Теренс, потянув Иден за запястья, усадил её к себе на колени, впившись пальцами в её бёдра. К общему удивлению, сопротивляться она не стала, лишь мягко поцеловала возлюбленного в макушку. Подобное поведение считалось аморальным в обществе: джентльмен не должен касаться дамы без перчаток, к тому же целовать, да ещё и на людях. Более чем безумным казалось проявление нежности со стороны Иден. Все переглянулись, но промолчали.

– Хорошо, и каково заключение? – вновь заговорила Гретта.

– Её отравили.

– Мышьяк?

Я кивнула.

– Ты проводила основное вскрытие?

– Тело вскрыли ещё в Молдавии, но что меня удивило, так это то, что содержимое желудка осталось в нём, а вместе с ним – причина смерти.

– То есть хочешь сказать, вскрытие проведено не было?

– Что-то вроде того. Был сделан только основной разрез для вида.

– Очень интересно. Они прислали заключение?

Я пожала плечами.

– Профессор Руссу умолчал о деталях.

– Что ж, вы действительно отлично поработали. Думаю, я смогу договориться с матерью.

– Спасибо. – Джереми вёл себя сдержанно, но пальцы заметно подрагивали.

– Только будьте осторожны. Вы двигаетесь в правильном направлении, а убийцам этого не нужно. Будьте внимательны к деталям; прислушивайтесь к тому, о чём говорят служанки, и самое важное – не пропускайте мимо ушей слухи. Они порой правдивее самой правды.

Дверь в кабинет директора с шумом захлопнулась. Губернатор и его жена спустились по лестнице, и мистер Креста, опираясь на позолоченную трость, шагнул навстречу сыну; его усы едва покрылись сединой, но выглядел он по-настоящему роскошно. Признаться, мать Джереми вызывала во мне больше тёплых чувств, нежели его отец. Как дети тех, кто состоит в Общине, мы с Джереми были знакомы ещё задолго до Академии, и его мать всегда казалась мне воплощением всего святого.

– Сынок, как ты себя чувствуешь? – С женской нежностью она коснулась его волос. Лицо озаряла улыбка.

– Знаю, ты хочешь объясниться… – От низкого тембра у меня внутри всё сжалось. Джереми сглотнул, нелепо вытягивая шею, словно пытаясь быть выше отца. – …но я всё равно не желаю пытаться понять, почему ты хочешь здесь остаться.

– Тогда есть ли мне смысл что-то говорить?

– Нет, – ответил отец, качая головой. – Думаю, нет.

– Александр, не будь таким…

– Директор заверил меня, что в стенах Академии ты находишься в безопасности, и хоть я не сильно ему верю, но, посоветовавшись с твоей матерью, всё же принял решение не ограничивать тебя в отношении обучения. – Мужчина, мягко стукнув концом трости о пол, хмыкнул. – Пока что.

Джереми заметно расслабился. Миссис Креста потянулась к нему с объятьями, и тогда мы поняли, что пора оставить семью наедине. До полуночи мы разбрелись по спальням. Пока Иден копошилась в ванной, я грела замёрзшие ноги у камина, попивая чай. Стрелка часов медленно подбиралась к половине одиннадцатого. Желудок предательски скрутило, и я была вынуждена отказаться от остывшего ужина.

***

Полночь. Академия, привычно залитая тёплым светом изнутри, вдруг погасла и приобрела зловещий вид. Под мерцающими фонарями виднелись статные фигуры представителей дополнительной охраны. Мы всей группой пробирались через сад, стараясь избегать хрустящих под ногами листьев. В павильоне было тихо. Никаких следов Добродетеля и ничего такого, что указывало бы на его присутствие.

Теренс опустился на ступеньку каменной лестницы. Я села рядом, наблюдая за тем, как ночная стража блуждает по периметру, высоко задрав головы. Павильон находится поодаль от всех корпусов по другую сторону сада. Так как к озеру студенты выбирались не часто, директор решил оставить эту территорию Академии без охраны. Всем было ясно, почему аноним назначил встречу именно в этом месте.

– Как ваши ощущения? – поинтересовалась Мэгги, потирая озябшие ладони.

– Головокружительные, – ответила я, вскидывая голову к потрескавшемуся потолку. – Ох и дурно мне, дорогие мои. Словно после испарений опиума.

