К часу ночи Сергей окончательно понял, что Синицкий, то есть я, попал в беду. Телефон на моей квартире не отзывался. Сергей попытался позвонить моей матери – я иногда ночую у нее, когда приезжаю в Москву. Он знал, что моя матушка на ночь всегда выключает телефон и если трубку все же кто-то снимет, это может быть только один человек – я. Я трубку не снял.

И тогда Сергей сделал то, что и пообещал своей жене Кате. Он поехал ко мне.

В начале второго ночи Сергей вышел из подъезда и направился по Калибровской улице к Звездному бульвару. Не пройдя и ста метров, он услышал за спиной гудение мотора – его нагоняла какая-то машина. «Чем черт не шутит,– подумал Сергей,– может, остановиться?» И поднял руку.

Черт в ту ночь шутил особенно удачно. Машина остановилась. У Сергея даже не спросили, куда ему надобно ехать. Чья-то рука услужливо распахнула заднюю дверцу. В иных обстоятельствах Сергей никогда бы не сел ночью в иномарку, где, кроме водителя, есть еще и пассажиры. Это вообще одно из первых правил безопасности в ночной Москве: не доверяй иномаркам, добропорядочные граждане после полуночи спят либо подрабатывают извозом на «москвичах» и «жигулях», а не раскатывают в «тойотах» и «мерседесах». Однако после бешеного разговора с Костиком, после моего, странно оборвавшегося, телефонного звонка чувство самосохранения у Сергея притупилось. Он сел в машину. И тут же захотел выскочить наружу, но не успел – на нем уже защелкнулся ремень безопасности, плотно сковав руки.

За рулем «Мерседеса» сидел двойник Эрвина Роммеля, он же двойник Михаила Веллера, он же Тимур Анатольевич Марков, в миру – старший менеджер классного спортивного клуба «Факел-5».

На заднем сиденье, рядом с Сергеем, помещался человек, которого тот в полумраке мог бы принять за себя самого – такая же грузная фигура, такой же тип прически, длинные темные волосы, легкая курносость, полные щеки, вислые усы. Бальзак.

«Наверное, меня сейчас убьют», – подумал Сергей и удивился, что эта мысль пришла как бы извне, не вызвав особого содрогания.

– Здравствуйте, Сергей Владимирович, – ласково сказал Роммель. – Зря вы это. Не следовало вам ехать к Синицкому. Совсем не следовало.

Эта история близится к завершению. Мне кажется, я должен еще раз обратиться к записям Сергея. Порой меня начинает грызть тот зверь, которого люди часто именуют совестью: какое право я имею вставлять куски чужого магнитофонного текста в свое собственное повествование, если обрел эти записи воровским путем?

С точки зрения авторского права – прямое нарушение закона. С точки зрения этики – аморальное деяние. Однако есть еще одна точка зрения – то, что Сергей называл своей религией. НУЛЬ. Пожалуй, это единственная парадигма, в рамках которой совершаемое мною находит некоторое оправдание.

||||||||||

«Я постоянно думаю: неужели способность к убийству действительно закодирована в человеческих генах? В родословной вида “гомо сапиенс" поколений “гомо" намного больше, чем поколений “сапиенс". Неужели миллионолетия зверя сильнее тысячелетий человека? Видимо, сильнее.

Причем тот зверь, который сидит в человеке, гораздо хуже зверя звериного.

Высшим животным каннибализм не свойствен.

Человек на протяжении всей истории поедал себе подобных, мотивируя это либо традицией, либо модой, либо экстремальными обстоятельствами.

Неужели культура настолько бессильна?

Получается, что так.

Можно опускаться из нашего времени в глубь истории, можно подниматься из пучин времен к нынешним годам, – направление движения не даст никакого представления о прогрессе или регрессе человеческих наклонностей.

