Ториан остался стоять, когда Лиомин отошёл. В глазах мелькнуло недоумение, а брови нахмурились от неожиданности. "Почему так внезапно?" — вопрос вертелся в голове, и юноша невольно потёр подбородок, погружённый в раздумья.
Молодой человек чувствовал, как в душе зарождалось подозрения.
-«Мария Волкович в свите. Этот храмовый комплекс, который так внезапно оказался под контролем. Связи с семьёй Омин из падшей империи Сино», — размышлял Ториан, и губы сжались в тонкую линию. Молодой человек перевёл взгляд на удаляющуюся фигуру дяди, и руки инстинктивно сцепились за спиной.
-«Что, если это всё связано? Вдруг Лиомин что-то утаивает?» — мысли Ториана ускорялись, и движения становились всё более спешными и резкими.
С неожиданной нежностью девушка прижалась к Ториану. Глаза светились игривым озорством. Баронесса прильнула к молодому человеку всем телом, отвлекая от тяжёлых мыслей. Девичья улыбка была широкой и сияющей, словно делила самым радостным секретом.
-«Не думай о плохом», — казалось, говорила улыбка Флавии, когда девушка ласково прижимала грудь к руке юноши, искренне желая подарить тепло.
Молодой человек смотрел на невесту с лёгкой неловкостью, взгляд был полон искреннего интереса и нежной заботы.
-Милая Флавия, — начал юноша, чей голос дрожал от волнения, а уголки губ поднимались в стеснительной улыбке, — А почему ты решилась провести роспись именно в этом месте?
Флавия встретила юношеский взгляд с уверенностью и твёрдостью, что говорила о глубокой связи с девичьим прошлым.
-Мой дедушка участвовал в походе по объединению людских миров, — голос баронессы звучал гордо и торжественно, а взгляд стал далёким и задумчивым, словно девушка видела перед собой великие события прошлого.
-И после этого я, как верная дочь, продолжу следовать пути Евы Алмас, — произнесла Флавия, чьи слова наполнились благоговением и уважением перед именем святой девы, а руки сложились на груди в жесте почтения и преданности.
***
-Как всегда вовремя, - прозвучал голос с нотками иронии и лёгким презрением.
В полумраке маленькой комнаты, где каждый шорох разносился эхом, длинная мешковатая ряса скрывала болезненно худое тело мужчины. Вытянутое, впалое лицо, словно обхваченной тонкой кожей над хрупким черепом, отражало годы лишений и аскетизма. Медленно подёргивался электрохлыст, заменяющий левую руку, чьё мерцание придавало зловещий оттенок помещению. Белые, слепые глаза, лишённые зрения, но пронзительные, как лёд, кинули взгляд в сторону вошедшего Лиомина, и в воздухе повисла тяжёлая тишина.
В тускло освещённой комнате, где каждый шаг отзывался глухим эхом по древним стенам, Лиомин с уверенностью и лёгким презрением в голосе произнёс: - Как всегда, хозяин храма Ах-Кин.
Мужчина медленно прошёл к массивному столу, за которым сидел старец, и сел напротив главы храма. Между ними лежала разложенная доска с грубо вырезанными шахматными фигурами.
Лиомин, с лёгкой усмешкой и взглядом, полным скрытого вызова, продолжил: -вы видели, что я выполнил последнюю вашу просьбу. Теперь, надеюсь, наше сотрудничество прекратится.
Руки губернатора аккуратно рассматривали фигурки, а затем, с изящным жестом, мужчина сделал первый ход, начиная партию.
Священнослужитель совершил плавное, почти танцевальное движение рукой, магически выдвинув фигуру на доске без единого прикосновения.
- Отчего же вы хотите прекратить наши весьма выгодное предприятие? — его голос был спокоен и невозмутим, как поверхность зыбкого болота. "Слепые" глаза медленно поднялись от фигур к губернатору, и в их пустоте мерцало что-то неведомое, словно они видели сквозь саму душу.
-Я боюсь не его, а за него. Это большая разница, — ответил Лиомин, чей голос был твёрд и решителен, а ход конём на доске отражал непоколебимость.
- А наше предприятие было успешным до тех пор, пока странная болезнь не убила мою сестру и шурина, - мужской взгляд, полный скрытой боли и решимости, не отрывался от доски.
