В голове Сергея давно уже стоял ровный громкий свист, словно там построили аэропорт и на летном поле тяжелые реактивные самолеты постоянно прогревали двигатели.

Сергей прибыл домой вечером десятого марта: тринадцать часов лёта от Сан-Франциско до Москвы с посадкой в Сиэтле плюс одиннадцать часовых поясов дают сутки разницы между временем отлета и временем приземления.

Десятое марта было воскресенье. В понедельник Сергею следовало быть в издательстве. Несмотря на нехватку сна и запутанность биологического ритма, он очень плохо спал ночь и утром поехал в «Сван» совершенно разбитым. Свист в голове никак не желал утихать.

Первым, кого Сергей увидел в издательстве, был Эдик, и первое, что сделал Эдик, поприветствовав шефа, – зазвал Сергея в редакционную комнату, где пока еще никого из сотрудников не было.

- Ты помнишь Эллу Абрамян? – спросил Эдик, словно Сергей никуда не улетал и они расстались только в пятницу. Впрочем, это была его обычная манера – он любил демонстрировать титаническую невозмутимость.

- Нет, не помню. – Такое начало Сергея удивило. – Да погоди ты с Абрамянами, – запоздало возмутился он. – Покажи сигнал «Шума и ярости», событие как-никак.

- Потом, потом, – отмахнулся Эдик. – Ты на самом деле не помнишь Эллу?

- Что-то такое смутное брезжит в памяти, если напрягусь – вспомню.

- Не напрягайся. Элла Абрамян шесть лет назад работала в «Меркурии» под началом Макарычева.

Сергей насторожился:

-И что?

- Я случайно встретил ее в пятницу. Ты небось и забыл в своих заграницах, что есть такой праздник – Восьмое марта?

- Точно, забыл! – воскликнул Сергей. – Я даже домой не позвонил в этот день и Катю не поздравил, а она мне вчера ни слова в укор не сказала.

- Ничего, бывает, – покровительственно сказал Эдик. – Я вообще этот день имени Клары Цеткин терпеть не могу. Но дело не в празднике, а в том, что наши друзья, братишки Токаревы, устроили по случаю Восьмого марта сабантуй и пригласили меня. Я пошел, хотя дел было по горло. Вот там мы с Эллой и вспомнили былое. Она, кстати, сейчас работает в одном весьма богатом рекламном агентстве.

- Не тяни резину, выкладывай быстрее, что она тебе порассказала. Вряд ли вы с ней проливали слезы по былому величию «Меркурия» или пили во славу Иоанна Божьего.

- Какого еще Иоанна Божьего?

- Знать надо. Восьмое марта – не только день имени Клары Цеткин, но и день святого Иоанна Божьего, покровителя болезных, больниц, а также книгопродавцев и печатников, то есть отчасти это и наш покровитель тоже. В Ирландии он считается еще покровителем алкоголиков, что для части нашего коллектива не менее важно.

- Если бы у меня голова хоть вполовину была забита таким мусором, как у тебя, – проворчал Эдик, – я бы зарабатывал бешеные деньги. Даже если по цене утильсырья продавать – все равно миллионером станешь. Ты же сидишь на навозной куче, набитой жемчугом, а разгребать ее тебе лень. Ладно, хватит упражняться в эрудированности. Элла мне сообщила кое-какие подробности деятельности «Феникса», последнего детища убиенного Макарычева.

- И что? – опять спросил Сергей.

-А то, что «Феникс» последнее время был тесно связан с «Нестором».

- Ничего не понимаю, – разозлился Сергей. – Какой еще Нестор? Как говаривал Швейк, я знал четверых – летописца, он же автор «Повести временных лет», царя Пилоса, Сашу Нестора, был такой русский писатель пятнадцатого века, про взятие Царьграда писал, и Нестора Махно.

- Опять мусоровозка заработала, – тоже разозлился Эдик. – «Нестор» – это издательство, владельцем которого был твой покойный сосед Василий Андреевич.

Сергей вслепую поискал рукой стул и сел, не сводя глаз с Эдика. Он был, мягко сказать, ошарашен.

- Ты хочешь сказать, что Макарычев и Василий действовали заодно?

