– Я же столько раз говорила, что не хочу преподавать. Не могу разжёвывать для сопливых цыплят то, что понимаю автоматически.

– Ну-ну, – декан успокаивающе похлопал её по спине. – Я же не про то, Мари. Меня интригует какая же гениальная мысль посетит тебя в этот раз.

У неё не было ответа на этот вопрос. Она молчала, потому что не знала. Идеи и озарения в ней были чисто творческими субстанциями. Они вспыхивали, либо угасая, либо приживались настолько, что Гротэр жизнь в них вкладывала, не то что душу.

На создание схемы жизни она решилась внезапно, когда однажды утром, проснувшись, долго смотрела на спущенные с кровати ноги: одну металлическую, другую тёплую, родную. Она вдруг представила, как будет ходить, не хромая, не протаскивая протез по дуге, как станет легка её походка и в какие места она тогда сможет пролазить без всякого усилия.

Да, протез она носила один из лучших, но отныне у неё вновь будут обе её ноги. Никаких следов аварии. И новый долг магии, так бережно сохраняющей ей жизнь.

Она смотрела на блики, которые стелились по земле, отражаясь от стеклянного купола полигона и медленно курила.

– Помнишь… в схеме я затронула несколько изначальных элементов…? – пробормотала Мари, наблюдая за светом.

– Гротэр, ты умом тронулась сидя в четырёх стенах? Зачем тебе суть магии трогать?! – вздрогнул немолодой уже декан и его рука резко сжала плечо учёной. Но та лишь выпустила окурок из пальцев и наступила на него мыском туфли.

Именно.

Вот что станет её новой целью.

Суть магии.

Тихо шумели процессоры и пищали панели, в приоткрытую дверь проникали приглушённые разговоры других работников вместе с искусственным светом ламп. Гротэр никогда не включала свет в кабинете, так как освещения мониторов ей более чем хватало.

Обычный рабочий день. Мари следила за бегущей строкой цифр и цедила из большой чашки остывший кофе. Руки никак не доходили обновить на стекле структуру заклинания, поддерживающего тепло, а из других кружек ученая пить отказывалась. Раздался очередной лёгкий писк, с помощью которого обозначались ошибки в формулах, и Мари, проверив строку на экране, наскоро изменила три знака в схеме. Ничего страшного или непоправимого, как это бывало с прошлым проектом. Тогда пришлось шесть раз из-за маленьких ошибок начинать всё с нуля. С «сутью мира» вообще оказалось легко работать. Стихии раскладывались на отдельные знаки и цифры. Свет, вода, воздух, земля, огонь, тьма, холод. Каждый элемент энергии Марианн разбирала по крупицам, медленно раскрывая то, что считалось сакральным и неприкосновенным, и получала результат.

Изначально у каждого элемента казалось бы, в «чистом виде», имелась своя длинная, состоящая минимум из семи знаков, формула. И сокращать их было строго под запретом, но в своей «схеме жизни» Марианн использовала краткий образец воды и света, благодаря чему её заклинание работало столь эффективно. Энергия, которая при длинных формулах, уходила в знаки, теперь тратилась на лечение. И сейчас она, не испытывая никакого трепета, препарировала каждую стихию.

Воду почти сразу удалось сократить, а затем и вовсе выявить короткую округлую черточку, начертание которой легко синтезировало влагу. И самое главное открытие было в том, что размер символа не влиял на объем призываемой воды, только количество и качество энергии.

Со светом было чуть больше проблем и символ – кривая закорючка, – по итогу был гораздо сложнее знака воды, но его Марианн тоже считала завершённым. Огонь и воздух, ставшие едва ли не легче алфавитных букв, разобрала на этой неделе, тут же попробовав спроектировать на их основе новое заклинание для двигателя. Всё казалось таким простым… прежние громоздкие заклинания походили на странные пляски вокруг котла. Зачем вливать тонны энергии в километровые записи, когда можно сократить формулу буквально в сотню раз?!

