– А зачем ваш коронер коснулся льдом руны?

– Если руна настоящая и зачарованная, созданная чародеем со Сканниге, а не просто мазня по телу, то на прикосновение льда она отреагирует ярким светом. Как видишь, чародей зачаровал ее на уничтожение. И, предупреждая твой вопрос: таким видом магии владеют только чародеи со Сканниге. Больше никто. Это очень древнее и оберегаемое от чужаков знание.

– Ты этого чародея со Сканниге будешь до скончания жизни искать: тут главный торговый морской путь проходит. Людей со Сканниге здесь больше, чем коренного населения, а уж чародеев и подавно. Всех не опросишь, а лишние телодвижения только к суете приведут и спугнешь убийцу.

– И опять ты не совсем права, – качнул головой Хендрих. – Чародеи со Сканниге – редкие гости на борту любого корабля, а если уж и едут, то в Зеридан или Эфольхарт – там сосредоточены места силы. Да и к тому же чародеи сами по себе явление на Сканниге редкое, то ли дело друиды и знахари. В общем, если бы у вас тут или в Центре объявился какой-нибудь чародей с редкой рунической магией, то о нем всенепременно бы узнали. К тому же все пересекающие границы маги вносятся в отдельный реестр, а за последние два с половиной месяца таких чародеев въехало пять, а выехало всего четыре. Несложно догадаться, у кого из пятерых просочился срок пребывания в Империи и какой из них не вернулся на родину.

– Думаешь, это тот же самый, что пять лет назад? – отозвалась Ива, потирая виски.

– Не знаю. Сможем это проверить только тогда, когда его поймаем. И мне, Ива, очень пригодится твой ментальный дар. Чародеи со Сканниге – сильны, но против ментальной магии у них нет никакой защиты. Хоть с ног до головы рунами обвешайся.

– Если он тут уже был, то, должно быть, пригляделся ко всем в управе. Как минимум половину из тех, кто со мной работает, он точно знает. На рожон лезть не будет. Да и то, что ты явился за ним, тоже не пройдет мимо. Возможно, он попытается бежать.

– Бежать? Это в море, что ли? Нет, Ива, он не побежит. Сезон закрыт. Редкий корабль приходит со Сканниге, а на маленькой лодке далеко не уплывёшь. Ему теперь до весны ждать.

– Не радужная перспектива до самой весны тупо находить, – хмуро отозвалась Ива, отходя к мойке и собираясь помыть кружку. – Да и вообще, он затаится, я считаю. Ну, может, еще Ариссию выбросит к нам, чтобы избавиться от балласта, но сидеть будет тихо, он наверняка наслышан, как скоро вы способны найти всякого рода…

Ива не договорила: Хендрих мягко обхватил ее ладонями за плечи, целуя шею.

– Ты все такая же, лисенок…

– Хендрих, мы все обсудили, – глухо отозвалась Ива, внутренне жалея, что все-таки не согласилась на предложение Эльги пойти с ней.

Она ощущала его эмоции как свои, понимала, что все это время он просто сдерживался, а потому вел с ней задушевную беседу, отвлекая от чтения его состояния и поделился лишь той толикой важной информации, что мог сказать, всего лишь, чтобы, в очередной раз, подцепить Иву на ее любимую удочку: работу. Хендрих не был ментальным магом, но он прекрасно умел читать и узнавать слабости людей безо всяких способностей: этому его учили в Университете. Он просто насадил на крючок наживку, а Ива послушно ее проглотила.

– Обсудили? По-моему, ты так ничего мне толком и не объяснила. Да, я знаю, что ты была зла на меня за слежку и прочее, но я делал это исключительно ради твоего блага. Ты тогда только перешла сюда работать и мало ли, что могло с тобой случиться. Ива, я переживал.

– Твоя забота, Хендрих, хуже удавки. Не буду я сидеть дома и рожать тебе в год по ребенку, по-моему, это очевидно, – нервно фыркнула Ива, пытаясь выбраться из его объятий, но Хендрих лишь развернул ее лицом к себе и внимательно посмотрел в глаза:

– Я когда-нибудь говорил с тобой об этом? Если бы я хотел такую женщину, то я бы так и сделал. Что до моей заботы, то позволь тебе напомнить, как тебя чуть не зарубили топором в баре «Пять китов». Если бы не мои люди, упрямая ты лисичка, то сейчас бы ты лежала в земле.

