Таким образом, "Десятилетие браков" оказалось двойственным периодом для Русолема: с одной стороны, оно было временем восстановления и обновления аристократии, с другой — источником новых внутренних противоречий и угроз стабильности государства.

(Статья из проекта «Имперские Хроники»)

В самом сердце усыпальницы, которая словно переродилась в сад памяти и скорби, возвышалось древо — старинное и могучее. Оголённые ветви тянулись к небесам, в безмолвной мольбе, ища те лучи солнца, что редко пробивались сквозь высокие, белоснежные стены.

Свет, проникающий через каменные щели, был призрачным и неутешительным, лишь слегка касаясь пола зала, словно боясь разрушить атмосферу утраты и вечной тоски, царящую здесь. Вокруг древа, как немые свидетели прошлого, раскинулись клумбы. Разделены узкими тропинками, что вели к древу, предлагая путникам пройти сквозь аллеи памяти к самому сердцу скорби.

На клумбах расцветали цветы, каждый из которых был словно эхом ушедшей эпохи, символом уникальности и неповторимой красоты, что уже не вернуть. Они плелись в мрачный узор, окрашенный в оттенки увядания и забвения, и каждый лепесток был пропитан тихой печалью об ушедших людях.

Молодой человек стоял рядом с дядей, у двух клумб, где в причудливом хороводе переплетались алые лилии и белые розы. Воздух был наполнен запахом свежести и тяжкой печалью, что лишь углубляло горечь момента.

Лиомин, чей взгляд утопал в белоснежных лепестках роз, искал утешение, казавшиеся таким недостижимым. Мужчина начал говорить, слова вырывались с трудом, словно каждое из них было тяжёлым камнем: - Сестре... стало плохо, как только пришла новость о твоей пропаже.

Голос губернатора дрожал, словно лист на ветру, и эхом отдавался в тишине могильных стен. В глазах, застывших и прозрачных, как стекло, отражалась бездонная грусть, взирающая на маленький островок белых роз.

Мужчина продолжил. Шёпот был почти неслышен, как далёкий ветер: - На одном из обедов... сестра вдруг сказала: 'Я чувствую, что он умер'." В этот момент, после её слов в тишине обеденного зала беззвучно скатились слёзы. Спустя неделю она... она ушла из жизни. Врачи говорили, что она запустила проблемы с почками, и они... они отказали.

Руки невольно сжались, как если бы пытались удержать ускользающую жизнь, - Странно, что заметили это так поздно. Она умерла, просто... просто уснув, - последние слова затерялись в тишине, а взгляд, полный боли, не отрывался от роз, словно растения были последним связующим с ушедшими.

По залу мягко пронёсся лёгкий ветерок, слабо колыхая бутоны белых роз. Рука Лиомина осторожно прикоснулась к одному из цветков, мужчина медленно растирал лепесток между большим и указательным пальцем, словно пытаясь утешить собственную боль через краткое прикосновение с красотой.

-Твой папа продержался на год и один день дольше, – начал губернатор, чей голос был спокойным, но в нём чувствовалась тяжесть, когда мужчина отпускал лепесток. Ветерок игриво подхватил часть цветка, словно пытаясь утешить Лиомина своей лёгкостью. Дядя Ториана следил за лепестком, затем взгляд остановился на раскрывшемся бутоне ярко-алой лилии, которая, казалось, собрала в себе всю жизненную силу, чтобы противостоять ветру.

- Честно с ночи, когда сестра ушла к предкам, он стал тощать и слабеть, – продолжил мужчина, чьи брови нахмурились от боли воспоминаний.

- Лицо впало, кожа обтянула череп, и постепенно фигура сгибалась, как будто каждый день отнимал у него часть сил, - голос Лиомина звучал тяжело, мужчина делал паузы, словно каждое слово весело на нём, добавляя в воздух дополнительную печать скорби.

-Он весь год занимался делами семьи. Готовил документы для наследства, подгонял отчёты, – руки невольно сжались, как если бы губернатор сам пытался удержать ускользающую жизнь шурина.

- Будто призрак, который задержался на этом свете и должен был завершить дела при жизни. Так и вышло, что, оформив завещания для тебя, он умер той же ночью, – голос Лиомина дрогнул и мужчина отвёл взгляд, словно пытаясь скрыть свою уязвимость.

-Видимо, старик верил, что ты жив, – в этих словах звучала не только скорбь, но и надежда, что смерть не была напрасной.