За прошедший год она уже устала недоумевать. Почему такое важное исследование раз за разом прекращалось, не дойдя до конца? Почему его считали ересью и запрещали? Если бы схемы изначально складывались из таких знаков, а не на основе физических, химических и цифровых их эквивалентов, работать с магией стало бы гораздо проще. Марианн пока не проверяла, но могла поспорить на патент «жизни», что пользы от таких схем будет в разы больше.

Сегодня она как раз договорилась о проверке заклинания для двигателя и то, с какой лёгкостью оно вышло из-под её рук, вызывало оторопь. Не год… даже не месяц… Какая-то пара часов и похудевшее заклинание готово. Это вызвало в учёной ощущение напрасности всей прошлой истории магии и достижений.

Марианн вздохнула и быстро распечатала новую схему для активации двигателя. Она была почти в десять раз короче той, что использовали сейчас, и умещалась на одну стеклянную пластинку. Подхватив куртку и закинув стекло в карман, Мари вышла в коридор. Провела ключом по узору, закрывая кабинет, и постучалась в соседнюю дверь, такую же лёгкую, из кристаллита, как и её собственная.

По поверхности голубоватого материала пробежались искры и дверь легко открылась.

– Лили, я к техникам. У тебя есть дела в той стороне? – Мари оглядела пышущий светом и зеленью лабораторию, полную противоположность её конуре, и хмыкнула. Лили, милая блондинка в белом, как и у Мари, халате, сидела на корточках перед горшком, и сжимала кристалл в руке, тщательно формируя схему.

– Секундочку, дорогая… – руки девушки работали с потоками энергии ловко, вырисовывая прямо в воздухе над горшком тонкую вязь. У Мари никогда так не получалось. Всё-таки она была из тех, кого больше привлекало качество, а не скорость плетения. – Всё. Что тебе у техников понадобилось?

Лили поднялась и отряхнула руки, смахивая с них крошки рассыпавшегося кристалла. Вместо словесного ответа Гротэр вытащила пластинку и протянула подруге, которая тут же нахмурилась.

– Закончила? Помяни мое слово, сладость, эти твои изыскания до добра никого не доведут, – прокомментировала Лили, не притронувшись к стеклу. С тех пор как Марианн начала исследование, каждый, кто только живёт и знаком с Гротэр, сотни раз пытался отговорить её от этого проекта.

– Вот только не надо заводить шарманку о ереси и запрете. Сейчас только дохлый не использует схему жизни, а ты знаешь… – вновь отмахнулась от чужих претензий Марианн, даже не воспринимая их всерьёз.

– Что в её основе лежит две простые формулы стихий и бла-бла-бла, – в голосе подруги было столько скепсиса, что Мари передёрнуло. Лили поправила идеальную прическу, глядя в зеркало, а затем подхватила горшок, в котором быстро разрастался странного вида цветок, с шипами и пятнами. – Тем не менее, держалась бы ты подальше от этого. Церковь на многое способна, ты же знаешь.

Мари знала, но не стала заострять на этом внимание, слишком часто звучали угрозы и всегда вхолостую, поэтому перевела тему.

– Ну как, ты со мной?

– Конечно. Пропустить очередное открытие века великой Гротэр? Ну не-е-ет, – Лили взяла платиновую карту-ключ и шустро вытеснила Марианн из комнаты.

– Давай быстрее, пока это, – Лили кивнула в сторону стола, на котором покоился горшок. – Не очнулось.

– Что за монстра ты вывела в этот раз? – скопировав интонации подруги, ехидно и едва растягивая гласные, произнесла Мари. Учёной не понравилась первая реакция Лили на стекло с формулой и, как обычно, при первой же возможности она попыталась отыграться. Хотя кого-кого, а ходячую катастрофу в ехидстве ни при каких знаниях не перещеголяешь. Как и в проницательности.

– Ну и злопамятная же ты, дорогуша. Это тропический экземпляр хитина. И я его не выводила, мне привезли готовый образец.

– Ну-ну, – хмыкнула Мари, направляясь в сторону платформы. Они продолжали тихо перешучиваться, дожидаясь подъемника. Коридоры были пусты и очень редко кто проходил мимо. Всё-таки шестой этаж – место, где живут самые отшибленные из учёных. И как считала сама Мари, самые повёрнутые на своей работе.