Скоро закончится обед, и из столовой горохом посыплются шумные дети, вдруг с ужасом осознала я. Севка прибежит ко мне с последними новостями или, чего доброго, потребует немедленно оценить его новые шутки.

Чуть поразмыслив, я трусливо посеменила к калитке и вышла через неё к обещавшему быть сегодня пустынным берегу озера.

Стоя по колено в тёплой воде, я смотрела на расходившиеся по ней круги от редких дождевых капель и прислушивалась к собственным ощущениям. По плечам снова пробежал озноб. Память тут же услужливо подсунула мне воспоминание о тонущих белых лилиях, а вместе с ним испытанное накануне предчувствие надвигающейся беды.

Чтобы отогнать неприятные мысли, я помотала головой и направилась, тяжело шагая в воде, к зарослям тростника, где, истошно крича, что-то делили между собой две белые птицы. Но не пройдя и половины пути, я остановилась, всматриваясь в гущу примятых стеблей, после чего на мгновение потеряла, кажется, способность дышать, и лишь затем пронзительно, по-бабьи отчаянно, заорала.

То, что Артём мёртв, я поняла сразу. Его тело неподвижным силуэтом белело на краю зарослей, прямо у кромки озёрной глади. Он лежал ничком, так, что голова и плечи его были погружены в воду, а корпус, прижатые к нему руки и причудливо перекрещенные ноги располагались на кочке из поломанных и помятых травянистых побегов.

Опознать Артёма я смогла безошибочно даже на расстоянии. В глаза сразу же бросились его приметные пляжные шорты, ярко-оранжевые, короткие, с рисунком, изображавшим сцену из какого-то комикса. Я видела парня в них на территории лагеря не раз.

Кожа Артёма, и без того очень светлая, заметно светлее, чем у остальных парней, сейчас была вовсе землисто-бледной. Мне даже показалось, его тело приобрело голубовато-серый оттенок, какой бывает у сильно застиранного некогда белоснежного белья. Дерущиеся между собой птицы то садились на него, то снова взлетали, словно бы в чём-то сомневаясь. Возможно, они проверяли, не оживёт ли внезапно их потенциальная добыча. Впрочем, на теле никаких следов от ударов клювами видно, к счастью, не было.

Я больше не кричала. Сработал какой-то хитрый биологический механизм в мозге, и моё первоначальное оцепенение сменилось собранностью мыслей и готовностью к действиям.

Только вот что мне следовало делать?

Замелькавшие в голове многочисленные истории обнаружения трупов, описанные в детективных романах, пришлось отбросить усилием воли за ненадобностью и подключить опцию бытового здравого смысла. А он гласил следующее. Если ещё можешь чем-то помочь погибающему человеку, действуй без промедления, разберёшься потом. Если поздно – сохраняй спокойствие, немедленно сообщи в полицию и прими все меры для сохранения тела и окружающей его обстановки в первоначальном виде.

Руководствуясь этими соображениями, я заметалась было по колено в воде между пляжем и зарослями, где находился Артём. Как сообщить в полицию, если мобильная связь напрочь отсутствует, и даже лежащий в поясной сумке машинально прихваченный из номера телефон здесь совершенно бесполезен?

Надо бежать в администрацию, осенило меня. Там есть стационарные аппараты и интернет.

Определившись, я сделала два больших резких шага в сторону берега. Брызги взвились в воздух и смешались с тёплой июльской изморосью.

Не успев достигнуть суши, я внезапно почувствовала, как меня накрывает второй волной ужаса, заставившей конечности на мгновение задеревенеть.

Артём! Юный, хороший, иногда сердитый, зато честный, жизнелюбивый парень, лежит сейчас вот так! Будто вконец опустившийся алкаш в луже собственных испражнений.

К чёрту эти правила. Я не могу сейчас уйти и оставить его таким. Если поза мёртвого тела так уж принципиальна, я сохраню её для следователя на фото. В конце концов, всегда можно сказать (и это будет отчасти правдой), что я просто предприняла неудачную попытку ему помочь.

Я вынула из сумки телефон, вытянула руку над головой, чтобы не утопить аппарат, и стала приближаться к трупу. Одежда моя намокла, и двигаться становилось труднее. Хотя, быть может, так давал о себе знать испытываемый стресс.

