– Однако, части тела могли и не продаваться. Их могли съесть.

Мне были знакомы и культы, в которых процветал каннибализм. Зрелище довольно интересное. Поедание каждого органа имело прямое значение. Съел легкое – вылечился от чахотки. Съел мозг – перенял жизненный опыт некогда живущего. Неважно в каком виде приготовишь его, но для лучшего эффекта необходимо съесть сырым. Конечно, не во всех племенах было так. Некоторые съедали своих соплеменников, родных, прикрываясь «высшим актом почитания, безусловной любви и преданности». Но все это было где-то далеко. Я не думал, что в Чикаго может происходить что-то подобное. В любом случае, других мыслей у меня не было.

– Житье-бытье с племенами дает о себе знать. Каннибализм… – Дэвид закрыл голову в ладонях, – на какие ужасы способны люди в двадцатом веке.

– Перестань. – Я встал, заходил по его кабинету. Дэвид не возразил. Подошел к стене, к висящей доске с прикрепленными фотографиями, вырезками из газет. Тут все было хаотично переплетено между собой серыми нитками, да так толсто, что едва удавалось разглядеть лица гангстеров, выходящих то из машины, то из увеселительного заведения, а прочитать мелкие буквы на клочке газетенки вообще не представлялось возможным. – Они убивают тех, кого ты поклялся защищать. Как там, «мы служим и защищаем»?

– Это тебя не касается, – буркнул Дэвид. – Уйди оттуда ради Бога!

– Меня касается то, почему в этом кабинете как трофей висят мафиозники, а не те зверства, которые ты на меня перебросил.

– Потому что людей мало, а нераскрытых дел до кучи. – Он угрожающе надвинулся на меня. Костяшки пальцев, сжатых в кулак, побелели от накатывающей злости. – Собрался поучать меня? Капитана? На моих плечах знаешь сколько таких висяков? Мне нужен быстрый результат, который под силу только Киту Соберу, уж не знаю какой у него секрет. А, между прочим, у Дэлайна есть много информации, но ваше величество сбежало от него!

– Думаешь пост отражение качества твоей работы и правильно расставленных приоритетов? Дэлайн мне противен. Раз он такой молодец, почему же не принес хоть палец?

– Так что ты тут стоишь и изображаешь из себя умного? Работай! Показывай в который раз, какой ты! – Он вознес руки к потолку.

Дэвида распирала ярость. Нравилось мне его доводить поучениями, что поделать. Все же, решил не усугублять свое положение.

– Не припоминаешь каких-то важных событий для города за последние полгода?

– Спросил. Тут каждый день как гражданская война. Может Джереми что-то знает. – Дэвид вдруг насторожился. – А где он? Не говори, что убил его.

– Он пожелал остаться в машине.

Дэвид подошел к шкафу для одежды. Вытащил из него аккуратно сложенную темно-синюю форму, фуражку, значок, и торжественно подал мне все это добро.

– Не давай ему револьвер. – Дэвид забарабанил по столешнице пальцами. – Черт знает, как он сдал экзамен по стрельбе, но, когда в его руках оружие, он трясется как мокрая кошка. – Придвинул мне листок с карандашом. – Напиши свой адрес и номер, на который я могу позвонить. Если у тебя все, то не смею задерживать.

Тучи затягивались над городом монолитной серой плитой. Мне под ноги упали первые капли собирающегося дождя. Нет, ливня. Я поспешил до автомобиля. Джереми сидел в той же позе, что и час назад – меланхолично-драматично склонив голову к стеклу.

– Подарок от папочки.

Открыв дверь я первым делом просунул в салон его форму, чтобы ее не намочило. Джереми скривился в улыбке, но положил ее на колени. Взял значок, провел по нему большим пальцем.

Только я скрылся в салоне, как раздался гром. Ливень водопадом ударил по крыше. Ничего нельзя было разглядеть кроме водяной стены, окружающей нас с четырех сторон. Гроза с Нового Орлеана добралась до Чикаго?

Погода, под стать настроению Джереми, заперла нас в груде металла и, видимо, не собиралась отпускать в ближайшие полчаса. Мы оба тоскливо косились в окна на происходящее. Я подумал о том, какого сейчас тем бездомным, которых застал этот холодный осенний ливень.

