Преподобный запомнил в тот момент каждую деталь встречи. Внутренний голос тогда назвал дату – ровно десять лет спустя мальчик, став именитым воином, вернется и принесет благую весть, благодаря которой широко распахнется дверь для всей страны в новый мир. И вот теперь этот славный воитель, Даниил, стоял в центре храма, низко склонив голову. Преподобный глазами приказал страннику подойти поближе. Осенил его крестом и сказал, глядя в глаза:

– Я ждал твоего прихода. Не отходи никуда. После службы надобно с тобой поговорить. Разговор будет долгим, поэтому пройди на монастырскую кухню и скажи, что я велел принять тебя. Они знают, что это значит. Ступай…

Преподобный знал о посетителе много, ему была дана эта удивительная способность познания внутренней сути каждого человека, но ему важно было охватить объемным взором, осмыслить все развилки его жизненного пути, оценить сделанный выбор. Даниил не любил рассказывать о себе, поэтому его повествование было сбивчивым, нестройным. Родился он на западной окраине псковских земель. Родители его были из захудалых бояр, до того обедневших, что сами, всем своим небольшим, попавшим в немилость родом, запахивали небольшой семейный надел скудной земли. Семья решила уйти подальше от политики, войн, разбойничьих налетов шаек грабителей и жить простой сельской жизнью. Даниил, сбиваясь, перескакивая с одного участка жизненного пути на другой, рассказывал о многом: о своей службе в монгольских войсках, о дисциплине, превращающей монгольские рати в жестокую военную машину, бездушную, непоколебимую, не знающую ни страха, ни пощады. Описывал искусство стрельбы из удивительных составных монгольских луков, чью тетиву не мог натянуть даже крепкий русский ратник. А еще он рассказывал о тайных разведчиках, купцах, скоморохах, юродивых бродягах, дервишах, князьях, полководцах, снабжающих монгольских ханов самой важной, глубинной информацией о противниках. Поведал и о том, что, попав новобранцем в ордынское войско, с усердием изучал воинскую науку монгол, кавказских народов, грузинского царства, великой Трапезундской империи. Немало места в его рассказе было посвящено новому оружию, выбрасывающему с неслыханным грохотом свинцовые шары на дальние расстояния. Особо описал фортификацию каменных оборонительных стен и башен, способных выдержать любые штурмы и тяжелые удары катапульт. Такого оружия, таких знаний на Руси не было. Не было и воевод, владеющих воинским искусством нужного уровня.

В первый же вечер доверительной беседы Данилы положил перед Игуменом Земли Русской широкий тяжелый пояс, крепившийся изнутри к плечам, набитый золотыми монетами, тяжелыми золотыми перстнями с бриллиантами и драгоценными камнями высшей пробы. Рассказал, как добыл и сберег все эти сокровища для того, чтобы передать великому Игумену, поскольку ему одному дано знание пути возрождения земли русской.

Потом поведал Преподобному о дерзких, не поддающихся привычному осмыслению планах защиты Русского народа от ига Орды и, что еще опаснее – от покорения западным крестоносным воинством под руководством папских легатов.

Каждый вечер в условленное время Даниил являлся к Игумену и продолжал свой рассказ о себе, об открывшемуся ему миру Золотой Орды, о тайных силах степной империи и ее уязвимостях. Но более всего Преподобного заинтересовала печальная история семьи молодого человека, решившего посвятить всю свою жизнь служению Отечеству.

Семье Данилы, жившей в небольшом уютном селе Озерном (название это пришло от озера, на берегу которого деревня и расположилась) долгие годы детства и отрочества, несказанно везло в неспокойное время, когда крестьянин сажал сбереженную голодной зимой пшеницу не зная, будет ли он ее собирать. В любой момент могли налететь разбойные ватаги, стремившиеся ограбить всех, кто встречался на пути. Они не могли напасть на города, охранные крепости. Зато добычей становились крестьянские семьи, когда нерадивые княжеские дружинники не замечали прорыва грабителей в охраняемые волости и села. Грабительские шайки состояли не только из ордынцев. Бывало, что и свои, русские, и православные литвины налетали с целью пограбить, взять силой накопленное серебро, продовольствие и припасы, отложенные на черный день, да забрать в полон, свезти на невольничьи рынки женщин и детей.

