– Добрый христианин? – герцог Барский не сдержался, – да он святую обитель превратил в кровавое побоище, он убийца, бесчестный человек.

– Будь он жив, вы бы ответили за эти слова, кузен, – Мирианда с нескрываемой ненавистью посмотрела на герцога Барского, – легко оклеветать человека, который находится в могиле. Вы храбрец, кузен!

– Мирианда, – королева ужаснулась её словам, – мне кажется, вы ненавидите своего кузена. Это величайший грех.

– Я ненавижу его, – с некоторой безумной яростью призналась Мирианда, – ибо даже сейчас, когда мой Санито умер, брошенный всеми, он всё ещё смеет оскорблять его. Запомните, кузен, Санито был храбрым и отважным человеком. Санито был с ног до головы человеком чести. А вы, если приложите все свои усилия – не сможете стать даже бледной тенью такого человека. Отныне и навсегда я требую, чтобы вы не приближались ко мне и не заговаривали со мной. И ещё, я ставлю ваше величество в известность, что отправила письмо моему отцу с просьбой разрешить мне принять монашеский обет, – Мирианда бросила непокорный взгляд на королеву, – и отныне, ваше величество, я более не буду подчиняться вашим приказам. С сегодняшнего дня у меня один господин – всемогущий господь.

Не кланяясь, Мирианда с высоко поднятой головой покинула комнату. Королева и не пыталась её остановить. После ухода Мирианды королева долго и задумчиво смотрела на сына, которого несомненно потрясла ненависть Мирианды. С самого детства они находились вместе и всегда понимали друг друга. Что же могло произойти с Мириандой?

– Я не понимаю, – пробормотал герцог Барский.

– Она ненавидит тебя, мой мальчик!

– Но почему? Почему?

Королева с сочувствием посмотрела на сына.

– Ты ещё слишком молод и не понимаешь, что перед тобой стояла не кузина, а влюблённая женщина, над чувствами которой ты посмеялся. Любовь, которой ты оскорбил. Она тебя никогда не простит… ни одна влюблённая женщина не простит такого.

– Что же нам делать? – Герцог не скрывал, что его расстроили слова матери.

– Ничего, – ответила королева, – пусть поступает так, как считает нужным. Мы не вправе ей мешать сейчас, когда в нужный момент не оказали поддержки.

– Как она может любить убийцу, мясника? – пробормотал герцог, – променять его, мёртвого, на меня живого…

– В жизни многое выглядит вовсе не так, чем является на самом деле, – назидательно произнесла королева, – я склонна поверить чистой любви Мирианды, чем многочисленным слухам, однако его это всё равно не вернёт. Так что следует просто забыть обо всём и жить дальше.

Филипп проснулся после того, как колесо повозки попало в глубокую рытвину. Повозку тряхнуло, и боль в плече пробудила Филиппа. Он открыл глаза и, оглядевшись, заметил дремавшего рядом с ним Коринета. Однако, едва пошевелился, пытаясь подняться с охапки соломы, на которой он лежал, Коринет открыл глаза.

Филипп охнул от боли, пронзившей плечо. Коринет придержал его, собираясь помочь лечь обратно, но Филипп, превозмогая боль, всё же выпрямился и занял сидячее положение.

– Воды, – голос у него был хриплый.

Коринет тут же протянул ему кувшин с водой. Филипп сам откупорил бутылку и приложил её к пересохшим губам. Прохладительная влага наполнила его тело. Он пил долго, пока кувшин не опустел. Филипп вернул пустой кувшин Коринету, который кинул его тут же, возле себя.

– Где мы?

– Проехали Бретиньи! Движемся к Орлеану!

– Останови повозку, – прохрипел Филипп, – дальше поедем верхом.

– Ты ещё слаб, – начал было Коринет, но, увидев взгляд Филиппа, крикнул кучеру, чтобы он остановился.

Коринет первым вылез из повозки. Потом он помог Филиппу выбраться. Филипп пошарил здоровой рукой по карману. Найдя несколько монет, он протянул их цыгану со словами:

– Спасибо, дальше мы поедем сами!

