– Люба! – донёсся до моего размытого сознания голос директрисы.

– Слушаю, – оторвала я взгляд от мобильника.

– Я не знаю, могу ли просить вас об этом. Но кому-то надо встретить полицию. А кому-то посторожить, гм… место, где был найден человек.

– Да-да, конечно, – поспешила я заверить Альбину Игоревну. – Я запру чем-нибудь калитку, чтобы никто не шастал на пляж, и постою на берегу. А вы идите, встречайте группу.

– Спасибо, – тихо сказала директриса.

Мы обе вышли из кабинета. В велюровом кресле после меня осталось огромное мокрое, пахнущее озёрной тиной пятно.

Прибывшая на вызов группа отчего-то не особенно сильно заинтересовалась моими показаниями, лишь запросила мои паспортные данные, общие сведения о погибшем и примерное время обнаружения тела. Хмурый полноватый человек в зелёной футболке и походном жилете, больше, на мой взгляд, подходившем рыбаку, чем представителю оперативных служб, назвался лейтенантом Гришиным и, беспрестанно вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, коротко записал озвученные мной сведения в блокнот.

– На первый взгляд труп некриминальный, – наконец сказал он, убирая блокнот в сумку. – Но всё же будут проведены некоторые процедуры. На это потребуется время. Я попрошу заведующую предоставить информацию обо всех гостях и работниках, ну вы понимаете.

Альбина Игоревна с готовностью закивала:

– Сейчас же займусь этим лично.

– И ещё. Давайте сразу пригласим по очереди ко мне его коллег. Кабинет мне на часик для этого предоставьте.

– Хорошо, хорошо, – продолжала кивать китайским болванчиком бледная как полотно директриса.

– Детям только не говорите, – влезла я, стуча зубами, как на лютом морозе. Не знаю, что было тому причиной. То ли промокшая насквозь одежда, то ли добравшийся наконец до меня окончательно ужас от осознания произошедшего. Скорее всего, оба этих обстоятельства вместе.

– Идите переоденьтесь и выпейте успокоительное, – сухо сказал мне Гришин. – Я сам отец. Меры, поверьте, примем.

Добравшись до своего коттеджа, я обнаружила на веранде Наташу. Она спокойно пила чай.

– Ты совсем промокла, – констатировала она. – Что с тобой случилось?

Я села на деревянную скамью возле стола и открыла рот, чтобы рассказать соседке о произошедшем. Но мои зубы уже стучали так, что я не могла толком произнести ни слова. Мои эмоции, очевидно, вышли из-под контроля, после того как я выполнила все необходимые в критической ситуации действия. Пару раз пребольно прикусив собственный язык, я беззвучно разрыдалась.

Минут сорок спустя я сидела на том же самом месте, но уже согретая (Наташа чуть ли не силой затолкала меня в горячий душ), переодетая в сухую одежду и в почти нормальном душевном состоянии. По крайней мере, я снова могла сносно изъясняться.

– Как жалко парня, – горько вздохнула Наташа после моего рассказа, задумчиво глядя в обитую деревянными рейками стену веранды. – Совсем пожить не успел, мальчишка ведь. И Янка хорошего тренера потеряла. Интересно, кого на замену возьмут.

– Ммм, – только и смогла промычать я на это, уткнувшись в кружку с чаем.

Пар щекотал мой нос и заставлял отступать всё ещё слабо накатывающие временами слёзы.

– Вроде бы он детдомовец, сирота? Родителей совсем не знал? – продолжала тихо рассуждать приятельница. – Хорошо, что так. Было бы хуже, если бы остались мама, папа, другие родственники.

– Как ты можешь такое говорить? – застонала я. – А как же остальные близкие? Друзья?

– Друзья друзьями, – твёрдо сказала Наташа и посмотрела на меня. – А мать – главный человек. Эта потеря была бы для неё невосполнимой. Так что всё сложилось лучше, чем могло быть. Артём утонул, не принеся в мир материнских страданий.

Я помолчала, не желая продолжать эту философскую дискуссию, да и, откровенно говоря, не имея на неё сил.

– Ната, – заговорила я через пару минут, – как ты думаешь, что же с ним произошло на самом деле?

– В каком смысле? – не поняла соседка. – Всё же ясно, ты сказала. Утонул парень.

