– И что же ты про эти дела совсем не вспомнил? – удивленно спросила Ива, на что Эльги цокнул языком и ответил:
– Ивушка, солнышко мое, у меня в день десяток вызовов, бумажная работа и отработка на полигоне. Еще немного – и начну забывать, как мать родную зовут, а ты хочешь, чтобы я девушек пять лет назад убитых помнил. Это ты у нас ментальная ведьмочка и самое глубокое детство вспомнить можешь, а я – обычный волк с собачьей работой.
– Прости. У меня дурная привычка со времен Академии. Там со мной пятнадцать ментальных ведьм в одной группе учились, и я привыкла, что люди обычно помнят такие события.
– Надеюсь, Ива, твой мрачный прогноз не сбудется. Не хотел бы я искать среди чванливых богатеев. Эти, как рыбы об лед, молчат, хоть ты им пистолет к башке приставь: блюдут, мать их, репутацию.
– Да уж, работать с ними очень тяжело, – вздохнула Ива, и они, расплатившись за ужин, неспешно побрели по улочкам Норфолка.
Фонари уже давно светили вовсю, освещая убранные от снега мощеные улочки, а городская стража давно вышла на ночное патрулирование. В темноте высокие дома казались будто бы навалившейся стеной с миллионом светящихся глазниц-окон. Улочки в Норфолке были традиционно узкими, лишь главные дороги могли вместить в себя одновременно три широких телеги.
– Хорошо стало в последние пять веков, – пространно заметил Эльги, когда они шли в полной тишине, слушая, как под ногами хрустит снег. – Раньше идешь по улицам домой вечером, и темнота – хоть глаз коли, сам себе дорогу фонарем или факелом освещаешь. Если факелом, то домой вонючий весь приходишь. Масло дешёвое было – чадило страшно. Главные дороги засраные, вечно в чей-то блевотине да крови, особенно в пятницу вечером, про малые улочки я уж молчу. А тут вот как Его Величество к власти пришел, так сразу технический прогресс к нам с Южных Континентов и пришел. Раньше на дело с мечами да луком выезжали. И что ж сделается шайке бандитов, если они давно все при огнестреле, а мы, как папуасы, с колчанами и железками носимся? Плюсом ведовство и знахарство перестало быть ересью, а мы, оборотни, – уродами. Меня тогда вообще всюду со скрипом принимали, но помогало то, что в элитном гарнизоне отслужил. Другим волкам из моей стаи так не повезло.
– Как твоя стая? – спросила Ива. – Помнится, после того дела вы страшно разругались со стаей Дитца…
– Да к черту пусть катится, сученыш, – отмахнулся Эльги. – Моя стая доказала, что не они травлю начали, Совет Стай принял нас, провел заседания и по их итогам снял обвинения. Мы чисты перед другими стаями, а Дитцы… Дитцы всегда были занозой в заднице.
– Ты уже второй, кто так о них отзывается. Первой была Саманта – волчица из стаи Энлеров.
– Хорошая волчица, – кивнул Эльги. – Мой братец все к ней клинья подбивает, но она альфа, ему ничего не светит. Оу, Ива, а тебя, я смотрю, ждут…
Ива оторвала глаза от земли и посмотрела туда, куда указывал Эльги, который даже замедлил шаг.
– Только его тут не хватало, – прошептала Ива, и Эльги тихо спросил:
– Если пригласишь на чай, то я могу пойти с тобой. Если что не так пойдет, я его с лестницы спущу.
– Нет, я сама с Хендрихом поговорю. Не думаю, что он просто так на огонек заскочил, – отозвалась Ива и, заметив взгляд Эльги, покачала головой:
– Не бойся, ничего он мне не сделает.
Она уверенной походкой направилась к Хендриху, который уже, по всей видимости, немного замерз, ожидая ее перед подъездом. Ива чувствовала внимательный взгляд Эльги.
– Привет, лисичка, – тепло отозвался Хендрих, улыбнувшись ей: – А твой провожатый так и будет жечь меня взглядом или подойдет поздороваться?
– Эльги всего лишь хочет убедиться, что я в порядке, – спокойно отозвался Ива: – И тебе привет, Хендрих.