Цыган молча принял деньги. Дождавшись, пока они отвяжут лошадей от повозки, он повернул обратно на Париж. Филипп проводил его взглядом, затем оглянулся вокруг. Дорога была почти пустой, не считая нескольких крестьян, которые управляли старыми, развалившимися повозками, двигаясь по направлению к Орлеану. Слева от них, не более чем в двухстах шагах, находилась деревня, справа возвышался Бретюнский лес.

– Мы близко, – прошептал Филипп. С помощью Коринета он влез в седло. Коринет также взобрался в седло. Они тронулись вперёд, вслед за крестьянскими повозками. Прошедший дождь немного осложнял им передвижение, да и плечо Филиппа ныло всякий раз, когда он приподнимался в седле. По причине этого они продвигались очень медленно. Но несмотря на это, меньше чем через час после того, как они покинули повозку, с левой стороны показались строения постоялого двора.

– Где-то здесь, – пробормотал Филипп, он свернул коня, двигаясь по самому краю леса. При этом он пристально смотрел на стройные ряды деревьев. Наконец, он нашёл то, что искал. Это была едва заметная тропинка, ведущая в глубь леса. Филипп свернул коня на эту тропинку. Коринет последовал за ним. Лес дышал тишиной и спокойствием, изредка нарушая его щебетанием птиц, потрескиванием веток и прочими не совсем понятными для человека звуками. Филипп явно наслаждался, углубляясь в лес, в котором он так любил бывать в детстве. Коринет постоянно оглядывался по сторонам, особое внимание уделяя местам, откуда незаметно могли появиться люди. Однако тишина леса и его успокаивала. Так приятно было чувствовать себя в полной безопасности, после того, что они пережили в Париже. Они двигались около четверти часа, когда Филипп заговорил.

– Как я оказался в повозке? Я помню, как мы прошли во дворец, помню, как Мирианда ухаживала за мной, как уложили меня на постели и помню, – Филипп внезапно замолчал, а когда заговорил снова, в голосе прозвучала ярость, – помню, как герцог Барский обвинял меня в убийстве его преосвященства, помню, как он угрожал тебе, помню, что собирался пойти за шпагой… а потом как будто пропасть возникла, я куда-то провалился. Надеюсь, я убил герцога?

– Слава богу, нет, – прозвучал сзади Филиппа ответ Коринета, – убей ты его, бедняжка возненавидела бы тебя.

– Ты прав, – согласился Филипп, – Мирианда – прекрасная девушка, и я не должен расстраивать её… но что же произошло дальше?

Коринет был в замешательстве. Он не знал, что отвечать. Рассказать он ничего не мог. Пока Коринет раздумывал, Филипп к его счастью снова заговорил.

– Скажи, мне почудилось или Мирианда действительно рыдала?

– Бедняжка, когда увидела, что ты ранен, место себе не находила. Она действительно плакала и ухаживала за тобой, как может ухаживать лишь добрая жена, любящая своего супруга. Я думаю, ты и сам без моих слов прекрасно понимаешь, насколько сильно бедняжка влюблена в тебя.

– Да, – Коринет услышал вздох Филиппа и его тихий голос, – Мирианда заслуживает самого прекрасного, но не я тот человек, который сделает её счастливой.

– Почему?

– Почему? Кому это знать, как не тебе. Моя жизнь принадлежит прошлому. Для будущего ей нет места.

Они прервали разговор. Каждый из них был погружён в собственные мысли. Так они и ехали. Филипп впереди, а Коринет позади него. Прошло не менее двух часов после того, как они углубились в лес. Впереди послышалось ржание коней. Коринет и Филипп насторожились, но по-прежнему двигались в том же направлении. Тропинка петляла между вековых деревьев, с густыми, опускающимися почти до земли ветвями. Они двигались по очень узкому проходу, и как только тропинка стала расширяться, откуда-то сбоку раздался грозный оклик.

– Стойте, если вам дорога жизнь!

Не видя, кто сказал эти слова, Филипп остановил коня. Коринет схватился за топор, готовый немедленно вступить в бой. Сбоку вынырнули несколько человек. Глаза Филиппа наполнились слезами, когда он увидел белые перевязи, переброшенные через грудь этих людей.

– Приветствуем нашего монсеньора, – вооружённые люди преклонили колени перед Филиппом.