— А это наши ученики сажали… Ещё до войны… Многие не вернулись, кто-то без вести пропал… а берёзки вот… стоят памятниками… — директор горько вздохнул и замолчал.

В этот момент я его понимал как никто другой. У моих парней, который не вернулись с заданий, и могилки имеются, и родня, которая за ними ухаживает. Только памяти народной нет у ребят. Одни награды.

Я слушал, как шумят берёзы, и вспоминал школьный двор, в котором каждый год последние десять лет вместе с одиннадцатиклассниками мы передавали эстафету памяти следующему поколению. Бумажные голуби, шарики, свечи, вахты памяти… С каждый годом атрибутики патриотизма становилось всё больше и больше, а вот огня в глазах ребят всё меньше и меньше. Бесконечные акции, мероприятия, конкурсы и многое другое годами медленно, но верно перемалывало само понятие «патриотизм», пока не превратили его в труху.

Сейчас вот кинулись возрождать, прививать, восстанавливать. А как можно привить любовь к Родине? Нет такой прививки.

— Ну что, посмотрим классы, Егор Алексанлрович7 — предложил директор, прерывая молчание.

— С удовольствием, — отозвался я, и мы отправились в школу.

Ни парт, ни стульев перед крыльцом уже не было. Григорий успел всё занести и расставить, как велел завхоз.

— Любопытно, что же Григорий Степанович всё-таки уронил? А, Егор Александрович?

— Пожалуй, что да, очень любопытно, — согласился я, оглядывая школьный коридор, уставленный столами и стульями. — На первый взгляд всё целое.

— Уверен, так оно и есть! — доверительно сообщил Юрий Ильич. — У Степана Григорьевича не забалуешь. Ну, что, пошли знакомиться. Это мой кабинет, — указал директор на распахнутую дверь. — В том крыле у нас учатся малыши, с первого по четвёртый класс. Остальные кабинеты для пятого-десятого классов. Это учительская.

Мы заглянули в небольшой кабинетик, выкрашенный в приятный глазу нежно-голубой цвет. В нём стояли несколько столов, стулья, на стене висела вешалка, этажерки.

— Начнётся учебный год, принесу сюда плитку, иногда пьём чай, если окно. Понимаю, что нельзя, но как оставить учителя голодным? А перекус всухомятку очень вредит желудку, согласны? — пояснил Юрий Ильич.

— Категорически согласен, — кивнул в ответ.

— Вот тут у нас библиотека. С Зоей Аркадьевной познакомитесь после двадцатых чисел. Не стесняйтесь, берите любые книжки! Учебники она вам выдаст, — принялся объяснять директор. — Кстати, как у вас с ботаникой? — поинтересовался Свиридов.

— Не знаю, — пожал я плечами.

Я и в самом деле не знал. Современные уроки биологии скорее похожи на лекции первого курса в каком-нибудь биохимическом институте. Насколько я помню, в моё время мы в школе не проходили и половины того, что изучают школьники будущего.

— На уровне пестиков-тычинок, полагаю, — улыбнулся я, понимая, что директор начал второй заход, и отвертеться мне точно не удастся.

— Прекрасно, — просиял директор. — Попрошу Зою Аркадьевну, чтобы она завтра пришла в школу и выдала вам весь комплект. У вас будет вовремя подготовиться к учебному году. Написать конспекты, проштудировать методички. Географию, уверен, вы заранее на отлично. Я видел документы, диплом с отличием — это вызывает уважение.

— Ну… — я не знал, что ответить. Получается, директор хвалил меня за чужие заслуги, не привык я к такому.

— А это, Егор Александрович, — торжественно начал Юрий Ильич, остановившись у какой-то закрытой двери. — Кабинет десятого класса! Прошу! — директор распахнул передо мной двери и пропустил вперёд.

— Симпатично, — вырвалось у меня.

Кабинет украшали ситцевые занавески, на светлых стенах располагались портреты советских учёных и знаменитых путешественников. По всей длине задней стены класса разместились тяжёлые закрытые шкафы, покрытые толстым слоем краски.

Коричневый пол радовал глаз потёртостями и царапинами. На школьной доске чья-то рука написала «Пашка дурак!» — и забыла стереть.

— Дети, — смущённо улыбнулся Юрий Ильич и огляделся в поисках тряпки. Увы, в классе лежала только пыль и мусор, после того как из него вынесли всю мебель.громоздкие шкафы, судя по всему, встраивались прямо стену, и выносу не подлежали.

