– Ага, совсем не мешает, – резко качнула головой Арделия: – Тебе Ива же нравится работать в Норфолке? Вступишь в Совет – попрощаешься со всем, что дорого. Это жизнь с чистого листа, с полного нуля, ты сжигаешь все мосты и остаешься здесь совсем одна в этом камерном мирке с гадюками из Совета.
– Арделия!
В воздухе повисло тягостное и напряженное молчание, Ива же сидела совершенно спокойная, словно каменное изваяние, не обращая внимание на нарастающую перепалку. Затем она, встав с дивана, также спокойно проследовала наверх, по пути словив два удивленных взгляда: Изабелл и Арделия невольно переглянулись. Новые удивленные взгляды она поймала, когда спустилась в холл с рюкзаком за плечами и в одежде, в которой была в первый день приезда.
– Опоздаем на поезд, – сухо произнесла Ива, стоя в абсолютной тишине посреди огромного холла. Ни одна из бабушек ни нашлась, что сказать, а лишь Арделия достала билеты из сумки и протянула один Иве:
– Поезжай одна. Думаю, погощу еще пару дней. Давно не виделись…
Последняя фраза была обращена к Изабелл, которая лишь хмыкнула, но все же встала тоже, чтобы проводить Иву. По полю и в лесу до самой станции они шли в полном молчании: что Изабелл, что Арделия ожидали от Ивы больших эмоций, но никак не скупую просьбу проводить до станции. Обе были готовы к буре, но вместо нее получили спокойствие и сухость на эмоции. Когда они по очереди обнялись с Ивой, сказали напутственные слова и сама она исчезла внутри вагона, то Изабелл невольно произнесла:
– Не перегнули ли мы палку…
– Хотела бы я тоже это знать, – вздохнула Арделия, а Изабелл лишь хмыкнула и произнесла:
– Самопожертвование все еще в моде… Ну надо же.
Ива ехала в поезде, прикрыв глаза: бабушка купила билет в обычное купе и теперь соседи играли в нарды, попивая чай, принесенный проводницей, а Ива лежала на верхней полке, удобно расположившись и закрывшись от соседей ролль-ставней, сделанной под общую стилистику поезда. В голове сложился паззл и был он далеко не самым однозначным: приезд Арделии означал только одно – она пожертвовала собой ради счастья и свободы внучки, вернувшись в Совет. Все ради того, чтобы Иву не затащили туда и не заставили жить первая ведьма.
– Отчего бежала, на то и напоролась, – с грустью подумала Ива, а в ответ получила:
– Не переживай. Арделия быстрее тебя освоится, да и честно говоря: они обе лукавили насчет Совета. Да, Арделия не пай-девочка, но и не такая оторва, чтобы послать Совет: она может не любить его, быть против некоторых его ограничений, но пойти против –никогда! Видимо, время ее пришло, и так удачно получилось, что она спасает тебя из загребущих лапок, хотя и не сказала бы, что насовсем.
– Сомневаюсь, – мысленно отозвалась Ива, усмехаясь: – Не готова я жить среди них, да и все то, что происходило эти недели лишь убедило меня в том, что это не для меня. Я ужасно соскучилась по Норфолку и ребятам, и работе, и Хендриху. Хочу опять услышать, как кто-то называет меня «лисичкой», но уже вживую…
Остаток пути они ехали молча: лишь иногда Ива спускалась вниз, чтобы попить чай или поесть. Аннесберг встретил ее холодным рассветом в половину пятого утра и кристально чистым небом: вокруг начинали гаснуть уличные фонари, а транспорт лениво выходил на линию. Рядом с одним из скоростных экспрессов немного лениво курила, еще не проснувшаяся до конца, кондуктор, и Ива, оплатив на входе проезд, прошла в теплое нутро салона: от вокзала до автобусной остановки идти было не далеко, но Аннесберг редко баловал теплым маем, а уж тем более, летом, а потому Иве пришлось даже накинуть ветровку и побыстрее идти через широкую вокзальную площадь.