- Я ничего не хочу сказать, – резко ответил Эдик.– Передаю только то, что узнал от Эллы. Можно лишь гадать. Коль скоро Макарычев интересовался «Черной книгой», то не исключено, что за ним стоял твой сосед. Или они интересовались вместе, только на переговоры выдвинулся Макарычев, а уж кого они представляли… «Нестор» – маленькое издательство, созданное, скорее, для отвода глаз. Василий Андреевич, как я выяснил у одного своего знакомого, занимался очень крутой коммерцией, а вот ребята, которые стояли за ним, точнее, плавали за его спиной, те действительно акулы. Наверняка о них что-то было в «Черной книге», что-то такое, что мы никогда не связывали ни с каким «Нестором»; видимо, они и позаботились и о файлах, и о пленках, и о сейфе в банке.

«Ну вот, – подумал Сергей, – что-то стало вырисовываться. Но все равно механика этого дела мне совершенно непонятна. Хорошо бы разобраться до конца. И при этом, конечно, желательно уцелеть».

Разумеется, прилетев домой из Калифорнии, Сергей не задал своему сыну Коле ни единого вопроса. Он просто не знал, о чем спрашивать, не был способен построить вопросы так, чтобы ответы либо подтвердили его подозрения (и при этом не насторожили Николая), либо развеяли их (и при этом не нанесли смертельной обиды).

Ни на второй, ни на третий день Сергей не пришел к какому-либо решению, а в среду у него созрел самый что ни на есть примитивный и весьма мерзопакостный план. Он отважился устроить за собственным сыном элементарную слежку.

Конечно, замысел был низкий, что и говорить, но слишком уж подлой была ситуация с самого начала, слишком кровавый оборот приняли события, слишком сильный удар был нанесен по тому, что Сергей называл своим Делом, поэтому моральная стоимость затеи отошла для него на задний план.

В четверг он не поехал в издательство – решил выждать несколько часов дома, потом отправиться к институту, в котором учился Коля, занять неприметную позицию недалеко от входа, дождаться, когда окончатся занятия и Николай выйдет на улицу, а затем следовать за ним не сводя глаз – может, наружное наблюдение к чему-нибудь да приведет.

Часов в одиннадцать Сергей был готов к выходу из дома. На всякий случай он оделся присутственно: строгий костюм, рубашка, галстук. Если со слежкой ничего не получится – поедет на работу.

Перед уходом он решил выйти на лоджию покурить. В доме давно был заведен безникотиновый режим, хотя смолили сигареты, кроме Костика, все – и сам Сергей, и Катя, и Коля, причем Коля, кажется, больше всех. Для курения существовали два места – лоджия и лифтовая площадка.

Середина марта выдалась достаточно теплой. Снег еще лежал, но всем было ясно, что весна уже пришла. Сергей снял с двери лоджии полоски липкой ленты, которая создавала зимой дополнительное утепление, отворил дверь и шагнул из кабинета наружу. Лоджия у них была открытая, поэтому на полу было довольно много ноздреватого грифельного снега. Поскольку Сергей вышел в домашних тапочках, он выбрал место посуше, облокотился на перила и зажег сигарету.

Так он стоял минут пять, вдыхая попеременно дым «Мальборо» и холодный мартовский воздух. Сигарета уже почти догорела, когда внизу, на тротуаре, показалась знакомая фигурка. Сергей вгляделся. Действительно, это был Коля. Он возвращался домой, неся в руке какой-то синий тючок.

«Вот оно, значит, что, – с разгорающимся азартом подумал Сергей. – Мы на работе, считается, что Коля в институте, а он заявляется домой. Оч-чень интересно!»

Мысль затаиться пришла в голову сразу. Сергей оглядел лоджию. Следов на снегу он не оставил. На письменном столе в комнате, считавшейся Сергеевым кабинетом, лежали скомканные полоски оконной ленты. Сергей быстро прошел в кабинет, запихал полоски в карман брюк, вытащил в прихожей из стенного шкафа куртку, надел ее, скинул тапки, всунул ноги в туфли, подхватил сумку, с которой ездил на работу, и вернулся на лоджию, тщательно прикрыв за собой дверь.

Квартира Сергея была устроена таким образом, что на лоджию выходили окна и кабинета, и кухни Форточки и там и там были открыты. Сергей подошел к окну кухни и уселся со стороны лоджии прямо под ним, в мокрый снег, вытянув ноги вдоль стены. Теперь из кухни его не было видно. Из кабинета, впрочем, тоже. Чтобы засечь «шпиона», следовало выйти на лоджию и бросить взгляд направо.