те времена любая, на первый взгляд, неопасная рана, несла угрозу смертельной лихорадки от заражения крови. В результате большинство раненых умирало. Кроме того, большая часть армии зачастую гибла не в сражениях, а от различных болезней, таких как кровавый понос (дизентерия), выкашивающих при эпидемиях основную часть воинов.
Китайские лекари придирчиво осматривали, ощупывали новобранцев, заставляли раздеваться догола. В первые недели пребывания в войске в учебном отряде поили их отваром из целебной степной колючки, строго требовали коллективной гигиены. Так Данила узнал, какую воду нельзя ни в коем случае пить в походах, как уберечься от заражений разными болезнями, как сохранять воду в бурдюках при рейдах по безводным пустыням и кипчакским Сары-озекам. Впервые увидел, как китайские врачи, применяя опиум, обезболивают проведение непростых хирургических операций. Однажды на его глазах неопытный всадник упал с лошади на полном скаку и, ударившись о пенек, разбил себе голову. Неудачника отнесли к китайским лекарям, которые, опоив его маковым раствором, вскрыли специальными бронзовыми и калеными стальными инструментами череп, удалили скопившуюся под черепом кровяную жижу и скобами особой конструкции скрепили черепную коробку. И через неделю неудачливый гулям начал выходить на прогулки, а вскоре и вовсе поправившись, гарцевал на своем строптивом скакуне.
