Мари всю жизнь восхищалась магией как чем-то неживым, но способным спасать и помогать людям. А сейчас она не знала, как отнестись к этому. Разве что привычно искать ответы дальше?

Она проскочила под крышу более-менее целого здания, где припарковала свой флайвер. Открыв металлическую дверцу картой, нырнула в тёплое нутро корабля. Взгляд учёной наткнулся на семейную фотографию Дорэя, которую Гротэр не посмела убрать с лобового стекла. В груди шевельнулось чувство вины. Он ведь мёртв… Как и родители, Лили и другие её знакомые…

Она медленно протянула подрагивающую руку и, сковырнув скотч ногтём, спрятала снимок под сидение. В груди медленно разгоралась злость. У неё вновь появилась цель, размытая, без конкретных ориентиров, но цель. И потому Мари не позволит себе отвлечься ни на что другое.

Кто бы мог подумать, что её любовь к магии когда-нибудь приведёт к полномасштабным военным действиям? Их мир, принявший знамя единой империи и отказавшийся от войн, вновь горел, бессмысленно теряя людей. Вновь расходовал энергию в пустую, иссушая планету. Но иначе не выходило, как бы Мари не старалась предотвращать потери.

После того, как учёная покинула развалины с решимостью узнать всё, она долгое время искала, где могла бы спокойно проводить исследования. Но люди, покрытые узорами, не давали ей покоя. Их хозяин разозлился и чем больше времени проходило, тем сильнее «Зверь» пытался Мари уничтожить.

Гротэр преследовали. Поначалу её выискивали лишь маги с выжженными душами, несущие с собой холод и тёмные линии, но Зверь боялся огласки. Мари быстро выяснила, что в людных местах ничего не происходило: ни нападений, ни слежки, и активно этим пользовалась до того момента, пока однажды выбравшись на улицу из спрятанного в саду флайвера, с удивлением не увидела на одной из стен своё лицо. Самым банальным образом учёную обвинили в теракте и массовых убийствах, чего она совершенно точно не делала, и объявили розыск.

Гротэр было сложно скрываться, прятаться, выживать. Её практически поймали после долгого года бегства и изысканий, проводимых на коленке. Но Марианн повезло. То, что в определённый момент, разозлившись и отчаявшись, она добралась до общей сети и выложила десятки статей со своими наработками, заставило зверя взбеситься, ожесточая преследования. Статьи вскоре удалили, но…

Её банальным образом спасли в тот момент, когда правоохранительные органы обнаружили учёную в подвале одного из магазинов, находящихся на окраине города, и повязали. Оказалось, статья вызвала резкий резонанс среди некоторых антимагических группировок и даже нашлась старая, полуразвалившаяся оппозиция, вытащившая её из той передряги за шкирку. Мари удивилась, узнав, что существуют люди, как и она, ненавидящие магию. Только вот если Гротэр, говоря про злость, указывала на ядро проблемы, эти люди говорили и про волшбу в её чистом проявлении.

Их было больше тридцати человек и они, не обладая даром, но имея некоторые данные и способности на руках, стали хорошим подспорьем для пытливого ума Марианн. То, какие вопросы задавала Мари, взволновало всех. То, какие теории и предположения выдвигала, резонировало с их собственными ощущениями. И потому женщину приняли как первого и единственного мага на всю антимагическую оппозицию. Она работала, колдовала, создавала, старалась отвечать на возникающие вопросы… почти шесть долгих лет. И вот сейчас, стоя в широком коридоре, из которого убрали всю мебель, и дорисовывая последнее в своей жизни заклинание, Марианн не ощущала предвкушения от грядущей победы, лишь смятение. И горьковатый привкус пепла на кончике языка.

Ей исполнилось сорок и всю свою жизнь она занималась лишь изучением и разработкой заклинаний. Ничего другого её не интересовало. Не вызывало такого азарта, такой страсти и сейчас она буквально собиралась уничтожить смысл своей жизни, выдернув его с корнем из мира, заморозив и спрятав.