– Что же я такой опасный? – усмехнулся Хендрих, мягко обхватывая заледеневшую ладонь Ивы и целуя ее холодные пальцы.
– Сейчас – особенно. Не ровен час, одна из твоих подружек прознает и повыдергивает мне волосы, – Ива поспешно убрала руки в карманы и отошла на полшага.
– Я думал, мы всё выяснили, – спокойно отозвался он: – Всё-таки, твой провожатый хочет познакомиться?
– Нет, он не хочет, – упрямо отозвалась Ива и, махнув рукой Эльги, вздохнула и произнесла: – Идем, налью тебе чай. Расскажешь, зачем явился.
Они молча поднялись наверх по пропахшему рыбой и капустой подъезду и, оказавшись в квартире Ивы, Хендрих протянул:
– Милая… Берлога.
– Ты хотел сказать, дыра? – усмехнулась Ива, приглашая его в большую основную комнату, соединенную с кухней.
– Это и всё, что смогло выделить тебе ведомство? – улыбнулся он, разглядывая крохотную студию.
– Мне хватает, – отозвалась Ива, набирая воды в чайник, а после поставила его на огонь: – Так ты зачем приехал? Не верю, что ты в такую глушь приехал лишь потому, что захотел отморозить конечности перед моим подъездом и узнать, как у меня дела.
– Не поэтому, – отозвался Хендрих, располагаясь на небольшом диванчике и наблюдая, как Ива хлопочет, накрывая на стол.
– А зачем?
Хендрих немного помолчал, а затем, когда Ива присела напротив него, усмехнулся и произнес:
– Не лезь ко мне в голову, хорошо? Я и так скажу. У меня командировка сюда: в Центре начались убийства молодых девушек из обеспеченных семей, на теле ни царапинки, все в одежде, а в причинах смерти…
– Гипотермия?
– Да… А ты как угадала?
– А сам как думаешь? – пожала плечами Ива: – У нас есть одна убитая девушка с такими же признаками, а пять лет назад были убиты семь девушек, и все, как ты описал: ни царапинки, в одежде и с гипотермией.
– Вот как… – Хендрих немного помедлил: – Все ниточки из Центра ведут сюда – в Норфолк, к самым границам.
– А вы здесь при чем? Вы ж не занимаетесь такими делами.
– По нашим данным, убийца не местный. Иностранец. Кто-то со Сканнингских островов.
– Что? Почему вы так решили? – Ива залила кипятком чай и подала его Хендриху, жестом предлагая бутерброды и местный шоколад, от которого Хендрих вежливо отказался.
– На последней жертве он оставил едва заметную метку на лодыжке – рунический символ. Он означает в переводе «любовь», рисуется как две вертикальные полоски с овалом посередине, – Хендрих повел пальцем в воздухе, рисуя символ.
– Ваши доказательства – полный пшик, – качнула головой Ива: – Мало ли кто изучает руническое письмо, мало ли кто мог нарисовать этот символ, да и мало ли какой человек со Сканниге там проходил. А гипотермия? Как вы ее объяснили? Ну да, на Сканниге холодно, но и в Норфолке тоже не тропики.
– О-о-о, слышу госпожу сыскную уполномоченную, – хохотнул Хендрих: – Не все так быстро, лисичка, ты думаешь, стали бы меня из управы посылать в Засранск ради какого-то помешанного, что на единственной жертве руну нарисовал? Нет, я с некоторых пор за всяким сраным в медвежьи углы не езжу.
– Это ты так новым званием хвастаешься? – усмехнулась Ива: – Ты с каждой звездочкой на погонах все невыносимее становишься.
– Руна – зачарованная, – Хендрих никак не отреагировал на подколку Ивы: – Стоило коронеру ее льдом коснуться, как она тут же заискрилась и засияла, а жертва рассыпалась в прах. Да в такой мелкий-мелкий, что в спичечный коробок уместилась. Вот тебе и гипотермия с нетронутым телом.
Ива помолчала, переваривая информацию, а Хендрих, довольно улыбнувшись, принялся уплетать бутерброды, а затем, спохватившись, отошел к своему пальто и достал из кармана зариданский шоколад – жутко дорогой и редкий в Норфолке. Она, не глядя, опустила кубик в рот, насаждаясь насыщенным вкусом.