На столе стояли бутерброды с маслом и красной икрой, порезанный ломтями куриный рулет с черносливом, поддон с холодцом и квашеная капуста, кабачковая икра, какие-то соленья и большая миска, видимо, с варёной картошкой (была плотно укрыта полотенцами).

– А потом будем делать плюшки с яблоками и корицей. Я уже, вон, тесто с утра замесила, – Катя кивнула в сторону столешницы.

– Обожаю твои плюшки, – сказал Миша и прокомментировал Юле: – Катя очень вкусно готовит.

– А Юля мне помогать будет, такое у меня правило: кто пришёл в дом, тот помогает. Ты, давай-ка, тоже тарелки расставь. Уселся он!

Сказав это, Катя шлёпнула Мишу, который после её слов лениво поднялся, по попе. Уткнувшись взглядом в бутерброды, Юля сделала вид, что не заметила этого. Может, в их семье ничего не видели в таких жестах, но Юля смутилась.

Миша расставил тарелки, разложил приборы. Теперь всё было готово для обеда. Юля, уже очень голодная, была рада приступить к еде. Она положила себе картошки и взяла кусок куриного рулета. От стеснения вкуса она почти не чувствовала. Зато Миша наворачивал холодец, и картошку, и всё, что было на столе. Катя не ела, следила за тем, как едят они, и как будто бы умилялась.

– Вот как уплетает! Молодой организм! – усмехнулась она и потянулась за пачкой сигарет.

– Ты вкусно готовишь, что я могу поделать? – ответил Миша с набитым ртом.

– Вкусно готовишь, – передразнила его Катя, затянулась и, выдохнув дым кверху, как-то пристально посмотрела на Юлю. – Получается, в институте познакомились?

– Я же тебе рассказывал.

– Ты, оболтус, мне так, вкратце описал. Я хочу у девочки узнать.

Юля рассказала, как ей написал Миша, как он потом пришел с утра с розой. Любопытство тёти ей было понятно: самой нравилось слушать чужие истории отношений. Умолчала только, что она знает о Мишиной жене и о грядущем разводе, но Катя перешла к этому сама.

– Бывшая жена выдворила его, считай, на улицу, – Катя покачала головой и злобно покосилась куда-то в сторону: – Парню нужна была помощь.

Юля кивнула.

– А у нас тут комната… Вот такая дрянь… Ну ничего, Мишань…

Катя переглянулась с Мишей и подмигнула ему. Юля удивилась, что такие близкие доверительные отношения могли сложиться между взрослой женщиной и молодым парнем. Катя, наверное, так реализует свой невостребованный материнский инстинкт, ведь детей, насколько было известно Юле, у них с мужем не было.

После Катиных слов повисла неловкая пауза. Но, к счастью, в кухню тут же вошёл пожилой мужчина. Спортивные штаны еле держались на его костлявой талии, в них была заправлена футболка из синтетики, она была вся в катышках. Его русые волосы казались тонкими и сальными и блестели в свете люстры. В худощавых, но неожиданно жилистых руках он держал пачку сигарет и зажигалку.

– Здравствуйте, – сказал он мягко и посмотрел на Юлю большими голубыми глазами.

Юля поздоровалась.

– Ром, уйми Боба. Иначе я ему сейчас бошку разможжу. Чего он разлаялся? – обратилась к мужу Катя.

– Ничего-ничего, – сказал Роман Маркович, говорил он спокойно и как будто с иронией, а глядел с хитринкой. – Сейчас дам ему поесть, и он уймётся. Мне знаешь что?

Катя сморщила лоб и наклонила голову, мол, что ещё.

– …Леонидыч звонил. Говорит, что подарок тащат огромный. Я говорю, вы чего там удумали? Слона подарить решили? – Роман Маркович посмеялся, отрывисто, словно закашлялся. Всё это время, пока стоял у входа, он норовил засунуть в рот сигарету, но всякий раз не доводил её до рта, рука подвисала на уровне груди.

– Передай Витьке, что не надо мне подарков, – сказала Катя, по её лицу скользнула улыбка, и Юля поняла, что это всё то же грозное кокетство, которым она приправляла все свои слова. – Ладно, иди. Я сама Галине скажу.

Катя махнула рукой на Романа Марковича, и тот послушно скрылся за дверью. Она потянулась к подоконнику за телефоном и, достав его, начала там набирать сообщение, приговаривая:

– Это сегодня у нас друзья собираются… По случаю моего дня рождения…

– Ой, я не знала, – Юля смутилась. – Поздравляю вас!