Тихо гудели настенные стекляшки и переливались кристаллы с энергией, а Мари стояла в нерешительности перед очередной пентаграммой, будто перед обрывом, прыгнув в пучину которого точно уже не выплывет. Она вспоминала родителей и то, что погибли они из-за неисправности флайвера. Вспоминала людей, счастливо живущих благодаря схеме жизни, и тут же видела безвольных, поломанных магов с чёрными узорами, после проявления которых личность и сознание не удавалось привести в норму. Вспоминала о выжженной пустыне, почти на три четверти поглотившей их мир. Думала ли она о том, что существо, распространяющее магию, несло лишь зло? Или о том, что волшебство было подарено для людского счастья? Нет.

Мари была не из тех, кто привык беспокоиться о свободе выбора сотен тысяч людей. Думать о всеобщем благе? Чушь. Женщина всегда была из тех, кто между двумя вариантами: пожертвовать одним или множеством, – выбирает третий. И к сожалению он не предполагал всеобщее спасение. Злость, однажды проникнувшая в сердце, разрослась до необъятных размеров. Слишком многие погибли, слишком многое было пережито и уничтожено. Стоя здесь она не желала даже думать о том, что возможно, принимает неверное решение. Но пальцы, которые она упорно сжимала в кулаки, подрагивали.

Да, раньше по принципам морали Мари не увлекалась чем-то опасным для мира, но это правило было единственным ограничением, которое она могла легко переступить. Её не интересовало мнение окружающих, чужие желания. Гротэр была не самым лучшим человеком и легко признавала это. И сейчас она доводила дело до конца просто потому что хотелось, чтобы хоть кто-то поставил на место зарвавшегося паразита, осушавшего их мир.

Сейчас её не подгонял страх, – лишь застарелая ненависть.

– Мэтр? Все собрались. Приступим? – тихо произнесла Глория чуть грубоватым голосом. Её помощница, таскавшаяся за ней хвостиком, только-только вышла из подросткового возраста, но внешне всё ещё оставалась ребёнком. И была невероятно талантливой. В своих мешковатых одеждах, с простой прической и длинноватой чёлкой, она будто бы намеренно прятала острый ум. Но стоило лишь заглянуть в зелёные, будто сверкающие камни, твердые, живые и совершенно не легкомысленные глаза, как весь флёр внешнего облика спадал, словно шелуха. Тихий голос и редкие замечания переставали казаться наполненными смущения и, прислушиваясь, можно было уловить язвительные нотки. В неловких движениях и чуть сжатой осанке виделись долгие часы работы в сидячем положении. Она была превосходным механиком, абсолютно лишённым магического дара, но при этом умеющим, не смотря на невозможность ощущать энергию, гибко мыслить и экспериментировать.

Мари ужасно нравилась Глория, в чем-то похожая на неё в молодости, но при этом совершенно другая. В её силуэте она временами ловила отголоски Дорэя.

– Да, – Марианн не стала повторять про готовность помочь в любую секунду, – и так было ясно, что девушка подхватит, удержит или подаст что-либо, если возникнет критичная ситуация. Поэтому она глубоко вдохнула…

И приступила к выламыванию собственной жизни.

Самое масштабное заклинание, которое Мари когда-либо совершала, требовало чёткого контроля. Она подмечала мелкие детали: чуть подтёртую от перенапряжения линию или недостаточное количество энергии в кристалле, и мгновенно исправляла любые отклонения. От сосредоточенности чуть звенело в ушах.

– Накопителей достаточно? – спросила Глория, заставив Марианн оглянуться на быстро заканчивающиеся кристаллы. Энергии с учётом той, что была запасена на случай непредвиденных расходов, хватало впритык.

– Более чем. Что там с контурами? – Гротэр больше беспокоилась, что паразит явится слишком рано, почувствовав мощнейший всплеск энергии, и с предвкушающими мурашками ждала, когда на разработанную защиту наткнется «бог».

– Никаких изменений, – оглядевшись, отчиталась Глория, и Марианн кивнула, вновь идя по кругу и заменяя пустеющие кристаллы. Их количество сокращалось стремительно, но и светом пентаграмма наполнялась не менее быстро. Марианн словно бы играла в гонки со временем, с замиранием слушая стук собственного сердца и любые посторонние звуки.