— Ну как вам? — с тревогой в голосе поинтересовался директор.

— Ничего так, немного привести в порядок, и будет самое то, — обтекаемо ответил я, прикидывая объём работы.

Судя по всему, мне предстояло отремонтировать этот класс к первому сентября.

— Вот и замечательно, вот и чудесно! — обрадовался Юрий Ильич. — А ребята вам помогут! С понедельника у десятого класса начинается трудовая практика. Будем красить, строгать, подметать. Попросту говоря, будем готовить школу к очередному Дню знаний. Завтра ваши придут, познакомитесь и, как говорится, труд — он объединяет! Уверен, вы подружитесь!

— Мои? — переспросил я.

— Ваши, ваши, Егор Александрович! Ваш десятый класс! Замечательные ребята, я вас уверяю! Их немного, четырнадцать человек. Так уж получилось. Семь мальчиком и семь девочек, да! Две отличницы, один отличник. Остальные по-всякому… Да, хорошие ребята! Ну что, берёте? — директор с надеждой посмотрел на меня.

Можно подумать у меня в этой ситуации есть выбор.

— Беру, — улыбнулся я.

— Вот и хорошо! Вот и славненько! Вы тут осматривайтесь! А я пойду разыщу Степана Григорьевича. Распоряжусь выделить вам стол и стул, и указку сделать. И мел нужен мел! Всенепременно!

Бормоча себе под нос список необходимых вещей, которые надобно выдать молодому учителю, то есть мне, Юрий Ильич торопливо покинул класс, оставив меня одного созерцать паутину и хлопья пыли. Я прошёлся по скрипучим полам, распахнул окна, вдохнул терпко-сладкий августовский день и негромко сказал сам себе:

— Ну, вот ты и стал папой, Сан Саныч. Классным батей четырнадцати подросткам. Добро пожаловать назад в школу!

— Кхе-кхе… Егор… Александрович… — раздалось за моей спиной.

— Слушаю вас, Степан Григорьевич, — откликнулся я, увидев на пороге класса мнущегося завхоза. — Что-то случилось?

— Если не заняты, пойдёмте со мной, выделю вам орудия производства, — предложил Степан Григорьевич. — Я завтра с утра в район, а вам тут работать с архаровцами. Инструмента не будет, пиши пропало, ничего делать не будут, паразиты.

Завхоз выжидательно на меня уставился.

— Как скажете, Степан Григорьевич. Но, может, зря вы так про ребят? Десятый класс всё-таки, взрослые, ответственные…

— Кто? Олькины шалопаи? — изумился завхоз с забавной фамилией Борода. — Сбегут, как пить дать, сбегут. Если инструменты сразу в руки не всучить. Самые шалопаи и есть. Особенно пацаны. Девочки те да, порядочные, хорошие девочки. Ответственные, хозяйственные, исполнительные. Нинка Новикова с Дашкой Светловой медалистки. Пашка Барыкин тоже. Остальные так, ни рыба, ни мясо. Хулиганьё, — завхоз хотел сплюнуть, но вспомнил что он в школе, и воздержался.

— Прям-таки хулиганьё? — не удержался я от подначивания.

— Ну, сам посуди, Егор Александрович… — хмыкнул завхоз. — Вовка Свирюгин, Федька Швец, Горка Волков…

— Горка? — удивился я. — Это что ж за имя такое интересное.

— Горка? Обычное имя. А, вон вы про что, — кивнул завхоз. — Егор он, по паспорту.

— И что с ними не так?

— Курят, паршивцы, — сдал пацанов Степан Григорьевич. — Ладно б за школой, так за углом мастерской курят, паразиты! — возмущённо засопел завхоз.

— Беседу проведу. Только сомневаюсь, что беседа о вреде курения как-то поможет изменить точку зрения на эту пагубную привычку, — хмыкнул я.

— Чего изменить? — завхоз покосился на меня с подозрением.

— Курить не бросят, хоть кол на голове теши.

— Это точно, — согласился завхоз. — Но ведь паразиты, пацанятам бэчики продают! Нехорошо!

— Нехорошо. Почём торгуют?

— Копейка. И ведь покупают, шельмецы. А потом тошнит, с уроков бегут, — посетовал Степан Григорьевич. — С проверочных работ, хитрецы мелкие. Пришли.