И самым жутким было вовсе не то, что гостиная странным образом находилась в тюремном подвале. Нет… самым жутким были тлеющие дрова, освещающие всю эту печальную картину. Огонь еле теплился, но все еще горел… Горел спустя самое меньшее несколько десятков лет с запечатывания черной двери. Горел, несмотря на разрушенный камин, засыпавший его своими обломками.

Несколько долгих минут девочка обозревала это сюрреалистичное зрелище. После чего нерешительно сделала шаг вперед. Ее нога ступила на пушистый ковер, подняв облачко застарелой пыли, и девочка непроизвольно закашлялась. Ее глаза заслезились, и она машинально сделала еще два шага, после чего…

Это ощущение было сложно описать. Просто что-то в глубине разума девочки сказало:

«Все будет хорошо».

И она резко остановилась. Ощущение было смутно знакомым: Чендлер казалось, что рядом с ней находится что-то успокаивающее и доброе. Это было настолько неожиданное чувство, что Рената сделала несколько шагов назад. А потом попыталась найти источник этих странных эмоций.

Ее лихорадочно обшаривающий гостиную взгляд наткнулся на совершенно целую шкатулку, лежащую в углу. Это была самая обычная коробочка из красного дерева – на ней были вырезаны красивые узоры, а сбоку виднелось отверстие для заводного ключа. Похоже, это была музыкальная шкатулка – довольно дорогая вещь. Девочка слышала о таких и видела через витрины магазинов для знати, но сама никогда даже не дотрагивалась. Эта шкатулка была очень похожа… Не считая того, что от нее шли те странные чувства.

Девочка задумчиво нахмурилась и осторожно подошла ближе, после чего бережно подняла изящную вещицу. Та, будто ощутив ее присутствие, потеплела, и… из шкатулки начала доноситься колыбельная.

Сладость снов, сойди, как тень,

Сон, дитя мое одень.

Сны, сойдите, как ручей

Лунных ласковых лучей.

Смех, сверкай во тьме ночей

Над отрадою моей.

Будь с ним лучшей из утех,

Материнский нежный смех.

Каждой жалобе шепни:

«Задремли и отдохни».

Каждой жалобе скажи:

«Крылья легкие сложи».

Спи, дитя, счастливым сном,

Целый мир уснул кругом.

Спи же, спи, родимый мой,

Я поплачу над тобой.

Разум Ренаты затопило странное, грустно-теплое чувство, а в глазах защипало. Девочка медленно опустилась на пушистый изорванный ковер, продолжая бережно держать в руках играющую шкатулку. В этот момент все ее страхи и тревоги будто ушли далеко-далеко… Ей казалось, что матушка крепко ее обняла, так, как умела только она. Почти больно, но до дрожи крепко. На девочку навалилось ощущение безопасности и уюта… Она так давно их не ощущала. С тех пор как матушка покинула их. По щекам Ренаты покатились слезы, и она медленно закрыла глаза.

– Матушка, – прошептала девочка, проваливаясь в глубокий, успокаивающий сон.

Утро Элеоноры Чендлер началось так же, как и каждое утро, проведенное в лондонском особняке. Она встала, умылась в тазу с холодной водой, подобрала очередное платье, наиболее подходящее под ее настроение, после чего потратила час, чтобы ее внешность стала достаточно очаровательной.

И только после этих процедур девочка крайне неохотно взяла со стола до смерти надоевший ей металлической шарик. А потом сосредоточилась на том странном чувстве, которое леди Агнесс называла даром, и окружила им шарик. Теперь она могла ему приказывать.

– Тяжелее, – холодно сказала девочка.

И надавила. Шарик ее оттолкнул, оставаясь все тем же, до жути легким шариком. Элеонора сердито дернула ртом и сосредоточилась.

– Тяжелее! – повторила девочка, усиливая напор.

Шарик начал упорно ее отталкивать, сопротивляясь желанию, но девочка была упорна. Она должна была научиться ковать! От этого зависели ее замужество и дальнейшая безбедная жизнь в роскоши. Элеонора никому не позволит мешать ее будущему. Тем более дурацкому куску железа!