– Да, – поморщилась я. – Вот и следователь так сказал, или как эта должность называется, не разбираюсь я. Гришин этот.

– Ну и? – удивлённо смотрела на меня Наташа.

– Наташ, неужели непонятно, о чём я спрашиваю? – Я говорила тихим голосом, но даже сама услышала в нём нотки раздражения.

– Абсолютный ноль, – пожав плечами, ответила Наташа. – Всё же логично. Пошёл плавать и утонул.

– Так он на берегу был! – воскликнула я. – Как он мог утонуть на берегу?! Не годовалый же малыш. Те и в ведре могут. И потом, он, по словам Влада, плавает как рыба. Плавал.

– Ну не знаю, – пожала плечами Наташа. – Я читала, что дети могут умереть от утопления и через день после того, как воды нахлебаются. Может, и со взрослыми это тоже работает.

– Серьёзно? – недоверчиво переспросила я.

– Ага, – приятельница подняла вверх указательный палец. – Изучи тоже правила поведения детей на воде, полезно.

– Ну хорошо, допустим, – кивнула я нехотя, решив почитать медицинские статьи на эту тему, как только доберусь до интернета. – А почему же он вообще, по-твоему, мог этой воды нахлебаться? Повторяю, Артём – спортсмен, плаванием с детства занимался.

– Это тебе Влад так сказал? – неопределённо ухмыльнулась Наташа.

– Не мне, а нам. Вроде бы.

– Ладно, Люб, чего гадать. Это не наше дело. Пусть полиция разбирается, как он там утонул. Вскрытие и всё такое. Количество воды в лёгких измерят и зафиксируют в своих бумажках.

Я молча пила свой чай. Возможно, Наташа и не лучший собеседник, когда дело касается моих сомнений и попыток аналитических изысканий, но другого у меня здесь пока все равно нет. В любом случае полиция будет тщательно разбираться в причинах смерти молодого парня. Если, как предполагает лейтенант Гришин, действительно произошёл несчастный случай и положенные по ситуации процедуры это однозначно подтвердят, я смирюсь. Кто я такая и что я могу противопоставить мнению экспертов?! Но сейчас, пока ещё ничего не ясно, мысль о невозможности подобного не давала мне покоя.

– Мам, а у нас тренировку отменили! – Севка вихрем ворвался на веранду и вернул меня в реальный мир.

– Правда? – переглянулись мы с Наташей.

– Ага, – ответили хором мой сын и подоспевшая Яна.

– А по какой причине? – осторожно спросила моя приятельница.

– Не знаю. – Севка влез на скамью рядом со мной и крепко меня обнял. – Говорят, вроде Артём домой уехал, а Влад с Сергеем куда-то по делам пошли.

– А Лиля там с нашими осталась, – сказала Яна, тоже усаживаясь рядом с родительницей. – Только она почему-то плачет.

Наташа посмотрела на меня многозначительно. Я кивнула. Тренерам и воспитателю уже обо всём сообщили, а Влада и Шашкина вызвал на беседу Гришин.

– В общем, там скучно, и шутки никто слушать не хочет. Мы у Лили отпросились к вам, – резюмировал Севка.

– Какие шутки? – неосторожно поинтересовалась Наташа.

– О! – обрадовался мой сын открывшейся перспективе проведения мини-спектакля. – Сейчас расскажу. Значит, снесла Царевна-Лебедь яйцо, а Царевна-Лягушка икру…

– Так, я очень скоро к вам присоединюсь, – воспользовалась я ситуацией и, схватив телефон, улизнула к кривой сосне в зону вайфая.

Настроения слушать стендап-концерт, даже в исполнении собственного ребёнка, совершенно не было. Я знала, что примерно через четверть часа, полностью удовлетворённый полученной дозой внимания публики, он займётся чем-то менее травмирующим мою и без того натерпевшуюся сегодня психику. Тогда я просто посижу рядом, поговорю с ним о насущных вещах, а может, мне повезёт, и мы с ним просто помолчим. А уже завтра мне, должно быть, станет значительно лучше.

Пока Наташа, человек, очевидно, более стойкий и уравновешенный, слушала последние новинки Севкиного творчества, я села на чуть влажный пригорок под сосной и включила свой мобильник. Вспомнив о странных сообщениях от моей мамы, я пролистала их заново, вновь ничего не поняла и принялась набирать ответный текст, полный здорового недоумения.