– Он хоть спрашивал обо мне? – спросил Джереми, загипнотизированный линиями значка.

– Вспомнил под конец нашей встречи.

Джереми холодно усмехнулся.

– Я приехал сюда не решать ваши семейные проблемы. Поговорите.

– Если бы отца это волновало. Он обо мне не переживает. Сбагрил на ваши плечи и рад.

– Поэтому и не переживает. Дэвид знает, что со мной ты в безопасности.

– Вы ничего не знаете, мистер Собер, – вздохнул Джереми.

– И не хочу. Мне не интересно. Ты, кажется, забыл о правиле тишины.

Ливень и не думал прекращаться. Наоборот, набрал силу. Еще немного и крыша продавится под напором воды и лопнет.

Может Джереми упорно учился, чтобы стать достойным своей профессии, и к отцу пошел только в надежде, что он всему научит, как и полагается отцам. Никто не идеален, у всех есть свои слабости и страхи. Это нормально. По-скотски было давить на них, и насмехаться. Я никогда не думаю, прежде чем сказать что-то. Никогда не говорил приятных слов.

Погода специально запрещала мне избегать Джереми, всем своим видом показывала, что не даст сдвинутся с места.

И что ты хочешь?

Нет ответа. Но я догадывался, что она требовала сказать два слова:

– Извини меня.

Все внутри покоробило. Стало даже почти что страшно. Не от возможной реакции Джереми, а от самого себя. Не в моей натуре было просить прощения за себя, допустить лишь мысль об унижении, но почему-то перед ним я полагал должным принести извинения.

Джереми улыбнулся и начал возвращаться в реальный мир, понемногу окрашивался в свои натуральные цвета.

– О чем вы? – Он вдруг неподдельно удивился. – Вы сказали именно то, что мне было нужно, у меня и в мыслях не было обижаться на вас; никогда не извиняйтесь передо мной, я понимаю вашу прямолинейность. Меня просто гложет одно… У меня есть любимая. Моника. В свете последних событий, я места себе не нахожу. И как увидел тело… Я не переживу если с ней случится что-то подобное.

– Сколько ей лет? Чем занимается?

– Двадцать один, как и мне. Работает экскурсоводом в музее естественной истории. Удивительное и интересное место! Мы там и познакомились, полгода назад. Как только увидел ее глаза, ее стан, с каким увлечением она рассказывала про чучела животных, сразу же забыл, как дышать. Я сразу понял, что она…

Бла-бла-бла. Джереми напрочь забыл о правиле тишины, пустился трещать о девушке своей мечты. Я погрузился в себя, представляя ее образ в голове. Хрупкая, в больших круглых очках, волосы аккуратно затянуты в хвост, длинные юбки, закрытые руки. Серая мышка. Она не тянет на следующую жертву. Как минимум не подходит по возрасту.

– Изучил дело? – прервал его я. – Тогда должен знать, что она не подходит под критерии.

– Да, но все равно! Как минимум она женщина, она беззащитна. Она – моя любимая женщина и эти жуткие мысли, хочу я или нет, едят меня. Но, вам может сложно понимать чувства, я ни в коем случае вас не хочу задеть! Просто, по вам видно, что вы… с вами…

Я смотрел на него не отрываясь. Скажет или нет?

– Ах, забудьте! Только не смотрите на меня так, такими глазами, – завертелся Джереми. Ни вчера, ни сегодня мой взгляд не изменился. Он никогда не меняется. Каждый лишь видит в нем то, что хочет. Или боится того, что в нем отражается. – Становится страшно, что вы меня изобьете.

– Насчет материалов, – продолжил Джереми, передавая мне папку, – вы меня обманули. Фотографии достаточно хорошего качества, все можно было разглядеть. Слава Богу, меня почти не тошнило. Отец работал с мясными лавками, и, как мне известно, ничего не нашли.

– Помнишь точки на карте? Назови мне все паршивые места рядом.

– Четыре бара, и думаю, они-то вас и заинтересуют. – Джереми крутил глазами, словно карта материализовалась перед ним. – Рядом с такими местами как раз существует высокий индекс преступлений. Особенно, когда три из них как раз для маргинального слоя общества.