– Так это… вроде толстушка давно не появлялась?

Медведь, прервавшись, повернулся к зайцу. Во взгляде косолапого читалось: «Как вы все меня достали!» Он кивнул головой в сторону, как бы указывая направление. Заяц проследил за его жестом и заметил мельтешащее среди деревьев весëленькое красно-синее пятно. Заяц несколько секунд наблюдал за «пятном», издали похожим на пухляшку, но будто что-то в ней неуловимо изменилось. Мишка вернулся к прерванной работе, а заяц пошёл к своим докладывать обстановку.

Гурьбой зайцы повалили за пухляшкой, которая вблизи оказалась пухляшом.

– О как! – зайцы озадаченно чесали за ушами, провожая взглядами медленно удаляющегося пыхтящего парня в красно-синем костюме.

Мишка весь день трудился, не жалея сил и не покладая лап. Кусок стены вышел довольно внушительным и проходил прямо поперёк тропинки, по которой любили бегать поклонники ЗОЖ.

Утром следующего дня довольный медведь из укрытия наблюдал, как пухляш недоуменно чешет затылок, уткнувшись в преграду на полюбившейся тропке. Пухляш ощупал стену, попробовал толкнуть и пошёл вдоль стены. Дойдя до места, где преграда закончилась, пухляш, обогнув стену, вернулся на тропинку и бодрой трусцой продолжил прерванный маршрут.

– Да чтоб тебя! – взревел косолапый.

– Нет, вы видели? – обратился Мишка к ушам, торчащим из кустов. – Намёков, значит, не понимает! – и пнув с досады кучу листьев, отправился достраивать стену.

Следующим утром злой и невыспавшийся медведь снова наблюдал из укрытия, как упёртый пухляш, продираясь сквозь кусты и буераки, обходил значительно удлинившуюся стену.

– Да вам здесь мёдом, что ли, намазано?! – взревел в отчаянии медведь и ломанулся вслед за нарушителем границ.

Пухляш, услышавший за спиной треск ломающихся веток, обернулся. Увидев стремительно приближающегося громадного медведя с разъярённой мордой, горе-бегун, вместо того, чтобы припустить с места, обмяк и кулём рухнул на землю.

Мишка стал замедляться, ярость на морде сменилась замешательством. Он остановился возле неподвижного тела, сел, ткнул того лапой в плечо. Пухляш не подавал признаков жизни. Зайцы в кустах, хрустящие попкорном, в ожидании увлекательной погони, снова мученически застонали.

– Ну и что мне с ним делать? – больше риторически, нежели обращаясь к зайцам, спросил медведь.

Косолапый обошёл тело вокруг по часовой стрелке, потом против, картина не менялась. Медведь снова сел, глядя на распростёртое на земле тело и вдруг оживился: начал водить ушами и закрутил мордой. Зайцы притихли и прислушались: где-то неподалеку послышалось негромкое пение. Мишка взвалил красно-синий куль на плечо и пошёл на голос.

На полянке пухляшка Кира, присев на пенёк, тщательно шнуровала кроссовки, готовясь к очередному забегу, и напевала себе под нос. Подняв голову на шум, Кира обнаружила прямо перед собой медведя, стоящего на задних лапах. Девушка пронзительно завизжала, но осеклась, заметив что-то цветное на его плече.

Медведь закатил глаза, как бы спрашивая у неба: «За что мне всё это?!» – и свалил свою ношу к Кириным ногам.

– На, вот тебе, – немного смущаясь промямлил Мишка. – Такой же пришибленный, как ты.

С этими словами косолапый развернулся и скрылся в ближайших кустах. Кира переводила удивлённый взгляд с лежащего у её ног парня на кусты, за которыми скрылся медведь. Потом вдруг спохватилась и кинулась приводить пухляша в чувство.

Открыв глаза, парень часто заморгал, сфокусировал взгляд на лице Киры и слабым голосом произнёс:

– Ты ангел? Я уже в раю?

– О-о-о! – хором умилились в кустах зайцы, жующие попкорн.

Девушка глупо захихикала.

– Кира, – представилась она.

– Андрей, – ответил парень.

Кира помогла Андрею подняться. И они, мило болтая, побрели в сторону дома.

Расчёт медведя сработал.

– Вот и молодцы, – бормотал довольный Мишка, наблюдая с безопасного расстояния. – Займитесь друг другом и оставьте наконец в покое мои владения!

