– Смотри. – Олег присел, принялся чертить рукавицей по снегу. – Мы планировали двигаться по долине Мызьвы, пройти распадок между горой Мертвецов и соседней и подняться на вершину с севера.

– Да, я помню.

– А что если нам не откладывать подъём, а пойти к горе Мертвецов прямо завтра? Без долгого пути, не проходя распадок – подняться сразу, с южной стороны? – Вместо длинной кривой линии Олег начертил короткую прямую. – Сэкономим как минимум день. А то и два.

– Но тогда километража на тройку не хватит! Это же минус двадцатка!

– Плевать. Скинем за повышение сложности. Или вообще напишем, что шли, как заявлено. Фотки с вершины – вот они, пожалуйста, кому надо в мелочах копаться. Зато лишний день, представляешь? А при нашей сумасшедшей скорости – больше! Успеем сделать тройку и в контрольный срок уложимся. В конце концов, основная задача у нас – подняться на вершину. Быстрицкий будет счастлив, закроет глаза на что угодно.

– Мне это не нравится.

– Так я и думал, – Олег улыбнулся, потрепал Нинель по плечу. – Ещё бы самой серьёзной девушке на курсе понравился такой авантюрный план! Но что поделать, ты сама всё видишь. Мы всего три дня в походе, а ребята еле дышат. Если не начать подъём завтра, можно с чистой душой разворачиваться и идти назад. Силы тают с каждым днём, даже у нас с тобой. А тут ещё погода портится.

Нинель посмотрела в тёмное, низкое небо – готовое вот-вот разразиться новым снегопадом.

– Но мы планировали подъём по северному склону! Ты сам говорил, что он более пологий…

– Да тут все склоны пологие, разницы почти нет. Это же Урал, а не Кавказ. Когда я смотрел фотографии местности, казалось, что подход к северному склону более удобный. Но сейчас всё сровнял снег. И со всех сторон одинаково неудобно. – Олег улыбнулся. – Или ты лавин боишься?

– Перестань. Я прекрасно знаю, что лавины здесь не сходят. Боюсь, что ребята не справятся с подъёмом.

– Так значит, тем более не надо тянуть! Если завтра выйдем хотя бы в девять, ночевать будем на вершине.

Нинель смотрела всё ещё с сомнением. Олег оглянулся на возящихся с костром ребят. Переместился так, чтобы загородить от них Нинель. Притянул её к себе и поцеловал.

– А теперь убедил?

– Это запрещённый метод!

– Зато действенный.

О, да. «Метод» всегда был действенным. Когда Олег её обнимал, Нинель забывала обо всём на свете. Даже о том, что она – самая серьёзная девушка на курсе…

Так было прежде. Но не сейчас. Не когда ей казалось, что из-за тёмных стволов деревьев за ними наблюдают.

– Скажи. – Нинель отстранилась от Олега. – Тебе не кажется, что за нами кто-то следит?

– Следит? Кто?

Нинель показалось, что удивился он наигранно.

– Не знаю… То есть, не так. Я прекрасно знаю, что никто не следит! Что тут просто неоткуда кому-то взяться. Если бы были люди, мы бы их заметили, прятаться негде. Но у меня очень неприятное чувство, от которого не могу избавиться. Никогда прежде такого не было.

Олег покачал головой:

– Нет. Что следят, мне не кажется. Но ты права. Здесь действительно неприятно находиться.

– Уф-ф. – Нинель ткнулась лбом ему в плечо. – Хоть не я одна такая дура…

– Да всем не по себе. Мне и Валерка говорил, и Рувим. Ребята устают, раздражаются. Ссоры постоянно на ровном месте, ни в одном походе столько не ссорились! А Любка с Генкой спальниками поменялась, чтобы с Игорем рядом быть.

– Да я видела. – Нинель невольно улыбнулась. – Поближе к самому сильному перебралась, ты-то занят… Думаешь, и Любке не по себе?

– Ага. В общем, получается – все обстоятельства за то, что я правильно решил. Чем скорее поднимемся на вершину и пойдём обратно, тем лучше. – Олег помолчал. – Я тут подумал – может, нам с тобой не тянуть до лета? Сразу, как вернёмся, заявление подать. А?

– Я, между прочим, пока ещё ничего не решила. – Нинель приняла максимально строгий вид.

Олег засмеялся, обнял её за плечи.

– Ну, решай. Времени много.