– Это было оперативное задание и все было под контролем. Эльги внимательно следил за ними, а твои люди…

– Эльги? Это тот самый оборотень, что провожал тебя сегодня? Ну и что же он не учуял, что тебе собираются проломить череп? И как ты, ментальная ведьма, этого не поняла? Ива, я могу быть резким и неприятным, я согласен, но причинять тебе вред – ментальный или физический – я бы никогда не стал. Я знаю, как тебе важно чувствовать себя профессионалом, ну так и зачем мне тебя загонять к ногтю? Что я получу, если ты станешь послушной безвольной куклой? И, пожалуйста, оставь эти рассказы про то, что ты мне якобы не пара, для своих подружек. За винцом поохаете и поахаете, какой я мудак.

– Пытаешься выставить меня неуравновешенной истеричкой, которая сама не знает, чего хочет? – спокойно спросила Ива, пытаясь внутренне успокоиться и не выдать перед Хендрихом, что сейчас она желает лишь вытолкать его за дверь.

– Нет, Ива, – он качнул головой и серьезно посмотрел ей в глаза: – Я понимаю, что ты… Ты живешь в мягком уютном мирке, куда ты пускаешь лишь самых избранных, и до дрожи боишься показаться наружу, потому что там не очень приятная и дружелюбная обстановка: – Хендрих усмехнулся, плавно перехватывая Иву за подбородок и заглядывая ей в глаза, мягко улыбаясь, пытаясь словно бы успокоить ее: – Тебе не приятен не я и дело не во мне, тебе не приятна и страшна сама мысль, что можно доверить свою жизнь другому человеку и принять его. Ты всю жизнь живешь в панцире, потому что именно он служит тебе фасадом, за которым скрывается твоя неуверенность: – он мягко, переходя на шепот, коснулся кончика ее носа своим и продолжил так, чтобы слышала только она: – Я не знаю, что с тобой случилось за годы до нашего знакомства, но прошлое остаётся в прошлом. Если ты не примешь свое настоящее, в котором есть я, то ты не сможешь дальше жить. Весь жизненный опыт, Ива, дается через боль. Нельзя постоянно прятаться в панцире.

– Все сказал? – тихо спросила Ива, глядя ему в глаза, ощущающая лишь раздражение и сожаление. Но не своего, а Хендриха.

– Да, Ива. Я все сказал. Ах да, – он отпустил ее, отходя к двери, набрасывая пальто, – и, знаешь, комплекс замухрышки или как его еще называют «комплекс страшненькой подружки» тоже стоит отпустить, потому что ты лишь убедила себя в том, что ты такая, но на деле не являешься ей.

– Ну а теперь точно все или будут какие-то дополнения? – сложив руки на груди, раздраженно поинтересовалась Ива, сверля мужчину взглядом: – Наверняка, есть, что сказать…

– Брось, Ива. Сейчас в тебе говорит уязвленное самолюбие. Ты уж извини, если я был резок, но клин клином вышибают. До завтра.

Он закрыл за собой дверь квартиры, оставляя Иву в полной тишине со странным состоянием на душе, будто бы ее выдернули из теплой ванны на мороз. Она злилась на Хендриха, но, как не неприятно было это признавать, он был абсолютно прав. Ива почувствовала, как увлажнились глаза и защипало нос: никто и никогда не говорил ей таких вещей прямо в лицо. Она сама перетягивала это все внутри себя, в своих мыслях, но никогда не говорила даже с самыми близкими подругами об этом. Страшно было произнести все, что сказал ей сейчас Хендрих. От его правоты было только больней.

Ива вяло повернула ключ на три оборота в замке, медленно отошла к дивану, и легла на него. Несколько минут она лежала в полной тишине, а затем перевернулась на бок, вглядываясь в обивку дивана. Она не любила себя за такое состояние, но появление Хендриха и его слова выбили из колеи и теперь она всеми силами пыталась восстановится по тому методу, что рекомендовали профессора в Академии.

«Все хорошо, Ива, все хорошо. Да, он засранец, но он ведь сказал правду. Было бы хуже, если бы он произнес сладкую, но лживую речь. Ложь бы ты почувствовала и легче бы от нее стало. В чем же он виновен перед тобой? В том, что осмелился правду сказать? Так ты девочка уже давно не маленькая и не глупенькая, сама себе вещи похуже по сотне раз на день говоришь. Злись на него, сколько хочешь, но вот если бы ты была ему безразлична, то стал бы он ждать тебя, чтобы все это высказать? Не стал бы. Да он тебе не приятен: самовлюбленный, зазнавшийся нарцисс, его фамилия открывает перед ним почти все двери, но, он же ведь просто сказал правду. Ничего такого, что ты сама бы не знала.»