– Не, не сегодня день рождения.

– У Кати уже был. Во вторник, – объяснил Миша.

– Решили собраться в субботу, посидеть. Так всем удобнее, – Катя наконец отложила телефон и заговорила быстрее. – Все свои. Миш, ты всех знаешь… Витька с Галей, Скворцовы, Максим с Леной… Шершеневич, наверное, будет… И вы…

– Спасибо, но я, наверное, не смогу, – смутилась Юля и выразительно посмотрела на Мишу, мол, помоги мне отмазаться. Они с Мишей собирались поехать к ней и субботний вечер провести вместе.

– Я тоже поеду. С Юлей, – улыбаясь, ответил Миша, и посмотрел на Катю.

– Уедешь? – она подняла обе брови.

– Да.

– А я думала, ты поможешь мне тут. Ладно, езжай. Когда ещё, если не в вашем возрасте… Потом, знаете…

Катя начала суетливо собирать со стола тарелки. На последних её словах на кухне снова появился Роман Маркович и, притулившись у дверного косяка, стал наблюдать за женой с той же иронией во взгляде, с которой, кажется, глядел всегда.

– …в пятьдесят четыре совсем другая жизнь начинается, – продолжала Катя.

Роман Маркович усмехнулся.

– …Совсем другая жизнь, – сказала она, а потом каждое слово повторила, но уже с особой интонацией. – Совсем… Другая… Жизнь…

– Ай, Кать, – усмехнулся Миша, с тревогой наблюдая за её беготней между столом и раковиной. – Чего ты?

– Какая я тебе Кать? – с наигранным возмущением ответила Катя. – Я уже взрослая девочка. Тётя Катя… Екатерина Борисовна, вообще-то… Ты на работе, мне смотри, не катькай!

Она закинула тарелки в мойку и на снова чистый стол с грохотом водрузила миску с тестом.

Наблюдая за Катей, Юля испытывала трепет. Она была такой неожиданной в своём поведении, невозможно было предсказать, загрустит или развеселится она в следующую минуту, и вообще, серьёзно ли она сейчас с тобой говорит или шутит, взгляд у неё был неизменно строгий.

Юля заметила, что Катя, говоря с ней, часто смотрела не на неё, а как бы на макушку, и вначале её это смутило, но постепенно она стала к этому привыкать, как привыкла и к непредсказуемости и резкости в выражениях.

– Давайте помогу, – подскочила Юля.

– Конечно, давайте. Вместе быстрее сделаем. И оболтус пусть помогает, а то расселся как султан.

Катя сделала вид, что замахивается дать Мише подзатыльник.

– А где руки помыть? – спросила Юля.

– Вон, иди девочке покажи, туалет где.

Миша пошёл на веранду, и Юля за ним. Туалет – пластиковая дверь в дальнем углу веранды. Там помещались душевая кабина, унитаз, раковина с пластиковым зеркалом, но едва поместились Миша и Юля. В туалете было холодно, и от их движений хрустела пластмасса на стенах и полу, точно в жилище Барби и Кена.

Юля покрутила кран и сунула холодные руки под горячую воду, и не столько мыла, сколько грела. Своими руками Миша обхватил Юлины руки. Юля подняла голову и посмотрела на него.

– Всё хорошо? – спросил Миша.

– Ага.

– Катя забавная. Строгая, но добрая. Не испугалась её?

– Нет, я её поняла. И ещё поняла, что у вас близкие отношения.

– Она просто помогает мне… С ней, если поговорить… Она вообще очень глубокий человек, умная женщина.

– Она не против, что тебя не будет здесь вечером? Ты можешь остаться, ничего страшного.

– Не, я с тобой хочу. Ну что мне, со стариками сидеть, что ли?

Прикрыв глаза, Миша начал водить носом по Юлиным волосам.

– Твои родители сегодня на дне рождения же? – спросил.

Юля кивнула и, вытерев руки о полотенце, висящее на таком же хлипком, как и всё в этом туалете, крючке, вывернулась из Мишиных объятий. Миша намекал на очередную попытку заняться сексом сегодня у неё дома, но после вчерашнего ей было противно об этом думать.

– Пойдём уже, – сказала.

Миша вышел за ней из туалета, и они вернулись на кухню, где Катя уже раскатывала тесто.

– Нарезайте вот на такие квадраты, – Катя указала на свой идеальный квадрат теста. – Сначала давайте так, а потом покажу, как сворачивать.