Она бабочкой взмахнула руками и исчезла. Ну да. Направился к ней, бедняга подкошенным стебельком свалилась в траву из за этой некчёмной псины. Тоненький поводок обвязал щиколотки девчонки, путами сцепив ноги. Само-собой, сделав шаг, она рухнула.

Распутывал поводок, подхватил красотку за плечи, помог подняться. Что тут началось. И слёзы на глазах и яростное отрицание, всё это под аккомпанемент лающей собаки и спрятавшегося в колючки деда-садовника.

Смотрел на девушку, слушал камнепад из летящих в меня пререканий. Внутри меня теплом разливалось желание схватить, прижать её к себе. Коснуться губами волос, испить весь дух её притяжения.

Смотрел на её рвущуюся горячую грудь под платьем. Острый язычок девушки уже исполосовал меня своими колкостями, как мне хотелось попробовать его на вкус, усмирить.

Не понял, она ругает меня? Мой рот расплывается в улыбке, почему то было весело смотреть на девушку. Застрял взглядом на её губах. О, эти волнующие, плотные, чуть припухлые губы. Представил, как исцелованные, истерзанные они отвечают мне в поцелуе. Глазами ощупывал её всю. Сочная, просто дымящаяся женственностью. Добрёл до её коленок, ох ты, батюшки. Одна коленка вообще распанахана в кровь.

В ушах звенело от лая. Собака-садистка пятилась, тряслась, лаяла на всю округу. Уже, бля, всех волков в лесу распугала, зараза.

Предложил Маше поехать в больницу, полечить колено, получил в ответ ушат ледяного опровержения. Стоял к ней слишком близко. Видел вену на тонкой шее, выглядывающую из широкой горловины, маленькое ушко, без дырочек. Странно, серёжки не носит, а ей бы с её личиком как хороши были бы аметисты с бриллиантами. Соболиные брови, пушистые ресницы — безумно, охрененно красивая женщина. Моей будет.

Она как будто почувствовала, опасливо посмотрела на меня, ну слава тебе, Господи, сама поняла, что мы теперь связаны. Моим желанием.

Девчонка уходила, обернулась, как будто почувствовала что то. Повернулась, посмотрела мне в глаза. Потрогала шею, будто смахнула с себя мой взгляд, ожогом повисший на её коже.

Во мне проснулся мой личный, персональный зверь. Ожил, зашевелился после коматоза. Измена невесты в своё время надолго уложила его одной левой на боковую, я уж думал он не очухается. Оказалось, мой зверь очнулся. Зверь по имени страсть.

Вышла я на прогулку с Софи, заряженная нервами, собранная как пружина. Надо же, как достал меня этот напичканный советами умник.

Встала на ступенях и с удивлением рассматривала расстилающуюся зелёную гладь газона. Ничего себе! Да это поля для гольфа, что ли, обрамлённые шикарными клумбами с розами? На нём поместиться поместится Эйфелева башня. если уложить её на бок…

Белая галечная подъездная дорога, сделанная в форме круга с фонтаном посередине, и бесконечная полоса синеюшего на горизонте леса поразили даже меня. Хотя мне доводилось видеть немало чего шикарного…

Я прошла по садовой тропинке из жёлтых мраморных плит, удачно спрятанных в бритой траве, потом с удовольствием шагала по газону. Так хотелось снять обувь, но постеснялась.

Подцепила длинный поводок, прикреплённый к шлейке Софи, чтоб не бегать за строптивой собакой по лужайке. Беспечно наблюдала за старым дедом, копошившимся в розах. Садовник, наверное. Правда, вид у старикашки был настолько хмурый и неприветливый, я отвернулась.

Позвольте вам огласить весь список моих косяков и промахов на этот момент. Как потом выяснилось, моей первой ошибкой было вытащить Софи на улицу без тележки. Собачку не спускали на газон. Она не касалась лапками улицы, ведь там могла быть инфекция!

Вторая ошибка: гулять надо было с теневой стороны дома, чтоб лучи солнца не вредили шёрстке Софи фон как то там.

А третья — надо мне было под ноги смотреть, а не по сторонам клювом щёлкать!

Ощутив радостное вдохновение от красоты былинок-травинок, в следующую минуту я лежала носом в газоне. Вокруг меня резво носилась Софи с радостным лаем. Поводок нестерпимо резал по щиколоткам, затянулся на них петлёй.