Рассказ дяди проник в душу молодого человека, заставляя глаза невольно наполниться слезами, усиливая уже едва скрываемую боль. Юноша сжал губы в тонкую линию, пытаясь удержать в себе проступающие эмоции. Порыв ветра, пронёсшийся мимо, казался отголоском внутренней борьбы, словно природа сама откликнулась на страдания. Плечи дрогнули, а руки судорожно сжались в кулаки, как будто Ториан пытался схватить и удержать ветер — или свою ускользающую уверенность.

Молодой человек присел между двух клумб, окружённый цветами, что были любимыми у родителей. Юноша медленно прикоснулся к каждому растению, пальцы задерживались на лепестках, передавая тепло воспоминаний, что хранились в сердце.

- Я помню, как они шуточно ругались из-за места для своих любимых цветов, – произнёс Ториан, чей голос звучал мягко, с нотками ностальгии, вспоминая беззаботные споры родителей. Уголки губ поднялись в лёгкой улыбке, а глаза заблестели от ностальгии.

- Мама была против, чтобы папины лилии росли в теплицах или внутри купола. Слишком мощный был аромат этих цветов, – молодой человек вздохнул, и взгляд стал мечтательным, словно юноша мог ощутить запах прямо сейчас.

- Их аромат можно было почувствовать с улицы, и весь район был объят им. А дома у мамы несколько дней болела голова из-за лилий, – Ториан снова улыбнулся, но на этот раз с ноткой сожаления за мамино неудобство.

- Тогда отец решил пересадить их во внешние сады. Если честно, мне казалось, что лилии не выживут, – голос парня стал тише, и юноша погрузился в раздумья, вспоминая свои детские сомнения.

- Но они лишь окрепли и стали яркими алыми огнями в нашем мире, – закончил Ториан, чей голос наполнился гордостью и восхищением.

Лиомин, внимательно слушал племянника, ответил со спокойствием, что отражалось в расслабленной позе и мягком взгляде: - Они не хотели быть упокоены в скале, не поглощены океаном. Оба желали присоединиться к предкам в виде праха.

Голос дяди был ровным, без единого намёка на сожаление или грусть, словно он говорил о чём-то вечном. Прослеживая взглядом, как Ториан возится с цветами, мужчина услышал речь племянника. Брови немного поднялись в знак удивления, когда он заметил, с какой заботой Ториан обращается с каждым цветком.

- По-моему, это особенность всех жителей Калой-Мах. Сгореть в крематории. Окончательно согреться в этом мире, чтобы уйти с тёплом во тьму вечности, – продолжил Ториан, чей голос звучал уверенно, но в нём чувствовалась нотка меланхолии, подчёркивая серьёзность и глубину собственных слов.

- Я предпочту тогда никогда не умирать, – ответил Лиомин, на чьём лице появилась едва заметная улыбка, словно он поделился секретом с племянником. Глаза светились игривостью, а голос звучал легко и беззаботно.

После мужчина добавил: - Я оставлю тебя с родителями. Машина будет ждать тебя у выхода, - тон голоса стал более серьёзным, и дядя кивнул в сторону дверей, подтверждая собственные слова жестом.

В усыпальнице, где Ториан остался один, атмосфера стала постепенно остужаться. Холод проникал через мраморные стены, делая воздух всё более пронзительным и тяжёлым для дыхания. В окружении покоящихся предков и цветов, где каждая лилия и роза хранила частицу былой жизни семьи, юноша продолжал ухаживать за клумбами. Движения молодого человека были аккуратными и размеренными, каждый жест ощущался диалог с прошлым. Пальцы нежно скользили по лепесткам, а взгляд был сосредоточен и полон уважения к каждому цветку.

Пока юноша пересаживал растения, лёгкий ветерок, проникающий сквозь щели, на мгновение заглушал тишину пространства, наполняя всё еле слышным шёпотом прошлого. Это звучание, напоминающее о далёком и безмятежном детстве, незаметно увлекало Ториана в омут воспоминаний. Молодой человек видел перед собой яркие краски счастливых лет, когда каждый день был наполнен играми в саду, смехом и общением с родителями, которые были всегда рядом, наполняя дни теплом и заботой. Губы невольно изогнулись в тихой улыбке, а глаза затуманились от слёз, которые юноша быстро отряхнул, возвращаясь к заботе о цветах.