Горы трупов, возвышающиеся вдоль дороги, по которой движется земная цивилизация, невозможно даже вообразить. Сколько человек погибло в войнах – сотни миллионов? Миллиарды? В сталинском ГУЛАГе и гитлеровских концлагерях загублены десятки миллионов; святая инквизиция отправила на тот свет не менее шести миллионов человек; Пол Пот, Мао Цзэ-дун, Ленин, Чингисхан – “послужной список" каждого из этих диктаторов насчитывает миллионы человеческих жизней. Французская революция унесла сотни тысяч…

История массовых убийств подчинена закону больших чисел, доказанному Чебышевым. Но есть еще последовательности малых чисел. История “немассовых" убийств не менее чудовищна и отвратительна.

Восьмидесятые годы двадцатого века. Тихий учитель Андрей Чикатило убил больше пятидесяти человек – женщин, девочек и мальчиков.

Вторая половина семидесятых. Индиец Кампатимар Шанкарийя убил за дна года около семидесяти человек.

Семидесятые годы. Серийный убийца Педро Лопес зверски умертвил более трехсот девочек в возрасте от восьми до двенадцати лет в Эквадоре, Колумбии и Перу.

Март 1968 года. Американские солдаты убили более трехсот человек во вьетнамской деревне Сонгми – преимущественно детей, женщин и стариков.

Тридцатые годы. Немец Бруно Людке убил восемьдесят пять женщин.

Девяностые годы прошлого века. Американец Германн Маджетт умертвил более ста пятидесяти женщин.

Восьмидесятые-девяностые годы девятнадцатого века. Английская медсестра Джейн Топлин отравила не менее семидесяти пациентов.

1789-1794 годы, Французская революция… Нантский адвокат и революционер Жан-Батист Карьер считал гильотину слишком медленным и неэффективным средством расправы с нереволюционерами. Он сажал своих жертв на баржи, которые буксировались на стремнину Луары и там затапливались. Супругов и любовников раздевали донага и привязывали лицом к лицу. Помощники Карьера стояли по берегам с топорами в руках – на тот случай, если кто выплывет. В воде было столько разлагающихся трупов, что пришлось запретить ловить рыбу. Карьер также обнаружил, что гильотина плохо управляется с детьми: лезвие рассекало головы детишек пополам, потому что их шейки были слишком малы и трудно было точно направить нож. Один палач потерял сознание и умер от разрыва сердца, обезглавив четырех маленьких сестренок. Тогда Карьер приказал согнать на поле пятьсот детей, перестрелять их и забить дубинками.

Жан Поль Марат поднял парижскую чернь на штурм тюрем, которые следовало “очистить” от контрреволюционеров. Появилась новая мода: парижские женщины прикалывали к своим юбкам забавные украшения – отрезанные уши. За шесть дней половина заключенных в тюрьмах была перебита.

1568 год. Испанский король Филипп II вынес смертный приговор целой стране: он объявил, что все население Нидерландов – около трех миллионов – еретики и, таким образом, подлежат смертной казни. Палачи Филиппа старались вовсю, но с задачей не справились, хотя рвения было хоть отбавляй: только за Страстную неделю герцог Альба умертвил 800 человек. Его любимый метод казни был следующий: жертве затыкали рот железным кляпом с отверстием, сквозь которое вытаскивали язык. Затем язык прижигали каленым железом, он распухал, и втянуть его назад было невозможно. Потом жертву сжигали заживо.

Пятнадцатый век. В средневековом Китае были разработаны самые утонченные и самые отвратительные методы смертной казни. Например, одна казнь вершилась так. Палачу вручали накрытую куском ткани корзину, в которой лежал набор ножей, и на каждом было написано название какой-либо части тела. Палач не глядя брал нож и отрезал или вырезал ту часть тела, название которой было написано на инструменте. Обезумевшие от горя родственники осужденных зачастую подкупали палача, чтобы он как можно быстрее извлек из корзины нож с надписью “сердце”.

Существовал и другой метод – “линг-чу”, “смерть от тысячи порезов”. Здесь уже палача было невозможно подкупить. На приговоренного к смерти надевали особую кольчугу со множеством винтов. Палач подкручивал какой-нибудь винт, часть кожи начинала выпирать сквозь кольчужное отверстие, и экзекутор острым ножом отрезал эту часть. Потом подкручивал другой винт. И так далее. Живого человека кромсали как шаурму. Казнь длилась много-много часов…