Меня рывком подняли сильные руки, от неожиданности я еле устояла. Матвей собственной персоной! Присев, мужчина подтянул за поводок носившуюся питардой Софи, распутывал намотавшийся узел с моих ног, приговаривал:

— Эта псина угробит достояние нации.

Мужчина выпрямился, я невольно снова вдохнула драгоценность его парфюма. Уж слишком близко стоял мой спаситель и уж слишком я не могла надышаться обычным воздухом, пребывая в состоянии позора. Ну надо же мне было растянуться!

На плечах всё ещё пылали горячими пятнами следы от чужого прикосновения, я замерла от внимания красивого мужчины, закусила губу. На глаза навернулись слёзы от стыда и обиды. Так позорно было свалиться на глазах мужика, представляю, каким неловким кульком я грохнулась.

— Ну, чего вы плачете? Болит что то? — он дотронулся большим пальцем до моей щеки: — Ну, не плачьте, заживёт. Как зовут то вас, запамятовал?

Я чуть снова не брякнула Оля, спохватилась:

— Маша.

Дальше я не могла говорить, у меня дрожали губы, настроение было испорчено напрочь. Ишь ты, привязался. Даже имя не запомнил. Чуть не расплакавшись, пробурчала:

— Не трогайте меня руками! — вообще-то я имела ввиду слёзы на моих щеках, а не спасение в целом. Но уточнять не стала: — Я вообще то вас знаю всего часа два, а то и меньше.

— Вот чего вы такая ершистая Оля-Маша, вы же, вроде, говорили Оля. Так как на самом деле зовут то?

Матвей внимательно смотрел мне в лицо, ждал ответа. Я поняла, что он не собирается уходить. Мало того, меня подловили на горячем, я ринулась в атаку, выкрикнула:

— А оно вам надо, человек хороший. Я вот даже не интересуюсь, есть ли у вас фамилия. А знаете почему?

Он сощурился, отступил, косо глянув на дёргающую поводок Софи. Я решила просветить малознакомого друга:

— Да потому что вы маменькин сыночек, вон, пулей вылетели из её комнаты. Она вас отшлёпала?

— Моя мама требует, чтоб я женился!

— А вы гей?

От удивления он попятился:

— Я⁈

— Ну не я же.

Дальше тишину приятного напряжения нарушал только утробный рык моей рыжей собачки. Она судорожно дёргалась на тонких лапках, держала голову боком оскалив острые зубки и сморщив нос рычала трактором.

Матвей удручённо посмотрел на беснующуюся собаку:

— Я же говорил, эта дурацкая работа вас до беды доведёт, Маша.

— Нормальная работа. С домашним питомцем.

— Софи не питомец. Этот глазастый комок шерсти с частоколом зубов — исчадие ада. Не справится вам с ней, меняйте профессию.

— Знаете что, может быть вы любите бегать по раскалённым углям и спасать девушек из пасти разбушевавшихся чихуахуа, но вы не мой герой.

— Почему это?

— Потому, что вы зануда. За один день умудрились дать один и тот же бестолковый совет дважды.

— Ну, пока что единственное что я чувствую, мне нравится спасать красивых женщин. Теперь из за вас я возомнил себя героем.

— Рановато будет, мистер зануда.

Я стояла с разбитыми коленками, на одной из них выступила кровь. Странно, я упала с высоты земли на землю, а колени выглядят так, будто я катилась кубарем с Эвереста.

— Нужно ехать в больницу, Маша.

— Вы серьёзно? Найдите куст подорожника, приложим листик и всё пройдёт.

— Я ваш работодатель и обязан вас лечить.

— Я не на вас работаю.

— Да, но оплачиваю все расходы этого имения я. Все! Даже зелёнку.

— Вы жмот? Выставите мне счёт за зелёнку?

— Ваш острый язык не спасёт вас, Маша, когда в рану попадёт инфекция, вы заболеете, у вас случится гангрена и вам отрежут ногу. Вы придёте сюда на костылях и у меня будет на иждивении безногая нянька. Причём собачья.

— Заслушалась вас слушать. Предлагаю вам заранее заселфиться с Софи. Сможете отвоевать себе право в суде лишить меня больничного.

Я всё ещё держала маску приличия на лице, но, кажется, она собиралась свалиться с меня. Кажется, я теряла позиции, а мне это ни к чему!