На протяжении пяти лет Мишка наслаждался жизнью. Зайцы заскучали и совсем отбились от рук: они объявили войну белкам и ежедневно обстреливали их гнилой картошкой, которую воровали в ближайшей деревеньке. Белки отвечали обстрелом шишками.

Страдали при этом в основном ежи, бегущие мимо по своим делам: гнилая картошка напрочь отказывалась вымываться из колючек. Иногда картофельно-шишковые баталии переходили в рукопашную. Тогда Мишке, грызущему в кустах попкорн, случайно проходившему мимо, приходилось вмешиваться и разгонять всех по домам.

В то памятное безмятежное утро лес огласил отчаянный медвежий рëв. Зайцы, разминающиеся перед боем, побросали гнилую картошку и поспешили на звук. Белки по деревьям поскакали следом. Даже ежи решили, что дела подождут, и засеменили за остальными.

К тому моменту, как белки, зайцы и ежи обнаружили косолапого, тот уже успел разнести в щепки один пень и принялся за второй, отчаянно молотя по пню лапами и неприлично ругаясь. Звери поняли: Мишка чем-то расстроен, но подойти и расспросить было страшно.

Из приличных слов, которые проскакивали в нецензурных стенаниях Потапыча, удалось собрать что-то вроде: «Опять они! Как же они достали! И чего им дома не сидится?!» Из этого звери сделали вывод, что священная медвежья территория снова осквернена.

Пока звери чесали затылки, соображая, что же могло случиться, в эпицентр событий, то бишь на поляну, где Мишка нокаутировал пни, выбежала задыхающаяся от бега старая знакомая – пухляшка Кира. Она пробежала мимо ошарашенного медведя, а следом за ней показался и красно-синий костюм. Пухляш тоже не заметил «хозяина стадиона», стараясь не отставать от супруги. Вишенкой на торте стала маленькая пухленькая девочка в розовом костюмчике и ярко-зелёных кроссовках, семенящая за родителями.

У медведя дëрнулся глаз. Он затряс головой, силясь стряхнуть наваждение, но пухлая троица никуда не делась. Косолапый взрыкнул так, что с ближайшего дерева посыпались ветки, и с озверевшей мордой кинулся за бегунами.

Малышка, услышавшая сзади тяжёлые удары лап о землю, обернулась. Личико её изумлённо вытянулось. Девочка притормозила, развернулась и раскинула руки в стороны. Изумление на лице сменилось неописуемым восторгом. С криком «Ого! Мишка!» девчушка припустила прямо навстречу неминуемой смерти.

Медведь, увидевший девочку, несущуюся не от него, а на него, опешил. Наблюдая расширившимися от страха глазами приближающийся розовый кокон, медведь попытался затормозить, присев на задние лапы и упираясь передними. За Мишкой потянулся длинный, пропаханный в земле тормозной путь.

Пробуксовывая лапами в рыхлой земле, косолапый попытался развернуться и драпануть в обратную сторону, но мелкая с восторженным визгом успела схватить и дёрнуть медведя за хвост.

Мишка, сам не ожидая от себя такой прыти, подпрыгнул так, что смог пересчитать на рядом стоящей ели всех белок и сорок. Приземлившись обратно на землю, косолапый сделал отчаянный рывок, прыгнув в колючие кусты малины, и, проломив приличную просеку, наконец ретировался.

– Мишка! – грустно крикнула вслед ломающимся кустам маленькая пухляшка и побрела догонять родителей. Зайцы на всякий случай притихли, не решаясь быть обнаруженными. Как только ребёнок скрылся из виду, звери поспешили к берлоге справиться о состоянии несчастного Потапыча.

Состояние медведя, надо сказать, было крайне необычное: звери застали его спешно удаляющимся с чемоданом в глубь тайги. А Мишка на бегу уже грезил, как найдёт себе тихое место в самой глухой чаще, где не худеют всякие… И где будут только он, малинник и ульи.

Вот уже второе лето Мишка наслаждался упоительным спокойствием глухой тайги. Непроходимые дебри надёжнее любой стены охраняли косолапого от незваных гостей. Стоял замечательный солнечный день. Медведь в прекрасном настроении под оглушительный щебет птиц выстригал из куста малины фигуру зайца, ловко орудуя садовыми ножницами.