Однажды Данилка, которому только-только минуло двенадцать, возвращался домой из соседнего села, где гостил у родного дяди, добродушного гиганта Митяя. Начало смеркаться и он решил срезать обходной путь и пройти через густую березовую рощу, лежащую на полпути от дома до деревни Митяя. В самой густой чащобе услышал стон – то был стон мужчины, терпящего тяжелую, невыносимую боль. Услышал и призывы к Господу Богу о даровании легкой смерти. Поняв, что страдает человек православный, Даниил свернул с тропинки и громко позвал:

– Слушай, дядя, я Данила Кулагинский, хочу помочь тебе, поскольку я православный человек и должен тебе по силам помочь.

В ответ в густом кустарнике, совсем недалеко от тропинки, он увидел в кустах человека среднего роста, русоволосого с белым веснушчатым лицом, лежащего раскинув руки в зарослях орешника. У мужчины была разбита голова. Огромная рваная рана, нанесенная, похоже, булавой, была покрыта сукровицей, наползающей на левый глаз. В левом бедре застряла обломленная стрела. Рядом с раненым валялся лук необычной конструкции и наполовину заполненный колчан с толстыми длинными стрелами. У правой руки лежала кривая татарская сабля в отделанных серебром ножнах. Отец научил Данилу разбираться в оружии и снаряжении, потому он понял, что перед ним один из злейших врагов русских крестьян – бродник. Из тех, что небольшими, злобными, опасными разбойничьими шайками бродят по растерзанным татарами русским землям. Раненый разлепил спекшиеся губы:

– Слушай меня, Данила, я младший княжич из Галицких. Слышал о таких? Зовут меня Михаил. Никакой я не бродник, просто к ним подался, чтоб смерти избежать от моих родных братьев. Они заподозрили меня в намерении захватить княжеский престол и решили тайком убить. Наняли дружинников Ольгерда, самых опытных убийц. Помоги мне вылечиться, либо похорони достойно, если от ран помру. А я найду, как тебя отблагодарить. Запомни, тебе моей благодарности на всю жизнь хватит.

Мальчик не терял времени. Пока раненый рассказывал о своих печалях, развязал заплечный мешок. Достал малую бутылку из обожженной глины, открыл затычку и подал ее княжичу. Потом вынул завернутый в тряпочку кусок пирога и отрезал третью часть. Подал ее раненому. Тот жадными глотками поглощал родниковую воду из бутылки. Напившись, перекрестился:

– Пришла ко мне божья благодать, верую теперь, что буду жить и смогу тебя, мальца, отблагодарить. Я ведь тоже ребенка жду. Недавно женился и очень хочу, чтоб был у меня сын, такой вот как ты.

Ощупал раненую ногу, измерил взглядом направление вхождения в ногу стрелы:

– Знаешь, голову мне не очень сильно повредили: просто содрали кожу с левой стороны. Это ничего, заживет с Божьей помощью. А вот рана ноги куда опаснее. В живых останусь с Божьей помощью, если вот эту поганую стрелу вытащу, а ты мне поможешь. Наконечник должен мимо кости пройти. Я вот сейчас навалюсь. А ты помоги мне упереть обломок стрелы. Вот воткни в землю поглубже мой меч. В него упрем стрелу. Помогай!

Данила вытащил саблю из ножен. Прицелил ее рядом с раненой ногой, воткнул в податливую почву и уперся рукой в навершие. Прошептал: «Давай!».

Княжич перекрестился, и ухватившись одной рукой за колено мальчика, напрягся в неимоверном усилии, проталкивая наконечник стрелы через живую плоть, зарычал от боли, чтобы не потерять сознание. Когда каленый наконечник с зазубринами, щедро политыми кровью, показался из раны, Данила потянул наконечник на себя, обернул тряпкой и обломил. Следующим движением ухватился за обломок с оперенной части и потянул стрелу на себя. Древко с чавканьем вышло из раны. Княжич дернулся и затих, потеряв сознание.