– Я сказала… тяжелее! – прорычала девочка, и… шарик сдался.

Это ощущалось как… как будто он плавился, следуя желанию Элеоноры. Сама суть проклятого шарика корежилась, подчиняясь ее воле, и что скрывать… Девочке нравилось это ощущение. Но не настолько, чтобы убиваться на тренировках, как это делает Джордж. Нашли дуру… Она дочь аристократки и была рождена для балов и банкетов, а не для возни с вредными вещицами. Как только девочка выйдет замуж, то все эти учебники полетят в камин.

Чендлер устало хмыкнула и положила демонский шарик, после чего…

– Элеонора! – резко распахнулась дверь, впуская испуганного Джорджа. – Ты не видела Ренату?! – закричал мальчик.

Выглядел он так, будто десять раз оббежал дом, попутно пробравшись на крышу и посетив подвал. Элеонора сердито на него посмотрела.

– А что, мамочка Рената не разбудила тебя с утра поцелуем в лобик? – хмыкнула девочка. – Какое упущение с ее стороны. Глядишь, она перестанет быть совершенством, – спокойно ответила девочка, поворачиваясь к зеркалу.

Джордж сердито-испуганно на нее посмотрел и прорычал:

– Так видела или нет?

Элеонора снисходительно на него посмотрела и молча мотнула головой. Мальчик застонал и снова рванул в неизвестном направлении.

– Маменькин сынок, – фыркнула девочка, заканчивая приводить прическу в порядок.

После чего встала и неторопливо пошла в столовую. Наступало время завтрака, и Элеонора ощущала, что уже проголодалась. К тому же папочка тоже должен быть на завтраке… В другое время им уже сложно было увидеться: Фрэнк начал активно работать, а Элеонора – тренироваться в знаниях, которые простолюдину знать запрещалось. Подумав об этом, девочка сердито надула щеки… И что с того, что папочка послушает о ковании? Повторить-то он не сможет, а Элеоноре было жутко одиноко. В особняке остались только «мисс совершенство», маменькин сынок и тетушка. Никакого простора для общения. А на балы ей пока было нельзя: леди Агнесс сказала, что она недостаточно образованна и оставит плохое первое впечатление. Конечно, Элеоноре такое мнение о ней не понравилось, но спорить она не стала. Когда дело касалось женитьбы, девочка была максимально объективна и нацелена на результат.

Вот только… это все равно было так ску-у-учно!

Девочка надула щеки еще больше и, наконец, вошла в двери столовой. Чтобы замереть при виде одиноко сидящей в комнате тетушки. Та отвлеклась от молчаливого созерцания пустого стола, резко повернула к Элеоноре свою маленькую голову и закричала, тряся складками жира на подбородке:

– Ты! Девчонка! Где моя еда?! – завизжала тетушка. – Мало того что ты бездарна, так еще и…

Элеонора быстро захлопнула дверь, отрезая визгливый голос. После чего тяжело вздохнула, осознавая свою ошибку. Конечно, если Рената пропала, то некому будет приготовить завтрак… Она как-то упустила этот момент из вида.

И как тетушка могла их перепутать? Конечно, Элеонора и Рената были близнецами, но совершенно разными! Девочка так старалась ухаживать за своей внешностью, в отличие от безалаберной сестры. Казалось, Ренату совершенно не волнует замужество… Возможно, она считает, что старость ей обеспечит Джордж…

И тут Элеонора потрясенно замерла. Проклятье, а это же отличная идея! И как она сама до этого не додумалась! Джордж же до ужаса старательный и преданный, как щенок… Демон, она упустила такие возм…

– Милая, – послышалось у нее за спиной, и Элеонора мгновенно стерла с лица зловещее сожаление.

После чего обернулась, устремляя сияющий взгляд на обеспокоенного Фрэнка.

– Папочка! – воскликнула невинная четырнадцатилетняя девочка, кидаясь в отцовские объятия.

Тот машинально ее подхватил и обнял, после чего спросил:

– Милая, ты не видела свою сестру? Джордж уже весь особняк оббежал, но никого не нашел, – тревожно спросил Фрэнк.