Мимо проплывали старые здания Аннесберга, увитые дикими морозостойкими фиолетовыми цветами: на фоне бежевых кирпичных стен выглядело необычно. Ива уже порядком успела отвыкнуть от плотной, но какой-то игрушечной застройки северного города, с его мощеными тонкими извилистыми улочками, среди которых терялись тысячи мелких забегаловок, тенистых парков, аллей и кафешек. Аннесберг был поистине уютным и приятным местом, но Ива ощущала, что как бы не манило это место ностальгией, она уже не могла без соленого воздуха Норфолка и запаха хвойной смолы в лесу рядом. Она слишком привыкла к широким улицам, звуку прибоя и крикам чаек. Даже Центр, в котором Ива провела четыре года, не так манил и дарил щемящее чувство в груди, как Норфолк. Уже перед посадочной станцией Ива вышла на мощеный тротуар и вдохнув поглубже воздуха, направилась к телепортам: желудок требовательно урчал, а рот наполнялся слюной в ответ на запах жаренного мяса и пирожков, но Ива стойко пробиралась сквозь толпу к телепорту в Центр. Купив билет, она встала в очередь, глядя как на табло то загораются, то гаснут номера талонов: наконец, подошла ее очередь и, глубоко вздохнув, Ива вошла в зияющую голубым пустоту. Секундная тишина и темнота, как на нее снова обрушился гвалт голосов и звуков. Станция в Центре была поистине огромной и в несколько этажей, а прозрачные лестницы-переходы между ними искрились в лучах полуденного солнца: огромные часы, прорезающие центр станции и доходящие почти до самого ее купола, исправно показывали без десяти час. Стоило ей отойти от телепорта всего на двадцать шагов, как ее мягко схватили под локоть: перед ней стоял Хендрих, одетый в свой идеальный с иголочки темно-серый костюм.
– Откуда ты здесь? – приятно удивилась Ива, обнимая мужа и целуя его в щеку, Хендрих лишь пожал плечами и ответил:
– Профессиональное.
– Ну а все-таки? Кто-то из бабушек позвонил? – продолжала допытываться Ива, пробираясь сквозь толпу людей к выходу, но Хендрих лишь улыбнулся и ничего не ответил, а после и вовсе легонечко подтолкнул к телепорту. Они оказались на площади недалеко от его работы: Центр готовился к празднику Цветущей Магнолии и был весь украшен в розовые, фиолетовые и белые цвета.
– Ого, с каждым годом размах все грандиознее… – вслух заметила Ива, когда они шли через уютную, украшенную площадь. В воздухе витал запах цветов, кофе и выпечки. До самого кабинета муж сохранял подозрительное молчание и, только оказавшись в прохладном помещении и после предложенного кофе, он сел напортив на стул и посмотрел Иве в глаза, мягко спросив:
– Тебе предлагали вступить в Совет?
– Ого, ты и про это знаешь? – хмыкнула Ива, сузив глаза: – Как же, как же… Ни за что не поверю, что мимо тебя, Хендрих, могло хоть что-то мимо пройти.
– Лисичка, я спрашиваю не из праздного интереса, – терпеливо объяснял он: – В Совет редко кого-то приглашают, а я слышал там какие-то перестановки и все не гладко…
– Началось, – закатила глаза Ива, нервно дёргая носком правой ноги в воздухе: она сидела, перекинув ногу на ногу, держа в руках небольшую чашечку с кофе, смерив Хендриха тяжелым взглядом, Ива произнесла: – Да, звали, но и приглашением это можно назвать с натяжкой, скорее, как констатация факта. Я отказалась. Я не хочу там быть.
– Ива, я невозможно рад, что ты отказалась, – он радостно ей улыбнулся, а затем, встал со стула и наклонившись, поцеловал ее в нос: – Фырчишь как настоящая лисичка, когда недовольна…
– Прощупывал почву? – усмехнулась Ива: – Вот уж нашла коса на камень: ты и первые ведьмы.
Хендрих ничего не ответил, лишь мягко поцеловал ее и опустился перед ней на корточки, упираясь ладонями в колени:
– Я скучал, лисенок. Ведьмы на редкость неразговорчивы, хотя дело касалось моей законной супруги. Ирена меня все заверяла, что с тобой будет все в полном порядке, но я не мог до конца этому верить, потому что не видел своими глазами. Как это было?
– Что? Обучение? – поинтересовалась Ива, мягко запуская пальцы в его темные волосы и, дождавшись кивка, произнесла:
– Тяжело. Тренировки выматывали, была как выжатый лимон. Впервые на теле было столько синяков, – Ива хихикнула: – А еще я поняла, что я ужасно слабая, а в любом боевом виде спорта – профан. Фехтование с моей наставницей мне будет сниться в кошмарах.