Жрец задумался на мгновение, прежде чем снова плавно провести рукой, выдвигая вторую пешку вперёд; его голос был тих и безжалостен, как шёпот смерти: - Злой рок непредсказуем. Подобно слепому зверю, он нападает на тех, кто лезет в его убежище и делает это слишком громко.
В то время как Лиомин вёл активные наступательные действия, его собеседник с непроницаемым спокойствием, плавно захватывал центр доски, и его длинные узловатые пальцы вновь сложились в замок, словно готовясь к следующему, решающему ходу.
-Знаете, у простолюдинов существовала игра, — начал Лиомин, чей голос был непринуждённым, но в нём чувствовалась тяжесть прожитых лет.
Мужчина сделал паузу, словно давая словам осесть в воздухе, а затем продолжил: - Крестьяне брали своих лучших петухов и ставили их в коробку. Птицы дрались на потеху людям, но бывало и так, что они отворачивались, расходясь по разным углам, хлопали крыльями, пытались взлететь и громко кричали, - глаза сузились, и губернатор медленно повернул голову к Ах-Кину, словно оценивая реакцию старца.
-Тогда достаточно было кинуть в центр зерна, и драка шла до смерти, - Лиомина бросил пронзительный взгляд и уставился на хозяина храма, словно сам был одним из тех петухов, готовых к бою.
- Мы с вами те, кто кидает зерно и заставляет драться петухов, — продолжил Ах-Кин, чья улыбка была хищной, а в глазах мелькнуло одобрение.
- Иначе эти птицы разжиреют, перестанут производить здоровое потомство, и тем самым убьют как себя, так и весь курятник, - старческий голос был уверенным, и священнослужитель кивнул, словно подтверждая собственные слова.
-Драка, как и секс — процесс приятный, ты выпускаешь пар, получаешь удовольствие. Но драка пускает кровь, делает нас несчастными, — Лиомин сделал ход пешкой, движения мужчины были решительными, а взгляд — вызывающим.
- Так почему, если война и секс так схожи, не поменять одно на другое? А борьбу обратить в соперничество за звания самого лучшего? - губернатор ухмыльнулся и перевёл взгляд прямо в глаза Ах-Кину. Улыбка Лиомина была полна уверенности в своей правоте.
- Обидно слышать, что вы желаете опустить до уровней птиц, господин Лиомин, — сказал жрец, чей голос был спокойным, но в нём чувствовалась скрытая угроза. Старец совершил новый жест, и конь шагнул со стороны священнослужителя.
- Ошибаетесь, жрец, я не петух, а то самое зерно, которое подкидывают на арену. Олицетворение желаемого: власти, богатства, свободы, — произнёс Лиомин, чей тон был твёрд и уверен, как и шаг одной из пешек вперёд, в середину доски.
-Я зерно раздора, что подтолкнёт моего племянника к гибели.
-Вы не правы, мой 'друг', — глава храма язвительно подчеркнул слово "друг", двигая фигуру, что съела пешку Лиомина. Голос старца был холоден и расчётлив.
- Вы символ, что держит юношу от края пропасти. И то, что даст ему повод жить дальше. И становиться сильнее. Поэтому наше сотрудничество продолжится, - лицо священнослужителя оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнул отблеск победы.
- Тогда сделайте Ториана свободным. С него достаточно того, чего он пережил. На его долю много выпало, — голос Лиомина дрогнул, пронизанный мольбой, глаза наполнились отчаянием, а руки слегка задрожали, когда мужчина сделал ход на доске.
- Поэтому он очень перспективный молодой человек. Ценная фигура, — священнослужитель произнёс это с холодной уверенностью, губы слегка подсжались, а взгляд оставался непреклонным, когда жрец агрессивно поставил шах аристократу.
- Он мой племянник, кровь сестры. Я хочу ему лучшего будущего, — Лиомин начал, но слова оборвались на полуслове, когда парировал шах, простой пешкой. Жест был вызывающим и полным решимости.
Жрец сделал движение, и слон поставил шах и мат.
"Слепые" глаза смотрели на Руссо, — Лучшее будущее для Ториана наступит тогда, когда мы решим. А если вы помешаете, то узнаете, на что способен мой храм в вашем мире, - голос старца был тихим, но каждое слово звучало как приговор, а взгляд, хоть и казался пустым, скрывал в себе нечто угрожающее.