– В чем дело?

– У вас кровь черная… – кадык Джереми заходил верх-вниз. Опустил взгляд на мои запястья. Увидел вместо голубых ниток серые.

– Да. Это не заразно.

– Вам нужно в больницу, – обеспокоился он. – Как возможно… жить…

– Как видишь. Это не мешает мне функционировать. В отель.

Пока я оттирался в машине, мой белый платок превратился в серый с черными сгустками вместо крапинок. Кровь быстро загустела и только еще больше размазалась по всему лицу, скрывая собой серый синяк на скуле. А эти черные синяки под глазами. Я будто вышел из шахты.

А я и забыл, каково лицезреть свою же кровь. Забыл, почему работал один.

Какого черта?

«Всему свое время. Мне за тебя дела решать?»

Раньше тебе это нравилось.

Руки Джереми тряслись на руле. Нет, его всего трясло.

– В моей крови много железа, поэтому она и черная, – я предпринял попытку успокоить его небольшой ложью, пока мы не разбились тут к чертям собачим. Думал, он из-за меня так разнервничался.

– Я как мог старался не выдать жуткого волнения, – затараторил Джереми. – Первый раз направил оружие на мафию, да и просто на человека! Очень переживал, что не справлюсь. В тот момент я об этом и не думал, а вот сейчас… Вдруг он бы размозжил бы мне голову этой трубой! А если бы я не успел, вас бы… Я сделал это, потому что должен был сделать. Хоть что-то!

У него начиналась истерика. Он захлебывался в своих словах, нижние зубы стучали об верхние. Я выхватил управление и еле как остановил «понтиак» у мясной лавки под названием «Мясо Маргарет». Чудовищно.

– Простите, это негативные мысли. Вечно они в голове. – Его мутный взгляд забегал по салону. – Сейчас я веду себя неподобающим образом, я понимаю, вы должно быть разочарованы во мне, как и все.

– Джереми. – Я ткнул его в плечо кончиком пальца. – Все живы. Ты и я. Чувствуешь?

– Да! но если бы!

– Этого не произошло.

Через три минуты его руки перестали трястись. В глазах проступил блеск. За все это время я язык натер словами «все живы», а монотонность собственного голоса чуть ли не усыпила меня же.

– Я и правда тряпка. И чего так разнервничался.

– Привыкнешь.

– И зачем вы расстреляли ту бочку? Не боитесь, что нам сядут на хвост?

– Я отомстил. Остальное не волнует.

Из лавки вышли две женщины, весело крича вслед: «Спасибо, Барри!» мяснику и по совместительству продавцу за прилавком, здоровенному мужику лет тридцати, с густой бородой. Белый китель держался на Божьем слове, дабы не разойтись по швам от внушительной массы. Я отметил про себя, что с его лба не упало бы и капли пота, отруби он ногу.

– Как думаете он может быть убийцей? – спросил Джереми, внимательно наблюдая за мясником.

А я наблюдал за другой картиной. Осунувшийся мужчина с землистого цвета лицом, натянутым на череп, пересчитывал мелочь в руке. Его ноги вдруг подкосились, и он вывалил центовики прямо на прилавок. Я опустил стекло. Барри терпеливо собрал монеты, пересчитал. Что-то сказал ему, отчего мужчина задрожал. Барри с виноватым видом развел руками.

– Да мы в одном шаге чтоб сожрать нашу кошку! – Расслышал я задыхающийся голос. – Ты же знаешь у меня трое… как, чем их кормить?! Работы нет, денег нет. Где их брать! Я строил этот город, эту страну! Великие Соединенные Штаты, мать его. И чем они мне отплатили?!

Он впился ногтями за прилавок. Барри понимающе кивал каждому его слову, не зная куда спрятать глаза. Куда спрятать себя.

– Да ты хоть знаешь на что собиралась идти моя жена ради этих грошей?! Слава Богу, я остановил ее! Хотя, есть ли Бог на самом деле, раз допускает подобное?!

Из белого конверта я достал первые две банкноты достоинством в двадцать долларов каждая, всучил Джереми и указал на живой труп. Не выходить же мне в таком виде. Джереми выпорхнул из машины, вложил в руку мужчине несчастные бумажонки.

Красные бешеные глаза перебежали с денег на Джереми. С Джереми на меня. Его руки задрожали, по щекам полились слезы, он буквально начал рассыпаться, но Джереми успел удержать его.