Духи, наблюдающие за ними, расхохотались.

Вероника встретила Сашу, как условились – в чахлом и безысходном подобии сквера неподалёку от дома Петрова. Протянула Саще один из двух стаканчиков с кофе – купила только что в кофейне неподалёку.

Саша молча взял стаканчик, сделал глоток и поморщился.

– Мог бы притвориться, что нравится! – буркнула Вероника.

– Я из тех старомодных чудаков, которые считают, что начинать отношения со лжи – плохая примета.

– Так, стоп. Какие ещё отношения? Ни про какие отношения я ничего не говорила!

– Ну и тем более, зачем мне тогда притворяться? – Саша сделал ещё один глоток и решительно сказал: – Нет. Ужин – только в Москве. Я как раз знаю одно хорошее местечко.

– Хозяин за крышу отстёгивает? – не удержалась Вероника.

– Тю! Сыщица, ты слишком долго спала. Девяностые закончились.

– Умные все кругом – спасу нет… Идём?

– Пошли. Чего хочешь-то от меня?

– Ну, для начала расскажи про Петрова. Всё, что тебе известно.

Они прогулочным шагом шли к нужному дому. Вероника туда совсем не торопилась и нарочито замедляла шаг.

– Да было б там, чего рассказывать. Шёл, упал. Не очнулся. Сердце.

– Погоди! – Вероника вообще остановилась. – Он же с собой покончил?

– Это кто тебе такое сказал?

– Новости…

– Смотри побольше фигню всякую. Не, ну сначала, конечно, тоже думали на суицид, но потом причину смерти в морге определили. Сердце ёкнулось. К слову, ничего из ряда вон выходящего. На этих марафонах идиотских – что ни забег, то жмур. Развели моду, понимаешь – здоровый образ жизни! И теперь каждый тюлень считает своим долгом отметиться. Выходят на трассу – ни подготовки, ни хрена. Ты видала, какие там туловища бегут? Про некоторых вообще непонятно, как ходят…

– Так, стоп! – Вероника зашвырнула наполовину пустой стакан в случившуюся рядом бетонную урну. – То есть, человек при свидетелях, на камеру бросается с моста, но в полёте у него останавливается сердце. И для вас это – всё, уже даже не самоубийство? В смысле, а если бы он стрельнулся, и тоже за миллисекунду до выстрела сердце остановилось – это тоже не самоубийство, что ли?

– Слушай. Ну чего ты от меня хочешь? – Саша выбросил свой кофе в ту же урну. – Смуров сказал, сердце – значит, сердце. Ему тоже, знаешь ли, такой хрен в статистику даром не нужен.

– А самоубийства тоже на статистику влияют?

– Угу. Хорошего мало. Хорошо, это когда у тебя на районе всё спокойно. Ну, максимум, торчки окочуриваются в подвалах. А когда средь бела дня нормальный с виду парень с моста сигает – это жопа. Официальная версия: от жары стало хреново. Тепловой удар, типа того. Погнал гусей, прыгнул в воду – может, вообще охладиться хотел. Ну и ёкнулось сердце, не долетел. И знаешь, что я тебе скажу?

– Ну?

– Что именно так всё и было.

– Да ты…

– Ну, слушай. Ты же видос по-любому видела?

– Видела.

– Ну и как по-твоему, часто таким интересным образом с собой кончают? С песнями, плясками и прибаутками?

Вероника отвернулась. Вот уже второй человек логическими доводами заставляет её почувствовать себя дурой. Как-то кучно пошли. Сговорились, что ли…

– Когда человек замышляет роскомнадзорнуться, он не на марафон записывается. А сидит дома и пишет предсмертную записку.

– Записка! – воскликнула Вероника.

– Чего?

– Пашка мог оставить записку. Если он запланировал это всё, точно мог оставить! Вот с этим ты мне и поможешь. Поговори с его матерью. Пожалуйста.

Саша посмотрел на Веронику усталым тяжёлым взглядом.

– С матерью?

– Она вот в этом доме живёт.

– Вероник…

– Ну что? Ну, ты же полицейский! Покажи ей «корочки», скажи, что надо задать пару вопросов. Тебе привыкать, что ли?

Окатив Веронику уничтожающим взглядом, Саша нажал на кнопку звонка. Вероника притаилась в нише соседней двери, в которой не было глазка. Можно было не опасаться, что бдительный сосед озаботится странным поведением незнакомой девушки на лестничной площадке.