– Точно так же, – отозвалась Иден. – У меня в груди встал вязкий неподвижный ком; дышать не могу.

– Эта внутренняя тревога – самая коварная, – отметил Теренс.

– Осень 1970 года… – медленно, вполголоса произнёс Томас. – Шестеро студентов посреди ночи пробираются в павильон, чтобы добровольно столкнуться с убийцей, орудующим в стенах Академии Святого Марка.

– Хм, учёный, – ухмыльнулся Джереми. – Вам, будущий профессор, в поэты бы: россказни писать, да людей своим «богатым романтичным восприятием мира» радовать.

– Доброй ночи, дамы и господа. – Я вскочила, невольно отступив назад и прислонившись спиной к колонне. – Надо же, все здесь. Видимо, стимул был достаточно хорош для вас, чтобы вы всё же рискнули прийти сюда.

– Откуда голос? – пробормотала Мэгги.

– Вы же не думали, что я раскрою себя так легко, верно? – Он хрипло хохотнул. – Ох, дети… Порой вы так наивны; мне хочется представить вас невинными.

Томас напряжённо сомкнул челюсти, надевая на пальцы чёрные перчатки. Он расправил плечи, словно болтовня убийцы ему наскучила. Остальные не двигались, а я порой и вовсе забывала дышать.

– Но, увы, вы отнюдь не невинны, иначе вас здесь не было бы, не правда ли? Каждый из вас совершил нечто грязное, постыдное, уму непостижимое! Вы, мои дорогие, храните тайны, которые способны разрушить немалое количество жизней.

– Да, мы всему виной, – взорвался Джереми, – и именно поэтому ты включил благодетеля и, вместо того чтобы жизнь мисс Чарльз была бесповоротно разрушена, решил облегчить её страдания и убить!

– Мисс Чарльз была грязной. Она причина, по которой гниёт этот мир. Что, на ваш взгляд, нужно сделать, когда гниёт рана? Правильно, ампутировать конечность, чтобы заражение не пошло дальше. Это я и сделал. Я отрезал одну из гниющих конечностей этого мира. Но теперь это вышло мне боком. Я привлёк внимание. Директор встревожен, и это нехорошо. Очень нехорошо. Я больше не могу свободно передвигаться по Академии. Мне кажется, на меня все смотрят.

– Да что ты? Неужели ты думал, что тебе всё сойдёт с рук?

Нас окружил негромкий призрачный хохот. Я поёжилась, и тотчас рука Джереми обвилась вокруг моих напряжённых плеч. Убийца везде; его низкий голос обволакивал меня, будто тряпичную куклу.

– Сколько смелости в этом тонком голосе! Мисс Элис, может, мне стоит открыть миру вашу нескромную тайну? Напечатать её в утренней газете, положить под каждую дверь, чтобы каждый житель Лондона узнал, как вы, маленькая девочка, грешны!

Иден поморщилась, но гордо расправила плечи, словно угрозы Добродетеля для неё – пустой звук. Признаться, я завидовала её цельности; она умеет быть рассудительной в безумных ситуациях. Иден – трезвость ума, которая обычно уберегает нас от импульсивных решений.

– Или, мисс Морис, поговорим о ваших секретах? – обратился он ко мне. Я невольно впилась ногтями в ладони. – Разве вы способны отказать мне? Или ваша память так коротка, что последняя поездка в Венгрию бесповоротно стёрта из вашего подсознания? Если так, то я с радостью освежу вашу память.

– Чего ты хочешь? – перебил его Джереми.

– Правильный вопрос, мистер Креста. Чего же я хочу? – Добродетель на мгновение замолчал. – Мне понадобится всего одна маленькая услуга. Вам ничего не стоит, ведь, насколько мне известно, некоторым из вас не впервой.

– О чём речь?

Добродетель засмеялся.

– Ох, не волнуйтесь. Ничего особенного. Вполне вероятно, что исполнение моей просьбы доставит вам некоторое удовольствие.

Вокруг – напряжённая тишина. Мы бросали друг на друга нервные взгляды, ожидая, когда нас вновь окружит мужской голос.

– Вы должны избавиться от Дакоты Крессит.

Момент, когда ты понимаешь, что главную партию в этой жизни ты уже проиграл. Контроль над нами – в руках убийцы, и теперь выбор невелик: исполнить его волю и помочь избавиться от запланированной жертвы или подвергнуться смертной казни?