Всё работало как часы, а Ольга – и радовалась, и грустила. Радовалась, потому что, наконец, догрызла ту самую землю. Из ободранной комнаты в общаге, куда они с тогдашним мужем Вадимом принесли из роддома Юльку, они переместилась в двушку в центре города с евроремонтом. И грустила, потому что больше «грызть» было как будто бы нечего, а за карьерой в Москву она ехать не собиралась. Оставалось следить, чтобы ничего из построенного не сломалось. Сломать же всё было непросто: растущая экономика тащила банковский сектор, как солёное море своих пловцов, а крупные банки, вроде «АгроПромБанка», и подавно не испытывали существенных трудностей.

Главный филиал банка находился в историческом здании тысяча девятьсот сорокового года постройки по улице Коммунистической. Там у Ольги был типично-директорский кабинет: просторный, с рабочим столом, основательным, точно сделанным не из дерева, а из мрамора, и примыкающим к нему длинным столом для переговоров; со шкафом для хранения верхней одежды и кофемашиной «Delonghi» с двенадцатью видами кофе. На столе – традиционный настольный набор для руководителя: подставка для визиток, канцелярский нож, лоток для бумаг, чёрная кожаная накладка на стол, золотистые перьевые ручки, которыми никогда не писали (для таких случаев в этом же лотке торчали обычные шариковые). На стене в золотистой раме висела карта с филиалами «АгроПромБанка», отмеченными, словно точки сражений, красными флажками.

Сотрудники Ольгу любили и немного побаивались. Или лучше: побаивались и немного любили. Рабочие костюмы у неё были как футляры, но каждый с капелькой искусства, с какой-нибудь брошкой из драгоценных камней и металлов, и всегда в виде чего-нибудь прекрасного: птицы, цветочка, жучка или стрекозки, ну или в непростые дни – логотипа банковского значка.

Окна её кабинета на втором этаже выходили на новый жилой дом, отделанный под старину. На первом этаже того дома находилась любимая кофейня Ольги, «Кофейня Гримм». В обед она ходила туда морально выдохнуть.

Сверху, прямо над кофейней, располагалась жилая квартира. Мужу и жене на вид обоим около сорока, но моложавые, и у них девочка семи лет. Когда Ольга впервые заметила её, прыгающую по их модерновой (тысяч триста, наверное, за неё отдали) кухне, аккуратные косички летают вверх-вниз, то с тоской вспомнила, что Юлька такой не была, с этой всегда были проблемы, чтобы причесать, а сделать хвост – и подавно, Юлька столько на месте не сидела. После трёх лет с ней и сам чёрт бы сладить не мог. Не ребёнок, а наказание какое-то. Вредная, капризная. Чуть что не по её было – сразу нахохливалась.

Ольга следила за этой семьёй напротив от скуки, но себе объясняла, что тренирует зрение. Просто улица была слишком тихая и безлюдная, тренировать зрение там было не на чем, только изредка к дому напротив набегали мамочки с детьми (там, через стенку от кофейни, работал центр детского творчества). Поэтому в ту пятницу двадцать второго апреля Ольга снова погрузилась в рутину семьи напротив.

В коротком шёлковым халате мамаша намазывала масло на кругляшки багета. Её муженёк (Ольга проскользила взглядом по его пальцам правой руки, убедилась, что там кольцо), потянулся облизать ей пальцы, она убрала руку. Он наклонился, и почти потерял равновесие, но в итоге чмокнул её в щёку, женщина засмеялась.

Ольга сделала глоток кофе. Тепло и уютно было в её тёмном закрытом кабинете. Ещё пара глотков и свет всё-таки придётся включить, загудят потолочные лампы, и дверь тоже придётся открыть, чтобы каждый мог не только зайти и доложить о делах, но и увидеть, что директор на месте, звонки делаются, встречи ведутся.

Зная, насколько священен этот первый час рабочего дня, секретарша Леночка к самому приходу Ольги – а Ольга никогда не опаздывала – ставила на директорский стол поднос с кофе и с хрустящими бискотти с миндалём и сушеной клюквой. Такие продавались только в одном магазине в городе, и Леночку всегда отпускали в рабочее время пополнять запасы.

За тем, чтобы директриса ни в чём не нуждалась, Леночка бдила по-военному ответственно. Она даже изобрела для начальницы особый рецепт кофе: капля эфирного апельсинового масла и щепотка корицы.