Подобравшись к телу, я сделала несколько снимков. Затем, глубоко вздохнув для храбрости и вытаращив глаза, чтобы ненароком не зажмуриться от ужаса, я попыталась свободной рукой потянуть тело из воды, ухватившись за плечо. Плечо совсем не показалось мне ледяным, скорее, по температуре оно было сходно с озёрной водой.

Но моя наивная попытка потерпела неудачу. Переместить одной женской рукой, пусть и привыкшей к нагрузкам в спортзале, крепкое мужское тело оказалось почти невозможно.

Почему-то сразу вспомнились хрупкие санитарки, в войну выносившие на себе с поля боя раненых бойцов. Стало стыдно. Не желая отступать, я осторожно взяла свой мобильник в зубы и, приложив все имевшиеся у меня силы, резко потянула парня за руку по направлению к себе, а затем, присев, вытолкнула его из воды, как получилось, чуть в диагональ. Такой манёвр неожиданно позволил развернуть тело сразу в двух плоскостях.

Обнаружив, что всё-таки зажмурилась, я начала медленно размыкать свои веки. Больше всего я боялась увидеть на теле Артёма какие-то зияющие раны, вылезшие из орбит глаза или страшную предсмертную гримасу, как обычно показывают в популярных триллерах. Но вместо этого передо мной предстало лицо, казалось, мирно спавшего человека. Глаза Артёма были закрыты. Поза, в которой он оказался после моих манипуляций, тоже была вполне мирной, даже обыденной. Перекрещенные прежде ноги теперь лежали почти нормально, смотрясь лишь немного напряжёнными. Руки расположились вдоль туловища. Рот был чуть приоткрыт.

Однако бело-розовая пена, выделившаяся изо рта и носа парня и не растворившаяся в воде, не оставили мне сомнений. Я видела подобные иллюстрации в учебнике, вроде по криминалистике, у двоюродной сестры, когда та училась на юридическом. Артём утонул.

Отбросив на время нахлынувшие в моё сознание недоумение и резонные вопросы, я сделала ещё пару снимков и решительно пошла к берегу. Отчего-то оставлять несчастного Артёма так мне было гораздо спокойнее.

Осознавая свалившуюся на меня ответственность, я очень спешила. По дороге в административное здание меня кто-то окликал, но я даже не обернулась. Мои мысли были заняты единственной целью: как можно быстрее сообщить о происшествии в полицию и не допустить при этом распространения слухов. Дети не должны быть травмированы трагической новостью. Пусть им скажут, что тренер Артём просто должен был срочно уехать по делам.

Минуя площадку возле «вайфайной» сосны, я с радостью отметила, что роутер включён и мой телефон принялся разрываться от приходящих сообщений, а значит, директриса определённо на месте.

Дежурного администратора, напротив, на посту не оказалось.

Я вихрем ворвалась в кабинет директрисы и наткнулась на собиравшегося как раз оттуда выходить Серёжу Шашкина. Он с любопытством смерил взглядом мою фигуру в прилипшей мокрой одежде и, очевидно, хотел привычно пошутить. Но, наткнувшись взглядом на мои весьма ошалелые глаза, осёкся и молча вышел в коридор.

Я дождалась, когда хлопнет наружная дверь здания, и только тогда сказала:

– Альбина Игоревна, на турбазе смертельный случай. Срочно вызывайте полицию.

– ***, – схватилась за сердце пусть и всегда элегантно одетая, но не отличавшаяся изящными манерами директриса. – Это кто-то из детей?!

– К счастью, нет, – ответила я, и тотчас же поморщилась. – Да какое там «к счастью». Человек умер. Вызывайте!

Пока директриса выспрашивала у меня немногочисленные детали и дозванивалась в государственные службы, я, расплывшись (в буквальном смысле) в велюровом кресле, бездумно тыкала в экран своего телефона. По опыту, эти действия производили на меня небольшой успокаивающий эффект. Десяток сообщений от мамы с непонятными требованиями на разные лады предъявить ей какого-то моего жениха. Ещё почти столько же с её сетованиями и претензиями о сокрытии мной от неё некой информации. Несколько картинок с весёлыми надписями от моей близкой подруги, улетевшей на днях в отпуск с семьёй. Тёплая благодарность от заказчика.