– Спасибо! Спасибо вам! – закричал он мне.

Барри с признательностью кивнул. Я лишь поправил шляпу. Джереми еще провозился в лавке, помогая мужчине оплатить и вынести пакет с покупками. Не сомневаюсь, деньги у него еще остались. Я надвинул шляпу на глаза. И почему люди не могут действительно пропадать сквозь землю, когда это так необходимо.

– Передают вам огромное спасибо. – Джереми вернулся за руль, довольный жизнью. Доброе дело воодушевило его. – Попросили сказать, что мы спасли им жизни. Цитирую: «Я прогорел на мнимой роскоши, когда играл акциями, а теперь стараюсь сохранить свое настоящее богатство. Сам Бог послал вас в эту минуту»

– Нельзя спасти всех, Джереми. Как бы сильно ты этого не хотел.

Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая пояснения, но я сам не понял к чему это сказал. И поспешил ответить на его недавно заданный вопрос:

– Никогда не суди по внешнему виду. Как по мне, то с большей вероятностью такое совершил бы этот мужчина, обезумевший от голода и нищеты.

– Ему бы сил не хватило даже задушить.

– Ошибаешься. Ты совсем не знаешь людскую породу.

– Надеюсь, в вас я точно не ошибаюсь, – выпалил Джереми и стыдливо отвернулся.

– Ты меня совсем не знаешь, чтобы в твоей голове сложилось правильное отношение ко мне. Уж тем более отдавать за меня жизнь.

– Я всегда полагаюсь на первое впечатление. Пусть говорят, что оно обманчиво, но в большинстве случаев оно меня не подводило.

Я поднял руку, как бы проводя невидимую стену между нами.

– Тишина. Ты и так достаточно за эти два дня нарушил наше негласное правило.

Хотелось ответить: «я тоже». Но разве такой как я, может иметь хоть что-то общее с обычными людьми?

В отель я зашел один. Приказал Джереми идти на все четыре стороны. Пусть проведет время со своей Моникой, развеется и поймет, что от «мистера Собера» нужно держаться подальше.

В номере на моей кровати сидело две уже знакомые девушки. Жертвы с фотографий. В том самом виде, в каком умерли. Без глаз. С порезами. Без некоторых конечностей. В грязных, порванных одеждах.

Я кинул пальто на спинку дивана, шляпу – диван, и прошел в ванную. Рассматривая себя в зеркале над раковиной в тусклом освещении, я признался самому себе, что выгляжу жалко. Синяк расползся на добрую треть щеки, чернота под глазами стала еще чернее, черт знает, как это возможно, и чувство неизбежной беспомощности вдруг на мгновенье вспыхнуло во мне.

Меня не пугает старость, и не сказал бы, что хоть чего-то боюсь. Но мысль о том, что когда-то придет мой конец и я встречу его одиноким, навевает подобие тоски. Я не знаю, что я такое, почему вижу трупов и общаюсь с ними. Начало моей жизни начисто стерто из памяти, я помню себя только двадцатиоднолетним. Кем или чем я был до этого? Что со мной произошло? – единственные вопросы, на которые не могу ответить. Единственное дело, которое я до сих пор не могу решить. И, если честно, не особо и хочу.

За дверью происходили какие-то шевеления и велись разговоры. Я обратил внимание на свою еще недавно белоснежную рубашку. Она вся покрылась серой пылью, кое-где собиравшейся в целые пятна, как плесень. Сразу возникло непреодолимое желание содрать ее и вымыться.

Вместе со мной из ванны вышли клубы пара. На моей кровати продолжали сидеть две гостьи, в ту же секунду опустившие головы, когда я предстал перед ними в одном полотенце.

– Дамы, кыш с кровати.

Они покорно отошли к окну. Я расслабился на своем ложе и взглянул на часы. Половина четвертого. Потратил целый день, чтобы не найти ничего, относящегося к делу, помимо жертв в моей комнате. По крайней мере, оставался еще вечер. Я потянулся за книгой.

– Почему мы здесь, с вами?! – спросила брюнетка Кэйтлин. В ее голосе слышались истеричные нотки. Несмотря на то, что левой ступни у нее не было, она ровно стояла на одной ноге, как если бы стояла на двух.