Ольга говорила, что Леночка – душа коллектива, хотя Леночка сидела не в основном зале, который был на первом этаже, а в её приёмной, на втором, в общем-то в одиночестве, не считая ожидающих аудиенции сотрудников и клиентов. Ольга ценила энтузиазм и заботу секретарши и ту большей порцией личного общения. В отличие от других подчиненных, с которыми она держала необходимую для работы дистанцию, с Леночкой она разрешала себе обсудить и отпуск, и косметику, и десерты в кофейнях города. Всё потому, что по финансам, если вычесть траты Ольги на Игоря и дочку, они были практически ровней.

В банке Леночка получала двадцать две тысячи, ещё около пятнадцати она зарабатывала на своих «маленьких увлечениях для души». Год назад это были нумерология и энергопрактика, теперь вязание игрушек и рисование мандал, а также гадание по мандалам других, но такие заказы появлялись нечасто. Кроме того, у Леночки был джокер в рукаве – карта, привязанная к счёту мужа, держателя пары-тройки игровых автоматов.

Вот уже полгода как Леночка вязала игрушки из плюша и львиную долю выручки делала прямо на рабочем месте. Стоило какому-то сотруднику войти в приёмную и усесться на стул, напротив, как из тумбочки хитро улыбавшейся секретарши выскакивали собачки, кошечки, зайчики.

Дети банковских сотрудников из всех отделов: из обслуживания физических и юридических лиц, ипотечного, валютного, а также отпрыски кассиров, безопасников и даже инкассаторов – все играли в Леночкины игрушки. Одной только Ольге Леночка ещё не предлагала свой товар: то ли боялась порицания за партизанскую торговлю, то ли по часто поджатым губам начальницы понимала, что спроса нет. Да, в этом они не сходились, но было у них другое: Леночка несла Ольге личные неурядицы, могла даже всплакнуть в чашку с кофе: то снова задержка у неё случится, то со свекровью снова скандал, то муж загулял, тоже снова.

Удивительным образом у Ольги находился совет на любой случай: она не осуждала, лишь журила с высоты личного опыта. И это Леночку даже успокаивало, как исповедь и последующее отпускание грехов.

Опыт у Ольги был богатый. Ну хотя бы целых восемнадцать лет семейной жизни с Вадимом Метельским, «человеком неимоверно трудного характера, но с моторчиком»: когда-то он даже прославился на весь Смоленск благодаря тому, что в своём бистро «Мастер Шеф» стал предлагать посетителям первые в Смоленске бургеры и картошку фри, и лишь годами позже в городе появились другие рестораны быстрого питания, сети, типа «Домино» и «Макдоналдс».

Когда Ольга была в хорошем настроении, то говорила о бывшем муже с гордостью. Такие хвалебные речи всегда хорошо работали на Игоре, а именно, поселяли страх, что Ольга ещё может вернуться к Метельскому, который вроде бы, со слов той же Ольги, был очень даже за.

С Игорем Ольга познакомилась, когда ещё была замужем. Три года назад он пришёл к ней в банк собеседоваться на вакансию клиентского менеджера VIP-сегмента.

Ольга и её заместительница Дарья Киселёва изучили резюме. Молодой, тридцать два всего, но послужной список приличный. Начинал с младшего операциониста в «Россельхозе», дорос до главного операциониста, затем до руководителя группы. С менеджерским опытом, предприимчивый, трудолюбивый (другие так долго в банках не живут). Смущал лишь один факт.

– А почему уходить решили? – спросила Дарья Киселёва.

– Знаете, не вижу перспектив ни для развития, ни финансовых. Готов, чувствую, что готов, брать больше ответственности. И зарплату, конечно, хочется побольше.

– Понятно, – протянула Дарья Киселёва. – Ну что сказать? Мы развиваемся активно. И платим хорошо сотрудникам. Но мы абы кого не берём. Нам нужны профессионалы, учить, как говорится, на передовой некогда.

Ольга была благосклоннее замши, Игорь сразу ей понравился. В нём она увидела молодую себя: как и она, Игорь приехал из маленького городка, из Рославля (почти тот же посёлок, что и Ольгина Ельня). Игорь – шестой ребёнок в семье, а Ольга – единственная у мамы, но та тянула её без отца, так что на табло один-один. Он пробивался с низов – ни знакомств в банковском секторе, ни удачи, только тяжёлый честный труд. Ольге всё было про него ясно.